Глава 4. А у нас и пища заготовляется на долгое время, и одежда сообразна с временами года, и дом защищает от стужи и от жара, а равно от всякой непогоды, не оставляется также в небрежении приобретение денег, имущества и всякого излишнего вещества. И как же нашей жизни равняться с жизнью тех, которых не тревожили даже помышления о представлении телесного, но чистое некое вожделение Божественного, непрестанно восхищая их в превыспреннее, убеждало забывать о том, что на земле почитается блистательным?

Они ничего не имели на земле, кроме тела, которое природа удерживала долу, как обыкновенно тяжелое и неудобоподвижное к горнему шествию, потому что и его желали бы иметь с собою там, где пребывали умом, размышляя о Небесных благах и никогда не отвлекаясь от тамошнего наслаждения и тамошней пользы, если бы природа не возвращала их опять к телесной потребности, благоговением к Связавшему душу с телом понуждаемых заботиться и о теле, отчуждение от которого по опыту признавали и полезным, и должным.

Ибо всякий рачитель действительно признает утратою и кратковременное занятие служением плотскому, почитая прекрасно проведенным то время, которое употреблено на делание лучшего, зная, что и там не потерянным найдет тот один труд, который прилагал он о преуспеянии души, а не тот, который обращал на попечение об услужении телу и который во время потребности удовлетворял нужде, а по миновании оной ни к чему стал не годен, вчера был полезен, а сегодня и незаметен.

Глава 5. Ибо такова потребность телесная: быстро течет и проходит, в прошедшем не имела она промышления о настоящем и в настоящем не имеет о будущем, врачует настоящее и неполезное при недостатке в будущем. А труд добродетели есть семя, дающее неоскудевающий плод, и во время самого дела радует совесть ожиданием наслаждения, и по переселении отсюда оказывается благолепным и споспешествующим вечному веселию; и прошедшее в нем не бесполезно, если только неразумная страсть тщеславия не расточит собранного: даже не приведенное в дело, но твердо предположенное почитается в нем наравне со сделанным, потому что рассудительно предпринятое с доверием приемлется как действительно совершенное по нелживым уже обетам, хотя бы заботливо преднамеренное не имело удобного времени к исполнению и не успело прийти в дело.

Так правдиво судит Истина, чтобы и в угодность людям делаемое признавалось совершенным поступком, который непременно был бы приведен в совершенство, как было к тому усердие, если бы какая–либо необходимость не воспрепятствовала усердию достигнуть конца.

Так помыслы переходят от лучшего к худшему и от худшего к лучшему, иногда спасительно, а иногда пагубно изменяясь из одного в другой, к пользе по тщательности или к ненадлежащему по лености произволения.

Глава 6. Посему приступающим к деланию доброго Господь предлагает совет: «Егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже в тайне» (Мф.6:6); и еще: «Егда убо твориши милостыню, не воструби пред собою» (Мф.6:2), повелевая избегать делаемого напоказ, как вредного. А Пророк, говоря, что «собираяй мзды собра во влагалище дираво» (Агг.1:6), показывает, что развращенною целию безумного славолюбия уничтожается труд, как в разорванном мешке, проходя в сердце, не огражденном скромным образом мыслей.

Ибо оно есть «сокровище» и отовсюду крепко устроенная твердыня, «идеже ни червь, ни тля тлит, и идеже татие не подкопывают, ни крадут» (Мф.6:20); под червем же разумеется рождающееся внутри самомнение и уничтожающее, что в людях есть доброго, а под татями — извне привходящие похвалы, и безрассудством, и кичливостию внезапно расхищающие драгоценности, собранные многим трудом добродетели. Как червь поедает вещество, из которого получил бытие, и тати, подкапывая стену, уносят тщательно накопленное, так помысел, подвигнутый добрыми делами к превозношению, уничтожает приобретенное, а похвалы людей всякого сброда подкапывают нетвердый образ мыслей и не допускают внутрь ничего хорошего, законно вносимого извне и отвергаемого отверстием ушей. Но никто да не будет столько преодолеваем страстью и усыпляем славолюбием, чтобы потерпеть совершенную утрату трудов своих, но да трезвится, даже когда и подкапывают, и убиет злоумышленных до нанесенного ими ущерба, поразив их во время самого подкапывания мысли, прежде нежели ясно воссияет солнце и мысль соделает действием.

