Послания преподобного Нила Сорского.

Именем Нила Сорского надписываются в друвнерусской рукописной книжности три больших послания и одно маленькое.[326] Большие послания встречаются во множестве списков, маленькое — только в одном. Первое из трех всегда — послание к «брату въпросившу его о помыслех» (начало: «Похвално желаніе подвигнулъ еси…»). В некоторых рукописях указан его получатель — Вассиан Патрикеев. Так, в списке РНБ. Софийское собр., № 1460, 2–я четв. XVI в., на нижнем поле л. 315 различима полустертая и полусрезанная запись XVI в.: «Тогож Нила старцу Васіану…»; в списке РГБ, Троице–Сергиевское собр., № 188 (1576), 2–я пол. XVI в., на верхнем поле л. 93 видим: «Княз[ь] Вас[си]ан».[327] Содержание послания этому не противоречит: «вопросивший» Нила Сорского «о помыслех» человек поневоле, кажется, простился со светской жизнью («Тебе же, възлюбив, Бог и изя тя от мира сего», — пишет ему преп. Нил), но, будучи пострижен, старался победить в себе прежние влечения. Послание — наставление ему от опытного аскета–психолога.

Вторым помещается послание иному брату «О пользе» (начало: «Еже усты къ устом беседова…»). В том же Троице–Сергиевском сборнике (л. 98 об.) над заглавием написано: «Гурей Туш[ин]». Послание является ответом на устную, а затем и письменную просьбу инока (Нил величает его «честнейшій отче») написать ему о том, «како не заблу- дити от истиннаго пути». Гурий Тушин, монах Кирилло–Белозерского монастыря, был одним из близких к Нилу Сорскому людей младшего поколения. Вполне допустимо, что ему хотелось, — особенно, когда они расстались, — иметь наставления своего учителя в письменном виде.

Третье послание — «Къ брату, просившу от него написати ему еже на ползу души» (начало: «Писаніице твое, господине отче, еже писалъ еси къ мне…). В списке РНБ, Софийское собр., № 1460, на лл. 325 об. — 326 снизу написано: «Посланіе старца Нила Заволжскаго Сорскыа пустыня и скита Герману Подолному»; в рукописи РГБ, Троице–Сер- гиевское собр., № 188, (л. 103 об.) стоит: «Герман Пустын[ник]». И Герман Пустынник, или Подольный, жил в Кирилло–Белозерском монастыре одновременно с Нилом Сорским; затем он навещал Нила в его лесном скиту. У них, видимо, возник при встрече спор. Вспоминая этот спор, Нил в послании просит его не скорбеть из‑за того, что было между ними тогда сказано, и продолжает настаивать, что «не просто или якоже прилучися подобаеть намь творити делания каа, но по бо- жественых Писаниих и по преданію святых отець». Главная мысль послания — инок во всем должен руководствоваться святыми Писаниями, постоянно их читать и «испытывать», обдумывать.

Первоначально послания Нила Сорского были напечатаны по случайному и непонятно какому именно списку не в научном издании.[328] Издатель (Елагин) полагает, что первое послание было написано для Кассиана Мангупского, что якобы видно из соотнесения его содержания с жизнью Кассиана (ниже мы будем говорить о Кассиане), а третье — для Иннокентия Охлябинина (о нем мы тоже будем дальше говорить), ибо в некоторых рукописях «после этого послания стоит завет (завещание) инока Иннокентия. Вероятно, что они найдены по смерти Иннокентия рядом и помещены одно за другим».[329] Основания для этих догадок мне кажутся менее прочными, нежели записи в рукописях XVI в., с которыми мы уже знакомы. Соображения в пользу того, что три послания Нила Сорского были адресованы именно Вас- сиану Патрикееву, Гурию Тушину и Герману Подольному, были высказаны уже А. С. Архангельским,[330] Я. С. Лурье[331] и Ф. фон Лилиенфельд.[332]

Предприняв исследование рукописной традиции посланий Нила Сорского (это исследование лежит в основании настоящей главы), я опубликовал их первоначально по списку РГБ, Волоколамское собр., № 577, конец XV — начало XVI в.,[333] а затем три из них по списку РНБ, Кирилло–Белозерское собр., № 89/1166, конец XV — начало XVI в., а четвертое по тому же, что и раньше, Волоколамскому.[334] Далее об этих рукописях пойдет у нас речь.

Списки посланий, сделанные рукой самого Нила Сорского, нам неизвестны, как неизвестны и те письма, на которые он отвечал. (Вероятно, что адресаты писали и получали послания не в тетрадях книжного типа, а на бересте. В книги же вносили, очевидно, лишь то, что имело, на их взгляд, непреходящую ценность.) Но по крайней мере два — а может быть, и все три — Ниловых послания дошли до нас в собственноручных копиях их получателей.

