Видите, что ей засвидетельствовано: что если бы она знала, то она тотчас же попросила бы, и стала бы причастницей воистину живой воды, как, действительно, узнавши, она и сделала и получила потом. В то время как синедрион иудейский, вопросив и полностью получив ответ, Господа Славы распял затем. Но что — такое «дар Божий»? — «Аще бы ведала еси», говорит, «дар Божий»; оставляя в стороне иное, приведем тот факт, что воплотившийся Бог не возгнушался теми, которых Иудеи до такой степени считали мерзкими, что даже и пить от них не желали бы принять; какой уже это — великий дар и какова великая благодать. А тот дар, что настолько их сделать любимыми, что не только приять даемое ими, но и Самому сделать их участниками Своих Божественных дарований?! Что говорю: дарований? — Когда и Самого Себя дает и делает верных сосудами, могущими вместить Его Божество, поскольку невозможно им иметь иной источник, скачущий в жизнь вечную, помимо того, который Он ранее обетовал! Какой ум это осилит? Какое слово выразит превосходство сего дара? Но Самаритянка еще не осознавая величие живой воды, сначала недоумевает: каким образом Говорящий ей обрел бы воду, которую обещает, когда ни сосуда Он не имеет колодец — глубок; затем и сравнить Его пытается с Иаковом, которого и «Отцем» называет, почитая род на основании места, и восхваляет воду сего колодца, как которой нет лучше; но когда услышала, что Господь сказал, что «вода, юже Аз дам, будет (для приявшего ее) источником воды текущей в живот вечный», — испустила глас жаждущей и приводимой к вере души, хотя еще и не достаточно сильно, чтобы воззреть на свет. «Господи», говорит, «даждь ми сию воду, да ни жажду, ни прихожду семо почерпати». Господь же, желая открыть себя еще немного больше, повелевает ей и мужа пригласить. Она же, скрывая свое положение, и в то же время тщася получить дар, сказала: «Не имам мужа»; на это она слышит в ответ скольких мужей она имела от своей юности и что тот, кого она теперь имеет, не есть ее муж; и не сетуя на упрек, сразу же сознавая, что с ней говорит Пророк, она приступает к большим вопросам.

Видите ли каковы вместе смирение и любовь к Истине у этой женщины? — Ибо она говорит: «Отцы наши в горе сей поклонишася: и вы глаголете, яко во Иерусалиме есть место, идеже кланятися подобает». Видите ли, что составляло заботу ее мыслей и каковое она имела познание Писания? — Много ли теперь по рождению верных и Церковью воскормленных, которые знают так Писание, как знала Самарянка, а именно: что Отцы наши, т. е. Иаков и от него происходящие Патриархи на горе сей покланялись Богу?

Таковое знание и тщание в изучении Богодохновенного Писания, принимая которое как благоухание аромата, Христос с удовольствием продолжает беседовать с Самарянкой; потому что как если на угли положишь что–нибудь ароматное, ты привлечешь и удержишь приходящих, а если — нечто зловонное и неприглядное, то оттолкнешь их и отвратишь, так и относительно помыслов: если возымеешь священную заботу и тщание о них, сделаешь себя достойным Божественного посещения (Эпископис Фиас): потому что это–то и есть благоухание аромата, которое Господь обоняет; если же будешь питать дурные и грязные и земные помыслы, то будешь далек от Божественной неги, сделав себя, увы, достойным того, чтобы Бог отвратился от тебя! «Яко не пребудут беззаконницы пред очима Твоими» (Пс. 5:6), говорит Богу Псалмопевец. Потому что когда Закон предписывает: помнить во всем Господа Бога, сидя и ходя, и лежа и вставая (парафр. Втор. 6:7), и Евангелие говорит: испытайте Писания, и в них обрящете живот вечный (парафр. Ин. 5:39), и Апостол увещевает, говоря: «Непрестанно молитеся» (1 Фес. 5:17), — то и задерживающий свой ум в земных помыслах, конечно, является преступником, а не тем ли более тот, кто погрязает в дурных и грязных? Но когда Отцы наши покланялись Богу на сей горе? — Тогда, когда Патриарх Иаков, убегая от ненавидящего его по зависти родного брата Исава, и послушествуя советам Отца своего, ушел в Месопотамию, и когда возвратился сюда с женами и детьми; потому что при возвращении он раскинул шатры около того места, где Господь говорил с Самарянкой; после же происшествия с Диной и истребления Сихемлян, Бог, как написано в книге Бытия, сказал Иакову: «Востав взыди в Вефиль, и сотвори тамо жертвенник Богу, явльшемуся тебе, егда бежал еси от лица Исава брата твоего» (Быт. 35:1). И после этого слова, переселившись, Иаков взошел на лежащую подле гору и устроил, говорится, там жертвенник, и назвал это место «Вефиль», потому что тут явился ему Бог; посему–то Самарянка и говорит, что «Отцы наши на горе сей покланялись», опираясь на древних оных людей, потому что относительно Иерусалимского Храма законы были вынесены позднее. И поскольку это место Иаковом было названо «Домом Божиим», потому что именно «Вефиль» и обозначает в переводе, то она спрашивает, горячо желая узнать: почему более не здесь, но в Иерусалиме, говорят, находится «Дом Божий», и в нем установлено приносить жертвы и покланяться Богу. Господь же, уже осуществляя и цель Своих слов, и предсказывая о самой женщине, что она будет из таковых, которых Бог ищет и приемлет, и отвечая на ее слова, говорит: — «Веру Ми ими, жено. Яко грядет час, егда ни в горе сей, ни во Иерусалимех поклонитеся Отцу»; и затем, немного далее: «Ибо Отец таковых ищет покланяющихся Ему».

