Так вот, возлюбленный, узнал ты в немногих словах божественныя и страшныя таинства веры нашей; узнал, что Бог сошел на землю и опять восшел на небеса и положил тьму за кров Свой. Ибо не подобает прежде будущаго суда Ему явлену быть нам во славе Отца Его, т. е., в божественной; но подобает сему быть тогда, когда восхощет Отец, Который определил тому время, состоящее в Его власти. Если таким образом тайны царства небеснаго сокровенны и, по слову Господа, никому не дано знать их, то для чего оставил ты делание заповедей Его и пытаешь о тайнах, которыя сокрыты от всех людей? Ибо се слышишь Апостола Павла, который говорит о сем: око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Кор. 2:9). Но прежде вознесения Своего на небеса и положения тьмы за кров Свой, Господь дал нам заповеди, как некоторыя орудия (мастерские инструменты), дал и веру в Него, как некую художницу и мастерицу, чтоб таким образом мы были обделываемыми сосудами, — веру — художницею, а заповеди — орудиями, посредством которых вера, или всехудожное Слово возсозидает и обновляет нас, когда являемся делателями заповедей Его и деланием их очищаемся, и преуспевая в сем, освещаемы бываем Святым Духом и получаем ведение таин царства небеснаго. И как ни орудия без художника, ни художник без орудий не могут сделать никакого сосуда, так ни вера без делания заповедей, ни делание заповедей без веры не обновляют и не возсозидают нас, или не делают новыми из ветхих. Когда же стяжеваем оба сии сердцем нераздвоенным, т. е. и веру и заповеди, и делаемся для Владыки Христа благопотребным сосудом, гожим для приятия духовнаго мира; тогда и Господь, положивший тьму за кров Свой, обновляет в нас благодать Святаго Духа, делает нас из ветхих новыми, возставляет живыми из мертвых, разсеявает тьму, проводит ум наш об ону страну тьмы оной, и дает ему благодать приникать туда и как–бы в малое некое отверстие узревать там столько света, сколько видится его в круге солнца или луны. Таким созерцанием он научается, или, лучше сказать, просвещается и с убеждением познает, что верующие во Христа и особенно крещеные младенцами, и не чувствующие в себе действия благодати Божией, не могут возыметь даже малой какой части в неизреченных благах Божиих иным способом, кроме как смирением сердца, несомненною верою и вседушным произволением (посвятить себя на служение Богу), т. е., не иначе, как если станут соблюдать все заповеди Божии, отвергнутся мира и всего, что в мире, вместе и с пожеланиями своими, охотно и с радостию станут нести все труды и претерпевать все искушения, которыя неизбежно испытывать на пути добродетели.

Ты же, прочитавший сие, изследуй себя самого, не в возношении лжеименнаго знания внешней премудрости и не под нагромождением суетных помышлений, со страхом и трепетом. И если хочешь узнать, какова твоя жизнь и каково состояние, спроси душу свою и скажи ей: душа, исполнила ли ты все заповеди Божии, или нет? И она, открыв уста совести своей, непременно скажет тебе настоящую истину. Она не станет тебя стыдиться, но обличит тебя и покажет, какия сокровища заложил ты в себя самого, добрыя или худыя. В свидетельстве совести своей ты найдешь, любил ли ты мир, или Бога предпочитал миру; искал ли ты славы человеческой, или вожделевал славы Божией; и скажу коротко, если всмотришься в совесть свою и перещупаешь там все, как в сундуке каком, извлекая находящееся там одно за другим, — то все узнаешь чисто–на–чисто. Ибо предположи в уме своем, что в сундуке совести души твоей находятся — идольчики славолюбия и тщеславия, истуканчики человекоугодия, сласти (конфекты) похвал человеческих, наряды, притворства и лицемерия, семя сребролюбия, и другия многия страсти, одне другими покрываемыя. Тогда, перебрав и пересмотрев все сие, ты должен будешь сознаться, что худыя набрал ты себе сокровища. — Впрочем заметить при сем понуждаюсь, что если поверх всего того находится у тебя кичение и гордость (ибо, как говорит Апостол Павел, разум кичит — 1 Кор. 8:1), а с кичением неразлучно самомнение, твердящее нам, что мы значим нечто, когда есмы ничто, — если, говорю, эти страсти лежат у тебя поверх всех, указанных выше, то нет тебе возможности познать ни их, ни те, которыя под ними. И когда стал бы кто обличать тебя в них, ты смело ответишь, что ничего такого не видишь в себе, и сколько бы кто ни удостоверял тебя в том, не поверишь.

