СВЯТИТЕЛЬ ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. БЕСЕДЫ (ОМИЛИИ).

Т. е. Моисеем и иными Пророками, о которых говорилось выше.

436

Свободный перевод греч. текста: «неразделимо делимых».

437

Так назывались профессиональные элладские философы, положившие основание всей науки Европы.

438

«Оставив при чувствах все то, что воспринимается чувствами», т. е., чтобы то, что воспринимается посредством чувств, как то: виденное, слышанное, оставляющее вкусовое впечатление и т. д. — не шло бы дальше поверхности и не служило материалом для размышлений, памяти и переживаний, и этим отвлекало душу от ее главного делания, заключающегося во всецелой сосредоточенности ее в Боге и непрестанной молитве, в ничем не смущаемом, немутном богосозерцании. Большие подвижники не желали и избегали иметь впечатления от внешнего мира, чтобы этим не нарушать внутреннюю гармонию пребывания души в Боге. Св. Григорий Палама называет органы чувств «окнами», через которые в душу вливаются внешние впечатления; и требуется большая духовная бдительность, чтобы чрез эти «окна» не проникло что–нибудь, что может принести вред душе; сколько опасностей представляют впечатления о видимом; не Сам ли Спаситель сказал: «Всяк, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердце своем» (Мф. 5:28). Об опасностях же приходящих чрез слух предупреждает Апостол, говоря: «Не льститеся: тлят обычаи благи беседы злы» (1 Кор. 15:33). Но часто и совершенно невинные впечатления способны нарушить мир в душе подвижника и нарушить то что называется «молчание помыслов», и отвлечь душу от богомыслия. «Молчание помыслов» водворяется в душе подвижника в результате его духовных подвигов, как дар благодати Божией за его труды. Не желая ничем отвлечь душу от богомыслия, подвижники уходили в пустыни, где не только были далеки от мирских впечатлений, но и где самая природа, скудная, суровая, однообразная и даже страшная, не отвлекала от пребывания души в Боге. Мы слышим из Древнего Патерика, что некоторые подвижники до такой степени хранили это состояние «молчания помыслов», что безысходно пребывали в своих келлиях, отказываясь видеть даже самых близких родных; а если когда–либо и приходилось выйти, то закрывали свои глаза, чтобы ничего не видеть, ничем не нарушить состоите душевного покоя. У других подвижников уже и не было нужды в затворе, потому что их богомыслие уже ничем не могло быть нарушенным. Про Св. Бернарда Клервойского рассказывают, что ему случилось вместе с учениками проезжать по дороге, шедшей вдоль самого Женевского Озера, славящегося своей красотой как в те древние времена, так и теперь. Ученики Св. Бернарда часто выражали свой восторг и останавливались, чтобы полюбоваться тем или иным видом. По завершении путешествия, они спросили своего учителя: какое впечатление на него оставило Женевское озеро со своими синими и прозрачными водами и прилегающие к нему роскошные серые громады Альп со своими снежными вершинами, сверкающими на ярко голубом, озаренном солнцем небе. Но оказалось, что Св. Бернард даже и не заметил ни озера, ни гор: потому что все его внимание было в Боге. Пишущему эти строки случилось спросить недавно почившего великого подвижника Архиепископа Иоанна Максимовича относительно одного большого города, куда меня направляли, и где сам покойный Владыка пробыл известное время. Владыка Иоанн в ответ мне сказал: «Да, я и не видел города». Все знавшие покойного Владыку могут засвидетельствовать, что он был всегда всецело в Боге. — Но, может быть, скажут, разве виды природы не возвышают нашу душу? Разве 103–ий Псалом не славит Бога, именно как Творца природы и не перечисляет ли подробно дела рук Божиих? Не в Псалмах ли говорится: «Посреде гор пройдут воды. На горах станут воды. Дивна дела Твоя, Господи!» «Яко Того есть море, и Той сотвори е» и «Яко в руце Его вси концы земли и высоты гор Того суть»? И с другой стороны творения человеческого разума, созданного по образу и подобию Божиему, не заслуживают ли внимания, как то великолепные здания, величественные храмы, грандиозные мосты и т. д.? — Безусловно. Но, ведь, Бог–то куда прекраснее, чем что–либо из Его творений и не говорим уже о творениях человека. Бог есть желанная цель всего: в Нем, по выражению Бл. Августина, — «конец бесконечный». Кто вкусил созерцание Бога, для того все остальное совершенно теряет значение, отвлекает, если примешается, от этого созерцания.