Видите ли, что и на нее простирается, что она будет из числа таковых, которых Бог ищет, и что она поклонится Высочайшему Отцу не в связи с понятием места (топикос [74], но по–Евангельски? Потому что это к ней относятся слова, что «ни в горе сей, ни во Иерусалиме поклонитеся Отцу», а вместе Он ясно предвозвещает и перемену закона: потому что когда вносится изменение в поклонении, необходимо следует и перемена закона. (Но пока это еще не наступило), в промежутке положено: «Вы кланяетеся егоже не весте: мы кланяемся Егоже вемы: яко спасение от Иудей есть»; это — и ответ на ее слова и вместе продолжение Его собственных мыслей; Он говорит: «Мы — Иудеи», по той причине, что Он Себя причислял к ним, как сущий от них по плоти. Итак, — Мы — говорит — не захватывающие не наше, но сознающие то, что это наше, в этом расходимся с вами, Самарянами, по вопросу места поклонения, потому что ведаем, что по той причине узаконенное поклонение должно совершаться во Иерусалиме, что от Иудеев — Спасение всего мира, то есть Христос придет. Но поскольку уже не как грядущий — потому что это был Он Сам, — он не сказал: «Спасение от Иудеев будет», но (сказал) — «есть» — потому что видел, что она не далека от веры и от того, чтобы покланяться в духе и истине. Итак, Он говорит: «Грядет час, и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною».

Потому что Высочайший и Поклоняемый Отец, Отец Самой Истины, то есть — Единородного Сына, и Духа Истины имеет — Духа Святаго, и поклоняющиеся Ему в Нем это именно те, которые таким образом веруют и Ими бывают движимы (энергумени — действуемы). Ибо — «Дух есть, — говорит Апостол, — чрез Кого мы кланяемся и чрез Кого молимся»; и «Никтоже приидет к Отцу, токмо Мною», — говорит Единородный Сын Божий.

Итак, те суть истинные поклонники, кто кланяется Высочайшему Отцу в духе. Поскольку же Он отстранил и Иерусалим и Самарию, то, чтобы кто–нибудь не посчитал, что надлежит быть устроену иному месту [75], Он последующими словами опять отводит речь от всякого вещественного разумения места и поклонения, говоря: «Дух есть Бог, и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися», то есть для разумевающих, конечно, Бестелесного как Сущего, сверх материи; ибо таким образом они и истинно узрят Его всюду в духе и истине Его; ибо Дух, как Бог, бестелесен; а бестелесные не заключаются местом и не ограничиваются местными границами; так что говорящий, что только в пределах Иерусалима или на Самарийской Горе, или в каком–либо ином месте на земле или на небе должно покланяться Богу, не верно говорит и не истинно покланяется. Но как бестелесный, Бог — нигде, но потому что Он есть Бог, Он — везде; ибо, если была бы гора, или место, или тварь, где не было бы Бога, тогда надо было бы искать такое место, где Он определенно находился бы; но Бог — везде и во всем. Каким же образом Он — везде и во всем, и не одной какой–либо частью, но всецело пребывает в том или ином? — Да потому, что так обстояло бы дело с телесными. Итак, как все и соединяющий, и охватывающий, Он Сам есть в Самом Себе, везде и над всем, поклоняемый со стороны истинных поклонников в духе и истине Его.