Скажи же мне теперь, — если не веришь и не видишь, что на сердце твоем лежит покров прикрывающий такия страсти, и ты естественно не имеешь желания снять этот покров с сердца своего, чтоб увидеть страсти, которыя скрывает он под собою, и затем сокрушиться о несчастной душе своей, восподвизаться над очищением ея, промыть теплыми слезами умныя очи ея и лице, отринуть всякую мудрость и всякое знание внешнее, и послушавшись Апостола Павла, сделаться буиим для мира сего, чтоб стать мудрым во Христе, —

Ибо если Ангелы не знали перваго пришествия Господня на землю, не знали, какого рода имело оно быть, или когда имел низойти Господь наш, чтоб соделаться человеком; не тем ли паче неведомо для них, когда имеет быть второе Его пришествие во славе, и каково оно будет, и каково то, что имеет Он даровать тогда святым Своим? Что сказанное мною истинно, это подтверждает божественный Павел, говоря: да скажется ныне началом и властем на небесных церковию многоразличная премудрость Божия (Еф. 3:10). А о будущем пришествии Своем Господь сказал, что тогда силы небесныя подвигнутся (Матф. 24:29), т. е. Ангелы поражены будут изумлением, увидев вдруг то, чего дотоле и не воображали. Если таким образом силы небесныя не знают, что тогда будет; то ты как смеешь утверждать, что тогда святые, сподобясь лицезрения Божия, не будут знать друг друга в царствии небесном? И ты — другой, противоречащий первому и утверждающий, что тогда святые будут знать друг друга, откуда узнал это? О неразумие! О неистовство и ослепление! Не ужасаетесь вы, человеки? Не дрожите от страха? — Вы, обе стороны, будете осуждены праведным и нелицеприятным Судиею от словес ваших: тем, которые говорят, что святые тогда не будут видеть и знать друг друга, но всеми чувствами своими будут зреть единаго Бога, будучи соединены с Ним всецело, Господь так скажет: о человеки! Познали–ль вы Меня? Видели–ль свет Мой? Прияли–ль Меня внутрь себя? Познали–ль действия Духа Моего самым искусом и опытом, или нет? И они, — я в этом уверен, — не посмеют сказать: да, Владыко, мы видели Тебя и познали самым искусом действия Духа Твоего. Ибо если они скажут Ему это, то Он ответит им: но если вы самым делом испытали все это, то как же говорите, что не будут знать друг друга те, которые во веки будут иметь Меня живущим в них? Аз есмь Бог неложный, Бог истинный, Бог святый, обитающий во святых Своих. Как обитаю в них? Как Я во Отце и Отец во Мне, так и святые во Мне и Я в них. Как Отец есть внутрь Меня, и Я опять внутрь Отца Моего: так Я буду обитателем внутрь всех святых, а святые будут обитателями внутрь Меня. — Я во Отце Моем и Отец во Мне; и как знает Меня Отец, так и Я знаю Отца, отсюда явно, что и святые знают Меня, и Я знаю святых, и что таким же образом святые знают и будут знать друг друга.

Впрочем, чтоб это было явно для самых безчувственных, скажу еще, что будет обитать во всех святых. Итак, когда откроются книги совести каждаго человека; тогда если не найдется другое что в сердцах и совестях грешников, то найдется самомнение, или тщеславие, или зависть, или другое что подобное; если же и не найдется ничего такого, то всячески найдется леность и нерадение о делании заповедей Божиих, следовательно недостаток любви к Нему. За это омрачатся очи их, чтоб не видеть, и будут они посрамлены, услышав: поелику не сотворили вы одной из заповедей Моих меньших, и презрели ее, то Мне не сотворили. Отойдите от Меня в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его (Мф. 25:41, 45). — И опять, когда откроются книги совести святых, тогда возсияет в них Христос и Бог наш, обитающий теперь в них сокровенно, и святые сделаются подобными Ему, Богу вышнему. Откуда это видно? Послушайте самого Христа Спасителя, Который говорит: тогда праведницы просветятся, яко солнце (Мф. 13:43). О каком другом времени говорит сие Он, если не о времени втораго пришествия Своего? И о каком другом солнце, если не о Себе самом, именуемом Солнцем правды, возсиявающем и сияющем во святых Своих? Это же явно говорит и Иоанн наперсник Господень: возлюбленнии, ныне чада Божия есмы, и не у явися, что будем: вемы же, яко, егда явится, подобни Ему будем (1 Иоан. 3:2). И апостол Павел: ныне разумею отчасти, тогда же познаю, якоже и познан бых (1 Кор. 13:12). Если таким образом святые будут подобны Богу и познают Бога столько, сколько знает их Бог, и если как знает Отец Сына и Сын Отца, так святые будут видеть и знать друг друга, даже и те, которые никогда не видали друг друга в мире сем, там познают себя взаимно: то как не стыдитесь вы говорить и учить о том, чего не знаете, как будто разбогатевшие даже таким знанием, которое превышает силы наши, и как будто от Бога поставленные учители? Ибо как невозможно, чтоб Отец не знал Сына, или Сын Отца, так невозможно, чтобы святые, соделавшиеся богами по благодати, яко имеющие живущим в себе Бога, не знали друг друга; но они будут видеть славу один другаго, и каждый собственную свою славу, как и Сын видит славу Отца и Отец — Сына. Но какая это будет слава святых? — Такая же, как и слава Сына Божия. Это сам Он собственными устами открыл, говоря: и Аз славу, юже дал еси Мне, дах им, да будут едино, якоже и Мы едино есма (Иоан. 17:22). Видишь, что и та слава, которая прежде веков дана от Бога и Отца Сыну, та самая слава дана от Сына святым Его, и все суть во едино?