Глава 7. Сие ясно повелевает Закон, говоря: "«Аще же в подкопании обрящется тать, и язвен умрет, несть ему убийство: аще же взыдет солнце над ним» (Исх.22:2–3)

Соглашающийся на дело явно худое справедливо делается подлежащим суду; по пристрастию уступив как бы пойманному при солнечном свете неприятелю и всеми силами не боровшись с явным врагом, чтобы при самом нападении вредных помыслов, когда начинается подкоп, были они поражены и в битве пали мертвыми. Ибо в таком случае жизнь его не была бы уже подвергаема браням, но исполнена радости и он увеселялся бы, наслаждаясь тем, потерю чего незадолго пред сим готов был горячо оплакивать.

Таков был и Тот, Кто говорит: «Из самых уст звериных исторг я «две голени, и обушие уха» (ср.: Ам.3:12), прежде нежели было сие пожрано, приемля и присвояя Себе». Помысел ли вожделения запутался ногами в делах земных и препятствовал пока преуспеянию в лучшем, или слово могло посредством слуха растлить добрый нрав, как зверям, в отверстой пасти держащим похищенные члены, Пророк не дозволяет им делать вред, предупреждая гибель мощною рукою и трезвенностию останавливая приближающееся покушение.

Глава 8. Не меньшей находящегося в устах у зверя подвергается опасности и тот, кем начала обладать страсть. Он так же близок к тому, чтобы стать пленником, как и тот — быть пожранным, если, вскоре пробудившись, не избежит угрожающей гибели. Посему и опытные в искусстве пастырства Давид и Иаков, хвалясь многосведущею в оном осторожностию, говорят — один: я–де брал медведицу за гортань и сокрушал льва (см.: 1 Цар.17:34–35), то есть поглощенное возвращал к жизни невредимым, а другой: «Звероядины не принесох к тебе: аз воздаях тебе от мене татбины денныя и татбины нощныя» (ср.: Быт.31:39), то есть не дозволял, чтобы приходило что–либо в смертоносную деятельность неразумных и скотских пожеланий.

А если нечто не важное и не представляющее большей опасности парением ума было иногда похищаемо, например, сказано что–либо ненадлежащее или выслушано от сказавшего другого, то похищенное из дому немедленно я–де возвращал, за ошибку, допущенную по нерадению, вознаграждая усиленным старанием и сим исправлением делая, что то же самое вносимо было в список других доброт, чтобы тело всей добродетели было цело и невредимо, не имело недостатка или искажения ни в одной из частей, служащих к лепоте естественного его благообразия. Предпочтенный же в лике Апостолов и всегда шествовавший впереди их Петр, уловлявший мрежами рыб и сетями благодати людей, показывает и зверя, и неистовство, с каким он пожирает, говоря: «Супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити» (1 Пет.5:8).

Глава 9. В точности дознаем, что иной сперва по лености бывает в устах льва и может как быть поглощенным, так и выйти из уст, но сам делается виною того или другого, вознерадев или приложив о себе старание, силою воли избирая что хочет, произвольно делается принадлежащим к части спасаемых или погибающих. Посему–то, конечно, и великий Павел, ясно рассмотрев помышления врага и не не зная его ухищрений на погибель обольщаемых им людей простодушных, повелевает того, кто по великому упадку духа в устах уже у льва, извлекать ободрением и многим утешением, говоря: «Да не како многою скорбию пожерт будет таковый» (2 Кор.2:7), когда близок к тому, чтобы выйти из оной, если восприимет смелость, вразумленный внушениями ободряющих унылый дух его, — и чтобы поглощенным быть, если, оставленный без попечения о нем, отчается в самом себе.