Итак, Бог по всей не только земле, но и выше земли так приемлет поклонение от таким образом верующих истинно и так, как это отвечает Богу: Отец — бесплотный и неограниченный ни временем, ни местом, во Святом и присносущном Духе и Сыне и Слове собезначальном, Который — и воипостасная Истина Отчая. Но и душа, и Ангелы, будучи бестелесными, не ограничены местом, но и они не вездесущи, ибо не содержат в себе все, но и сами также нуждаются в Содержащем. Следовательно, и они находятся в Содержащем и Объемлющем все, и в отвечающем им порядке установлены в своих пределах, хотя душа и содержит тело, с которым сотворена, и находится во всем теле, и не заключена в какое–либо место, и не как обладаемая, но является как обухватывающая и содержащая тело, имея и это качество по образу Божию.

Видите ли: как она была приготовлена для веры (в Мессию), как в близкого и уже ожидаемого, и как велика ее надежда! Разве и она не могла бы сказать с Давидом: «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое: воспою и пою во славе моей» (Пс. 61:8).

Откуда же и это (что придет Мессия) она так твердо и уверенно могла знать и иметь от души к этому расположение, как ни по той ли причине, что с крайним вниманием она изучала пророческие книги? Отсюда и ум она имела до такой степени возвышенный, исполненный божественного вдохновения; так что мне, ныне восторженно взирающему на духовную и весьма сильную любовь Самарянки к Христу, снова желательно сказать о ней словами из Песни Песней: «Кто сия проницающая яко утро, добра яко луна, избранна яко солнце» (6:9). Потому что возвещением, что вскоре явится духовное Солнце Правды Христос, и выказыванием в ее лице начинающуюся Церковь из язычников, как от священного источника Купели восходящей, при котором утвердилась, как наученная Спасителем, вижу ее сияющую, как прекрасную зарю. Прекрасна же она и как луна, поскольку она светит в то время, когда ночь нечестия еще держится; избранная же она, как солнце, как и названная Спасителем Фотинией (Светланой), и сама причисленная к лику имеющих в будущем воссиять, как солнце, как говорит Евангелие: потому что свою светлую жизнь она впоследствии запечатлела блаженнейшей и мученической кончиной; а теперь, вот, увидела Бога истинного Христа, и совершенным образом Его богословила; и как Он позднее сказал Ученикам относительно со–естественного и единочестного Ему Духа, что когда Он придет, Он научит всякой истине, так и она, предваряя будущее, говорит о Нем: «Егда Той приидет, возвестит нам вся». Но поскольку Небесный Жених видел ее в таковом состоянии, Он открыто говорит ей: «Аз есмь, Глаголяй с тобою». Она же тотчас, как бы воистину избранная благовестница, встала, и оставив водонос, побежала в город, следующими словами всех обращает и к вере в Виденного ею приводит: «Приидите и видите Человека, Иже рече ми вся, елика сотворих: еда Той есть Христос?» Это же она сказала так, не потому что имела какое–либо колебание, но потому, что считала, что и прочие более удостоверятся, когда увидят и, вследствие беседы с Господом, более легко сами убедятся. Так это на деле и сбылось.