Это состояние «молчания помыслов» также именуется «бесстрастием», что является буквальным переводом греческого слова: «апатиа». Но это же слово, переданное русскими буквами, именно «апатия», ничего общего не имеет с греческим оригиналом: «апатиа». Апатия это — бессилие души и ума. Апатия — это болезненное равнодушие в душе в результате разочарования, горя, болезни или того или иного шока. Это состояние — неестественное: потому что душе и уму свойственно пребывать в активности. Апатия — явление негативное, расслабляющее и мертвящее. «Бесстрастие» же у святых подвижников это — результат внутреннего духовного делания, молитвы и любви к Богу. Ум подвижника всецело поглощен деятельным созерцанием Бога и внутренней непрестанной молитвой. Бесстрастие это — победа над страстями; это — отрешение от мирских уз; это путь духовного корабля уже плывущего в океане вечности; бесстрастие — это путь в совершенство, путь райского наслаждения, бесконечного возрастания в совершенстве, потому что Сам Бог — бесконечен. Бесстрастие не притупляет любовь к Богу и к ближнему, но наоборот делает ее совершенной и свободной. Бесстрастие это — состояние здоровой души, не болеющей недугом привязанности к мимотекущему: потому что мертвое оставляется погребать мертвым. Бесстрастие это — состояние сильной души, которой ничего не мешает восходить от силы в силу. Таким образом, между «бесстрастием» и «апатией» нет ничего общего, кроме фонетического изображения.