Итак те, которые говорят, что святые не будут видеть и знать друг друга, когда сподобятся лицезрения Божия, поистине во тьме ходят, еще не пришли в общение с Богом и не познали истинно Бога, но говорят и утверждают то, чего не познали и в созерцание чего никогда не приходили. Они говорят, что святые будут находиться тогда как–бы в экстазе, в некоем восхищении, как и здесь они иногда приходят в такое божественное восхищение, и забудут и себя самих и всех других, находящихся с ними. И видно из таких слов их, что они худо понимают Божественное Писание, когда полагают, что у святых будет тогда такое же изменение и восхищение, какое бывает у них и здесь. Слыша, что когда такой–то святый пришел в созерцание Бога, то восхитился ум его, и он столько и столько дней и ночей провел, совершенно не помня ничего земнаго, но вместе со всем другим забыл и собственное свое тело, пребывая пригвожденным к созерцанию оному всею душею и всеми чувствами своими, — слыша, говорю, об этом, они полагают, что нечто подобное будет и в другой жизни в царствии небесном, совершенно не понимая божественных и духовных вещей, и невидимых таинств невидимаго Бога, недомыслимых и недоступных знаний непросвещенных. Неведомо им, что такое восхищение ума бывает не у совершенных, но у новоначальных. Как родившийся в мрачной темнице, освещаемой слабым светом малаго светильника, с трудом и неясно видит находящееся в темнице его, совсем не зная, что вне темницы той есть свет солнца и множество других прекрасных вещей и творений Божиих, входящих в состав видимаго мира, так и находящийся еще в мрачной темнице страстей и чувств мира сего, если бывает просвещен малым некиим ведением (от Божественнаго Писания), с трудом, мало и темновато представляет таинства веры нашей, а о вечных Божиих сокровищах, о том, каковы те блага, которыми будут наслаждаться святые в будущей жизни, совершенно никакого понятия не имеет. И как находящийся в темнице, — если среди многих проводимых им там лет, как–нибудь случайно откроется небольшая трещина в кровле темницы, и он внезапно увидит, сколько позволяет величина трещины, свет небесный, котораго никогда дотоле не видывал и не воображал, — вдруг приходит в изступление, и как–

И опять, как находящийся в темнице, — если часто и каждочасно смотрит в отверстие то, от долговременнаго пребывания в такой светлости, привыкает к свету тому, а вместе с тем мало–по–малу умаляется его первое великое изумление (как то же самое имеет место и в нас в отношении к солнцу: привыкли мы каждый день видеть его и думаем, что оно — вещь не такая, чтоб ему отдавать все внимание. Но если предположить, что мы, со времени рождения доселе, никогда не видавши солнца, ныне только вдруг увидели бы его пред глазами своими, то конечно от великаго изумления мы вышли бы из себя и стали безгласны), так и душа, мало–по–малу преуспевающая в духовном и привыкающая к умному свету, не поражается уже так сильно умным светом, как это было в первый раз, потому что по сему малому видимому ею свету заключает, что есть и еще свет более совершенный. И опять еще, как оный, от рождения заключенный в темнице, по причине малаго видимаго им света начинает, спустя долгое время, понимать, что действительно находится в темнице, и что вне этой темницы есть дивныя некия вещи, о которых он не может составить себе представления, что они такое суть, но когда высвободится и выйдет из темницы, то видит и свет весь, и все находящееся в этом свете; так, полагай, бывает и с человеком, который сначала немного вышел из уз плоти и стал вне этого мира и всех видимых вещей.