Видя, что уже настало время для телесных потребностей, и житейские дела призывают вас, я изложил вышесказанное в главнейших чертах, и ныне прочие евангельские слова оставляю в стороне. Но вы поразмыслите о сей Самарянке: так, когда она услышала евангельские слова, которые и мы возвестили вашей любви, — она сразу же презрела и необходимые потребности телесные: потому что тут же забыла и про водонос и про дом, и побежав в город, и увлекши за собою Самарян, опять с ними пришла ко Христу; ибо сие «приидите видите» заключает в себе вот что: последуйте за мною, и я вас поведу и покажу вам ныне пришедшего с небес в мир Спасителя. Таким образом, следовательно, побудив их тогда, представила Христу; нас же, тем, что оставила и водонос и дом, научает предпочитать необходимым потребностям ту пользу, которая проистекает от учения, которую и Господь назвал «благой частью», говоря в Евангелии Марфе относительно Марии, слушающей слово. Если же необходимо презреть даже необходимые потребности, то насколько более — все иное? Что же тебя подавляет и отводит от слушания того, что приносить пользу душе? Забота ли о доме и детях и жене? или личное или близкого тебе человека горе или радость? или покупка или продажа имущества? или каким образом употребить все твое имущество, или лучше сказать — злоупотребить? Но выслушай с разумением апостольские наставления: «Время, братие, прекращено (коротко) есть прочее, да и имущии жены, якоже не имущии будут: и плачущиися, якоже не плачущии: и радующиися, якоже не радующеся: и купующии, яко не содержаще: и требующии мира сего, яко не требующе: преходит бо образ мира сего» (1 Кор. 7:29–31). Что означает: «Время — коротко»? — Кратка — жизнь, близка — смерть, тленен — сей мир, вечно пребывающ только иной (мир). Переплавляет же нас для оного мира незыблемое презрение здешнего мира, готовность для оного будущего века, жизнь, по возможности, далекая от укладов здешней жизни и ведомая по образу жизни оного века, и бежание, насколько есть силы, от вреда здешней жизни, по как при учащенных нападениях врагов на окрестности города, мы обладаем имением, как бы и не обладая им и большей частью времени бежим с него, и в безопасности пребываем внутри (городских стен), и если бы враг на время отступил, то на краткое время пользуемся возможностью выйти из города, но не злоупотребляем временем, зная что время для пользования дорого; так и сим миром пользоваться, но не злоупотреблять им — прекрасно увещевает Апостол: потому что он видит, что враги жестоко нападают и ожидается конец: ибо проходит, говорит он, образ мира сего; и поскольку этот мир не прочен, но как Апостол сказал, нынешнее есть не иное что, как — образ: и в действительности бывает и в то же время ничего нет, на краткое время показывается и тут же проходит; то если бы кто и желал удержать, никак не может этого сделать; это — как легкий облак, гонимый ветром в летнее время, который бросает быстро пробегающую тень. Оттуда — и самый совет, чтобы каждый из нас проявил явное душевное изволение и дал пример в осознании, данных Богом наставлений: потому что если бы кто и захотел удержать, как я сказал, однако все принадлежащее нынешнему веку не удержимо, и то по двум причинам: ибо не только век сей мимотечет, но и каждый из нас, пользующийся сим миром, бывает лишь на время и прежде чем чем–то в мире овладел, уходит из него. (И как бы шествуя каким–то путем, проходит всякий человек), и по пути этому происходит многоразличное движение, проходящее мимо него; и по необходимости происходит одно из двух: либо мимотекущее по пути ускользает от него, и то, чем он обладал, он уже не в силах удержать, либо — сам он, проходя, в конце концов уходит с сего пути жизни, и не может удержать того, что дает жизнь; потому что человек, будучи смертным, привязан к житейским делам, а и они — подвержены переменам.

Итак, человек, связанный с теми вещами, которые изменчивы, и сам многообразно изменяется и теряет то, то удерживал: как богатство, так и блеск и радость, или же, умирая, сам себе наносит непоправимое изменение и нагим отходит отсюда, оставляя то, что имел здесь и на что возлагал надежды. Но быть может это достанется как наследство (его детям)? — Но ему–то какая радость от этого? Он уже не примет участия в здешней жизни, а дети равным или иным образом также погибнут. Следовательно, смерть всегда является бедствием для тех, которые привержены к сему миру, которые нагими в конечном итоге берутся отсюда и все, что было им любимо оставляют. Для презирающих же вещи сего мира и ищущих обрести познание о будущем мире и старающихся делать то, что идет на пользу пред лицем сего будущего века, приходящая смерть не приносит ущерба, но лучше сказать — переносит их от суетных и непостоянных вещей — в невечерний день, в бессмертную жизнь, в богатство неиждиваемое, в чистую радость, в вечную славу, в то, что истинно есть и неизменно пребывает, что да будет всем нам улучить благодатию и человеколюбием Приклонившего небеса и Сошедшего ради нас, и — не только к нам, но — и к заключенным в преисподней душам, и оттуда Восшедшего силою Воскресения и пакибытия, и нам Даровавшего чрез Самого Себя просвещение и ведение и надежду на небесные и вечные блага, в которых Он препрославлен во веки веков. Аминь.

