Тема «принуждения себя» (даже — «насилия над собой») ассоциирующаяся с глаголом βιάζω, постоянно встречается в церковной письменности, поскольку «Царство Небесное силою берется (βιάζεται), и употребляющие усилие (βιασταί) восхищают его» (Мф. 11, 12). Причем медиальное значение этого глагола, по мнению владыки Василия (Богдашевского), предполагает и значение «Царствие Божие употребляет силу», то есть оно «стремится неудержимо, с силою, привлекает, возбуждает. До дней И. Крестителя были пророчества о Царствии Божием, а ныне оно вступило на землю и является деятельною силою. Несмотря на козни врагов, оно благовествуется (Лк. 16, 16) с силою. Соответственно, этой внутренней энергии Царства Божия нельзя быть косным, пассивным, безучастным его зрителем, а оно требует величайшей активности, подвига, труда. Оно восхищается, делается достоянием только того, кто употребляет над собою силу, подавляя в себе все, не соответствующее сущности и характеру Царства Божия» (Василий (Богдашевский), епископ. Евангелие от Матфея. Критикоэкзегетическое исследование. Киев, 1915. С. 96–97). В этом же смысле указанный глагол употребляется и многими отцами Церкви. См., например, у преп. Макария, говорящего, что «приступающему к Господу прежде всего следует принуждать себя к благу, даже если сердце не хочет этого». Такое «принуждение» приносит духовные плоды в виде истинной молитвы, любви, кротости и т. д. (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 184).

Ср. у преп. Симеона Нового Богослова, который, толкуя это место Евангелия, говорит, что слово «всё» включает в себя все нажитое богатство, земные желания и сам «вкус» к этой преходящей жизни. Христианин отказывается от них ради того, чтобы вкусить «жизнь подлинно сущую и вечную» (τ^ς ενυποστάτου και αιωνίου ζω^ς). (Symeon le Nouveau Theologien. Catecheses. Т. III / Ed. par B. Krivocheine et J. Paramelle // Sources chretiennes. № 113. Paris, 1965. P. 300).

Речь идет, естественно, о каком‑то месте Священного Писания, вызвавшем у иноков определенные недоумения и вопросы, за разъяснением которых они обратились к старцу. Египетские монахи IV в. обычно активно читали и изучали Писание, основывая на Нем свою аскетическую практику (см.: Heussi K. Der Ursprung des Monchtums. TCbingen, 1936. S. 276280). Причем для отцов–пустынников Писание было не столько «записанным Словом», сколько «Словом сказанным и живым», ибо его они больше «слушали», чем «читали». И когда инок обращался к старцу за разъяснением какого‑либо места Священного Писания, то ответ, данный духовником, воспринимался как Само Слово Божие (см.: Burton‑ChristieD. Scripture and Quest for Holiness in the «Apophthegmata Patrum». Ann Arbor, 1988. P. 164–205).

Обращение старца именно к Моисею связано, скорее всего, с тем, что последний был богодухновенным автором «Пятикнижия». Именно в качестве такового «Моисей, по Божественному вдохновению, предначертал и внутренний характер всей священной ветхозаветной письменности, отобразил весь ее дух и направление» (Юнгеров П. Общее историкокритическое введение в Священные Ветхозаветные Книги. Казань, 1910. С. 30). Отцы Церкви всегда поставляли его на особое место среди ветхозаветных святых. Так, св. Василий Великий говорит, что Моисей наравне с Ангелами удостоился видеть Бога лицем к лицу (ο της αυτοπροσώπου $έας του Θεού εξίσου τοΐς ά,γγελας αξιωθείς), а поэтому глаголы, изреченные им, суть глаголы Истины и научения Святого Духа (см.: Basile de Cesaree. Homelies sur l'Hexaemeron / Ed. par S. Giet // Sources chretiennes. № 26. Paris, 1962. P. 90). Сам преп. Антоний обладал пророческими харизмами, а поэтому его беседа с Моисеем происходила как бы на равных, но являлась недоступной для прочих, даже для Аммона, не достигшего еще высот духовной жизни своего учителя. О пророческом даре преп. Антония см.: Devilliers N. St. Antoine le Grand, pere des moines. Abbaye de Bellefontaine, 1971. P. 85–89.