Представь в уме своем, что весь этот мир есть мрачная, безсветная темница, и что свет нашего солнца есть тоже, что свет малаго светильника, который слабо освещает всех находящихся в этой темнице, а вне его — триипостасный свет, высший всякаго света, всякаго слова и разума, неизреченный, недомыслимый и неприступный, освещающий все такое, что невидимо, неведомо и неизъяснимо для находящихся в темнице мира сего. (Хотя есть некоторые, которые думают, что понимают то и созерцают, при помощи Божественных Писаний; но есть и такие, — и не большая ли часть таких, которые совсем не знают, что кроме этих видимых вещей есть невидимыя и непостижимыя). — Итак когда мы со всем рвением, со всею верою и любовию взыщем не того, чтобы увидеть тот свет, что вне сей темницы мира, и те вещи, что находятся в том свете и о том мире (ибо никто еще из взыскавших таковое не сподобился и никогда не сподобится узреть то); но взыщем наперед сохранить заповеди Божии, покаяться, сокрушиться и смириться: тогда откроется и для нас, как–бы малое некое отверстие в этом видимом крове небесном, а чрез него покажется несколько и невещественный оный и мысленный свет, сущий превыше небес, —

И вот это–то созерцание, как я сказал, есть созерцание новоначальных, которые недавно вышли на подвиг добродетелей. Но когда человек пребудет долгое время в таком созерцании онаго света, не возвращаясь вспять в мир, тогда отверзается ему небо ли, или око сердца его, т. е. ум, — не может он того сказать определенно, — отверзается, говорю, ум ли паче, или небо, — и свет оный входит внутрь души его, свет пресветлый и предивный, и просвещает его соразмерно с тем, сколько может вмещать его человеческое естество, или сколько он того достоин. Если он пребудет в сем свете, то и свет сей пребудет в нем, которым будучи просвещаем, он будет узревать и домышлять таинство за таинством, и чудо за чудом, восходя от созерцания к созерцанию, что все еслиб кто из таковых восхотел описать, недостало бы ни бумаги, ни чернил, и времени, думаю, недостало бы изложить все подробно. Истиннее же сказать, как можно описать или пересказать то, чего нельзя выразить словом, как неизреченное и неизглаголанное? Находясь же в сем свете, или, лучше сказать, с сим светом, он не как в изступлении бывает, но видит и себя самого и то, что окрест его, т. е., видит, в каком состоянии сам находится, и в каком состоянии находятся другие; также он предузнает и предсказывает, что когда выйдет из этой темницы мира и тела, — и особенно по воскресении, — тогда всеконечно увидит и невечерний оный свет, сколько возможно будет ему увидеть его, и блага, сущия в нем, ихже око не виде, и ухо не слыша и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2:9). Но поелику он узрит их так, как они суть уготованы от Бога любящим Его и ими восприняты то очевидно, что со вступлением во свет оный мы не лишимся способности познавать и видеть друг друга, но вкусив осияния онаго и созерцания света онаго чистейшаго, как Бога будем знать и видеть, так и друг друга, в чистейшем и неизреченном веселии и радовании во веки веков.

Итак те, которые говорят, что святые в будущем веке не будут знать друг друга, пусть из сказаннаго мною убедятся в противном. Но еще лучше они сделают, если перестав пытать неиспытныя тайны, начнут самих себя испытывать, в каком находятся состоянии. Вы же, которые совсем не знаете того, о чем я говорил, и не доспели в чувство, искус и созерцание света онаго, как не трепещете говорить и писать о таких таинствах?

Если мы отдадим отчет за каждое праздное слово, то не тем ли паче будем осуждены и наказаны за такия слова? Праздное слово не есть только слово безполезное; но праздным (αργος — неделанным) должно называть и такое слово, которое говорим, прежде чем делом сделаем и искусом познаем то, о чем говорим. Если я, не презревши славы мира сего и не отвергши ея от всей души, т. е. когда она губит душу мою и лишает меня славы Божией, —

И если угодно, то от низшаго и человеческаго поучись божественному и небесному.

Но, о Господи! даруй нам божественную благодать Свою, да ведаем Тебя, и страх Твой спасительный да имеем, и в воле Твоей да пребываем, как подобает. Вас же, братие, прошу, удержитесь от излишних изысканий и споров, старайтесь же паче очистить себя от всякой скверны плоти и духа, покаянием, слезами, смирением и исполнением всех заповедей, да сподобитесь получить и настоящия и будущия блага — духовныя, в откровении, чувстве и созерцании, — благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Нимже Отцу и Святому Духу, слава, честь и поклонение, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО СОРОК ШЕСТОЕ