Омилия XX [76]

На восьмое воскресное утреннее Евангелие от Иоанна [77]; в ней же говорится и о том, что те которые до конца с благочестием пребывают во время Богослужений в храме, сподобятся великих даров

Иоанн Девственник, единственный приявший, как сокровище, по благодати в Матерь единственную Деву–Матерь, который Христом был особенно любим, который был «Сын Грома», которого Христос поднял на небо и которым возгремел, который более прочих получил дар именоваться «Сыном Громовым» и посему употребивший более велегласную проповедь, — уясняя нам события, связанные с Воскресением из мертвых Владыки, и повествуя нам образ явления Его после Воскресения, — в прошедшее воскресение, чрез Евангельское писание написанное им, был слышим в Церкви повествующим: «Во едину от Суббот Мария Магдалина прииде заутра, еще сущей тме, на гроб: и виде камень взять от гроба. Тече убо и прииде к Симону Петру, и к другому Ученику, егоже любляше Иисус», — здесь он говорит о самом себе. Услышим же, что он далее говорит: — «Мария же стояше у гроба вне плачущи»; ибо сам Иоанн с Петром, услышав от нее, и прибежав к живоначальному гробу, увидели то, что произошло, и по признакам (бывшим на лицо) уверовав и удивляясь, пошли к себе. Мария же, оставшись, стояла вне у гроба, плача, потому что она еще не имела полного удостоверения в Владычнем Воскресении, хотя уже дважды, вместе с прочими женами, она приходила ко гробу: сначала вместе с Богородицею, как повествует Матфей, говорящий, что: «В вечер же субботный, свитающи во едину от суббот, прииде Мария Магдалина, и другая Мария, видети гроб. И се, трус бысть велий» и дл. (Мф. 28:1, 2) [78]. Затем, теперь приходит вместе с Петром и Иоанном, которые на основании того, что увидели, уверовав и удивляясь, ушли. Таким образом, два раза приходив вместе с иными ко Гробу в то время как пришедшие вместе с нею уверовали и удостоверились, она, как бы не приявшая никакого удостоверения (о Воскресении Христовом), неутешно плачет. Можно видеть, что нечто подобное бывает и в отношении подвигов в добродетели: так одним из подвизающихся Благодать сразу же идет на встречу и предоставляет им полное удостоверение в виде задатков, давая им отведать обетованных наград, как бы протягивая к ним человеколюбивую руку и принимая их, и умащая их к дальнейшим подвигам; других же выжидает конца их подвига, уготовляя им, конечно, венцы за терпение; как и сказал некто из богоносных Отцев: одни — прежде трудов, другие же — в течение трудов, а иные же — во исходе (своем из тела) воспринимают священные награды. Бывает же это по всемудрому Божественному Провидению многообразно устрояющему все, что относится к нам, и распределяющему каждому то, что ему следует и служит на пользу, как в отношении дел добродетели, так и в отношении Таинств Веры. Итак, мудро и человеколюбиво устрояя и в отношении Марии Магдалины, Владыка судил, чтобы она тогда еще не восприняла удостоверения в Его Воскресении, чтобы в ее примере и последующих привести и склонить к терпению. Выслушаем — каких даров она сподобилась после сего за свою стойкость и терпеливую выдержку: «Якоже плакашеся», говорит Евантелист, «приниче во гроб: и виде два Ангела в белых ризах седяща, единаго у главы, и единаго у ногу, идеже бе лежало тело Иисусово». То, что она склонилась и с глубоким волнением имела глаза устремленными на Гроб, было знаком крайнего душевного напряжения. Но сначала долженствует исследовать сие: как это, в то время как был еще мрак, как говорит выше Евангелист, она ясно все видела и то — каждую деталь, и то — извне видела то, что находится внутри пещеры. Между тем очевидно, что извне был еще мрак, потому что физический день еще окончательно не воссиял; пещера же оная исполнилась светом Воскресения, который будучи божественно видим Марией, еще больше воспламенял ее любовь ко Христу, и дал силу ее очам восприять затем видение Ангелов, и не только видеть, но и возыметь возможность говорить с Ангелами: потому что такой силой обладал оный свет. Видела же она их в белых одеждах, не только по причине чистоты и светозарности Ангельского естества, но и как — возвещающих и показывающих своим сиянием Таинство Воскресения, а вместе и как бы и делом со–празднующих с нами воистину светозарный День Владычнего Воскресения. Видела же она их сидящими, дабы ясно познала, что не только тогда они пришли, но и раньше были здесь, хотя раньше и не явили себя, а — также пеняла бы: каким достоинством обладают некоторые из них, которые и когда присутствуют — невидимы. Было же причиной того, что они сидели, думается мне, также и любовь их, желающая более сблизиться с тем местом, где раньше лежало Тело Владычнее; потому что, проникнутые любовью, они сидели у гроба: один у главы, и другой — у стоп, и показывали, что и для Ангелов в равной мере любимо и честно: как Божество Христово, символом Которого служило место, где покоилась Его голова, так и — Вочеловечение Его, образом Которого было место Его стоп.