Рукопись РНБ, Кирилло–Белозерское собр., № 101/1178, где находится третье, Герману Подольному, послание Нила Сорского (лл. 218–221; см. илл. 1), содержит также полукриптографические хроникальные заметки о событиях в белозерской земле с 1501 по 1509 г., сделанные разновременно тою же, кажется, рукой, что и копия послания. Среди заметок есть (л. 253 об.) запись о смерти Нилова брата Андрея (скончавшегося в конце 1502 или в начале 1503 г.) и (л. 254) о кончине самого Нила (7 мая 1508 г.). После 1509 г. речь в этих записках идет о происшествиях исключительно в Подольном монастыре. Н. К. Никольский, издавший по этой рукописи опись книг Кирилло- Белозерского монастыря конца XV в., считает, что все, что возможно извлечь из заметок относительно их автора, совпадает «с тем, что известно о старце Германе, получившем прозвище Пустынника, или Подольного, вероятно, по месту своих подвигов — в пустыне белозерской и Подольном монастыре. По происхождению он был от “благородного корене” (автор заметок близок к роду Сорокоума Глебовых. — Г. Я.), принадлежал к братству Кириллова монастыря одновременно с преп. Нилом Сорским, затем, по удалении последнего из Кириллова, продолжал с ним сношения, посещал его в Сорской пустыни, хвалил его образ жития, вел с ним споры и поддерживал переписку. Все это происходило до 1508 г. После кончины преп. Нила, которого Герман пережил на 25 лет (ум. 30 апр. 1533 года) он… удалился из места первоначальных подвигов в другой монастырь… Но близость старца Германа к рассматриваемому сборничку не исчерпывается указанным: 1) на об. л. 1 эта рукопись названа “Германов соборничек” (почерк записи XVI в. — Г. П.); 2) вероятно, не случайно из всех сочинений преп. Нила Сорского сюда внесено только послание к старцу Герману Подольному, хотя лицо адресата и закрыто здесь словами “имя рек”».[335] (Заметим, что, хотя во всех других списках нет этих слов «имя рек», нет на их месте и имени адресата). Послание здесь никак не озаглавлено. Список сделан довольно небрежно, с некоторыми пропусками, и немного не доведен до конца. Словно, чтобы была возможность впоследствии закончить копию, две трети страницы после окончания текста (л. 221) оставлены чистыми (на обороте листа — уже другой текст). Бумага кодекса вся XV в., главным образом последней четверти столетия.[336]

Послание Герману Подольному было написано Нилом Сорским не раньше (но, по расчетам Я. С. Лурье, и не намного позже) 70–80–х гг.

в.;[337] так что этот список сделан получателем послания, кажется, вскоре после его получения и, очевидно, — с авторского оригинала.

Рукой известного книгописца, старца Кирилло–Белозерского монастыря Гурия Тушина, ученика, корреспондента и адресата второго послания Нила Сорского, написаны послания преп. Нила в рукописи РНБ, Кирилло–Белозерское собр., № 142 /1219. По расчетам Н. А. Казаковой, этот сборник был изготовлен в промежутке между 1506 и 1524 гг.[338] «К счастью, — пишет Н. А. Казакова, — в этом сборнике сохранился список (вероятно, один из самых ранних) трех посланий Нила Сорского: Вассиану Патрикееву, Гурию Тушину и Герману Подольному. Можно полагать, что Тушинский список посланий Нила Сорского восходит непосредственно к автографам: естественно, что Гурий Тушин, являясь адресатом одного из посланий Нила Сорского, автограф своего учителя — “великого старца”, как он его именует, бережно хранил; автографы же посланий к Вассиану Патрикееву и Герману Подольному он мог получить непосредственно от адресатов, проживающих в Кирилло–Белозерском монастыре».[339]

Это весьма вероятно. По крайней мере, оригиналом адресованного ему послания Гурий Тушин должен был располагать. Совпадение же большинства мелких особенностей текста послания Герману Подольному в списке Гурия с особенностями списка самого Германа (например, «коли» вместо «когда», «неже» вместо «нежели», «достойно» вместо «поистине» и др. такого же рода) говорит о том, что он располагал оригиналом и этого послания.

В рукописи Гурия Тушина любопытно то, что он, Гурий, едва начав писать первое послание и исписав лишь лицевую сторону л. 191 (см. илл. 2), передал дело, кажется, кому‑то другому (см. илл. 3) — человеку с сухим аккуратным почерком, который и переписал это послание до конца (лл. 191 об. — 195 об.). Дальше, вне сомнений, за перо вновь взялся Гурий и сам вписал в рукопись второе и третье послания. Заманчиво предположить, что Гурий попросил вписать в рукопись первое послание его получателя, Вассиана Патрикеева.