439

Таким образом вытекает, что неведение, о котором говорит Св. Григорий Палама, выше — знания. Но это надо понимать не на том же уровне сравнения. Говорится о неведении, которое выше — всякого земного знания, опыта и науки. Следовательно, говорится о высшем знании, основанном не на работе мозга, а помимо его — как состояние в благодати, как знание т. ск. «по ту сторону» знания, основывающегося на опыте и учении. Если знание сравним со светом, то «неведение» о котором говорит Св. Григорий Палама, это — свет над светом; это — результат приближения к Богу, Который Сам, как говорится в евхаристической молитве, «Недоведом и Непостижим» — т. е. не может быть постигнут никаким знанием. В службе некоторым святым говорится, что они, подобно Моисею, вошли во мрак таинственного озарения; но, конечно, этот «мрак» надо понимать не в земном понятии слова. Святые именно вошли в свет, окружающий Бога, потому что Бог, по слову Апостола, пребывает в неприступном свете (1 Тим. 6:16). Почему же этот свет здесь называется «мраком»? — Потому что он не может быть принят органами зрения: он выше возможности созерцания земными очами. Что этот «мрак» отнюдь не должен пониматься в земном понятии, сошлюсь только на несколько примеров. В общей службе Святителям говорится: «Моисею подобящеся отцы, на гору безстрастия взыдосте, во мрак разумный и благодатный». Из службы Св. Василию Великому: «Душ скрижали угладил еси словесы твоими, в нихже начертал еси божественная учения. Темже и мрак прошед облаком покрова телесе, и возсиял еси…» Какой же это «мрак», если пройдя сквозь него, говорится, что Святитель воссиял? Или, из службы Св. Григорию Богослову: — «В непостижимый вшед мрак… узрел еси Бога и неслитнаго смешения был еси сказатель»; что же этот «неприступный мрак», который соделал Св. Григория сказателя неизреченных догматов о Боге? не является ли это именно «неприступным светом», окружающим Бога? Ап. Павел свидетельствует, что он был озарен светом, превосходящим солнечное сияние. Но этот свет для него еще тогда не очищенного от грехов Савла, — был как бы мраком, потому что он ничего не видел. В одной книге, напечатанной еще в Царской России (и недавно переизданной Братством Преп. Иова Почаевского, Монреаль, Канада) описывается случай человека, который умер: перешел в загробный мир, и затем по повелению Божию, как еще неготовый для загробной жизни, ожил. Из своего опыта (кстати, очень небольшого) он повествует, что его душа стала приближаться к свету, который настолько превосходил его возможности созерцания, что он ничего не видел; он прекрасно понимал, что это — свет, но говорит, что для него он был то же, что и мрак, потому что его органы зрения не могли восприять его. Таким образом приходится сделать заключение, что «мрак», о котором мы говорили, есть неприступный свет. Так и то «неведение» о котором говорит Св. Григорий Палама, это — не невежество в земном понятии, а, наоборот, высочайшее знание, которое человек получает по мере своего приближения к Богу. Во время Преображения Христова на Фаворе, в таком неведении находились Апостолы, которых Господь взял с собою. Ап. Петр обратился к Спасителю со словами: «Наставник! хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи, одну Тебе, одну Моисею и одну Илии, — не зная, что говорил» (Лк. 9:33). Итак, мозг его не знал, что говорил, однако при этом «неведении», сопряженном с блаженством, в котором он себя чувствовал, он определенно узнает, что со Спасителем находятся Моисей и Илия; откуда же это он мог знать? Не ясно ли, что его неведение заключало в себе знание высшего порядка? Опять же, Ап. Павел свидетельствует о себе, хотя и говорит это как бы об опыте другого человека, что он был взят в рай и слышал неизреченные глаголы, которые нельзя повторить. Но при этом он говорит, что не знает был ли он в теле или вне тела при этом. Итак, опять налицо незнание земного порядка сопряженное с высшим знанием, «неведением» (1 Кор. 12). Почему же неприступный свет Божества мы видим в именовании «мрака». «Мрак», в который вошел Моисей для получения скрижалей от Бога, по толкованию Св. Григория Нисского («Жизнь Моисея») именно был неприступным светом Божества. Почему Св. Григорий Палама говорит «о неведении», когда на самом деле имеется в виду высочайшее ведение? — Для того, чтобы мы поняли, что дело идет о терминах не земных понятий, иначе мы бы их могли представить неправильно, ассимилируя их с земными понятиями, если бы они все время были нам представляемы в земных подобиях (эту мысль мы находим у Св. Дионисия Ареопагита в сочинении «О Небесной Иерархии» гл. 2,§3). Так напр., слыша о «неведении» мы ясно отдаем себе отчет, что это не принадлежит к тому, что может быть постигнуто учением, наукой, опытом и памятью. Оно может быть постигнуто только приближением человека к Богу путем праведности и только как дар Его благодати. Человек достигший такого состояния «неведения» не только уже не нуждается в обычных познаниях, но и даже в функции органов чувств, как доставителей познаний. В 1–м томе «Афонского Патерика», в житии Св. Григория Синаита, именно учившего об «умном делании», о подвижничестве духа в священном молчании, рассказывается про одного старца, достигшего состояния «неведения». — «Не умолчу о чудном Аароне. Он был лишен телесного зрения. Божественный Григорий, весьма сострадая ему, объяснил Аарону, что слепота телесных очей не только очищает душевные, но и дарует вечный свет тем, которые переносят ее с благодарностью, надеясь во всем несомненно на Бога, и что когда мы, помощию и благодатию Божиею, очистим сердца наши, посредством горячей и постоянной молитвы, тогда просвещается наш ум и разум, которые в душе — как бы два ока. А если просветятся и отверзутся очи души нашей, то человек, сделавшись в Боге духовным, видит естественно — как видел и Адам прежде своего преступления. Аарон усердно молил Бога отверзти его душевные очи. И не вотще была такая смиренная и из глубины души молитва слепца: он был услышан Богом, и очи души его просветились так, что он не нуждался более в зрении телесном. Теперь не нужен уже стал ему и вожатый в пути. Мало того, — он видел действия других даже на далеком от себя расстоянии. Раз они ходили с вышесказанным Иаковом к одному монаху. Быв еще далеко от келлии этого монаха, Аарон, просвещенный свыше, сказал Иакову: «монах, к которому мы идем, держит в руках своих священное Евангелие и читает такое–то зачало Евангелия». Пришедши в келлию монаха, и испытав с точностью, нашли, что предсказанное Аароном было истинно. Но это только малое из многого» (стр. 318–9). — Таким образом, этот старец был слепым и в то же время зрячим в бесконечно большей степени, чем это могут дать телесные глаза. Подобно сему обстоит дело и относительно «неведения», о котором говорит Св. Григорий Палама. «Неведение» это — знание, которое превышает ум, земные познания и опыт; это, повторим сказанное, «знание по ту сторону знания», результат благодатного озарения души при приближении ее, путем духовного подвига, к Богу.