Подразумевается «мир» в смысле «покоя» (τήν ειρήνην του Θεοΰ). Разумеется, такой покой следует понимать в духовном, а не телесном смысле. Об этом ясно говорит, например, Ориген, замечая, что Спаситель даровал Своим ученикам не «мирской покой» (ειρήνην ου τήν του χόσμου), но «Собственный покой» (τήν δε εαυτού), который не даруется тем, кто озабочен чувственными и земными вещами. См.: ΩΡΙΓΕΝΗΣ. ΜΕΡΟΣ ΣΤ' // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΤΩΝ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ. Τ. 14. ΑΘΗΝΑΙ, 1958. Σ. 298.

188

Как и во втором послании св. Аммона, речь идет, скорее всего, об Ангеле–Хранителе, которого посылает нам «любовь Божия» (ή αγάπη αύτοΰ). Что же касается «плача» (ποιήσωμεν τήν δύναμιν ήμών εν δάχρυσιν ενώπιον του Θεοΰ), то он неразрывен с покаянием, ибо «покаяние в форме плача стало традицией для египетского монашества» (Смирное С. Духовный отец в древней восточной Церкви (История духовничества на Востоке). Ч. I. Сергиев Посад, 1906. С. 82).

189

Под «немощью» здесь явно понимается грех и его последствия. Ибо «духовные силы человека вследствие греха потерпели глубокое повреждение: разум помрачился, так что, не говоря уже о предметах Божественных, духовных, он с трудом и с предварительными ошибками и заблуждениями может приобретать познания о предметах внешнего видимого мира, относительно же Бога естественным путем может приобретать только самое общее понятие; еоля получила наклонность ко 2режу, так что человек, сознавая необходимость и возможность со своей стороны делать добро, все‑таки делает зло; сердце исполнилось нечистых и чувственных пожеланий и стремлений, направленных к благам мира сего». Это имело следствием и повреждение образа Бо–жиего в человеке. Но «следствия греха отразились не только на духовной стороне природы человека, но и на телесном», ибо «болезни телесные являются как наказание за грех» (Делтмстое Д. Грех, его происхождение, сущность и следствия. М., 1885. С. 233–235). Соответственно, «здоровье» у отцов Церкви ассоциируется со спасением, дарованным миру Господом. Поэтому св. Василий Великий, говоря о том, какими должны быть христиане, замечает: «Как врачи, обладающие знанием научения Господа (κατ' επίστ^μην τ% του Κυρίου δίδασχαλίας), они со многим милосердием исцеляют страсти души для сохранения здоровья и постоянства во Христе» (τ% εν Χρίστω υγείας χα< δ<αμον%) (ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 129; Сет. Дасмлмм Делмкмм. Нравственные правила 80, 17 // Сет. Дасмлмм Делмкмм. Творения. Т. 2. С. 99).

190

Ср. 2 Тим. 2, 15. Под «Царем», несомненно, подразумевается Бог. Употребление этого слова в отношении всех Лиц Святой Троицы постоянно встречается в святоотеческих творениях. См.: ^яжре С. W. R. Op. cit. P. 292.

191

Или: «если мы являемся небрежными» (ε< δε εσμεν άχηδιαστα<). Однако следует подчеркнуть, что в представлении аскетических писателей уныние (άχηδία) неразрывно связано с небрежностью и ленью. Так, по определению Евагрия, «уныние есть расслабленность (άτον'α) души» (PG. T. 79. Col. 1157). Соответственно, такая расслабленность влечет, помимо прочего, лень и отвращение к труду как телесному, так и духовному (см.: BMHge С. AKEDIA. Die geistliche Lehre des Еvagrios Pontikos von Uberdruss. Koln, 1989. S. 51–68). Примечательно, что уныние поворачивается иногда совсем иной своей гранью: человек начинает упрекать себя в том, что он ничего не делает и ничего делать не может, впадая от этого в еще большую апатию (в современном понимании этого слова) и бездействие. Например, Палладий в «Лавсаике» повествует о том, как однажды он, впав в уныние (άχηδιάσας), пришел к великому подвижнику Макарию Александрийскому и сказал: «Авва! Что мне делать? Угнетают (^λιβουσί) меня помыслы, глаголющие: ты ничего не делаешь здесь, уходи отсюда». На это Макарий ответил: «Скажи им: я ради Христа охраняю стены» (τοίχους τηρώ — подразумеваются, видимо, стены келлии, которая есть как бы крепость монаха, ведущего непрерывную духовную брань) (ΠΑΛΛΑΔΙΟΥ ΛΑΥΣΑΙΚΗ ΙΣΤΟΡΙΑ. ΜΕΡΟΣ Α'. ΑΘΗΝΑΙ, 1970. Σ. 118).