Должно же уже заканчивать слово, но прежде прошу всех, кто в эти писания вникнет и раскроет, и прочтет, и послушает, и внемлет, и обдумает: господа мои, не удивляйтесь мне, окаянному, не кляните меня, грешного. Взываю к вашему братолюбию и любви во Господе. Вы, что прочитаете эти невежественные повествовательные писания, излейте за меня молитвы ваши к Богу, ибо я восхваляю жизнь святых отцов, увы мне, а сам нерадиво живу. Горе мне, говорящему и не делающему, учащему и не слышащему. И бесплодная, увы мне, я смоковница, «одни только листы» имею, одни только книжные листы переворачиваю и книжными только листами, написанным, хвалюсь, а плода добродетели не имею. Зачем только праздно хожу по земле? Потому и боюсь проклятия с казнью. Боюсь сказанного: «Вот уже у корня дерева топор лежит, всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь». Боюсь Господа, сказавшего: «Всякую ветвь, не приносящую у меня плода», «собирают и бросают в огонь, и она сгорает». Боюсь сказанного апостолом: «Не слушатели Закона правы будут, но исполнители». Потому добрым словом прошу вас и с умилением припадаю, и со смиренномудрием молю, крича: «Не презирайте меня, окаянного, если случилось мне где-то написать «речь зазорную» и неукрашенную, и нестройную, и неискусную». Мне же кажется, что ни одно слово не является удовлетворительным или же подходящим и полезным, а все убого и исполнено невежества. Но хоть и неумело что-то было написано, однако кто-нибудь лучший и более мудрый во Господе сможет это составить и как следует поправить, неукрашенное украсить и нестройное построить, и неискусное разукрасить, и неоконченное окончить. Подобает же окончить слово и более не мудрствовать или украшать, не умея, для исполненных любомудрия, разума и высших и больших нас умом. Мне же, однако, полезнее умолкнуть, чем расстилать паутинную пряжу, словно нити паучьих сетей плести. Но не осудите моего невежества. Если же об этом продолжил повествование и продлил речь, то не от мудрости, а от невежества постарался это высказать, словно младенец, лепеча перед своими родителями, или, словно слепой стрелок, стреляя невпопад, — так и я совершенно скудоумный, не различающий даже ни левой руки своей, ни правой. Принудил свою неученость, будто забыл, увы мне, грехи свои и поистине неизлечимые свои струпья, простирая недостойную свою руку, открывая прескверные свои уста, отважился на это и принудил себя.

Аминь».

ПИСЬМО ЕПИФАНИЯ ПРЕМУДРОГО К КИРИЛЛУ ТВЕРСКОМУ

Подготовка текста, перевод и комментарии О. А. Белобровой

ВСТУПЛЕНИЕ

Это один из немногих литературных памятников начала XV в. (после 1413 г.), раскрываюших взгляды современников на изобразительное искусство. Автор письма — Епифаний Премудрый — выдающийся писатель конца XIV — начала XV в., возможно, владевший и искусством живописца. Его адресат — Кирилл Тверской, — видимо, представлял Епифанию Премудрому убежище во время набега хана Едигея на Москву (1408). ? письме содержатся ценные сведения ? творческой биографии и художественной манере византийского живописца Феофана Грека, работавшего на Руси в XIV — начале XV в. и бывшего старшим современником знаменитого русского художника Андрея Рублева.

Письмо печатается по единственному известному списку второй половины XVII в. (РНБ, Соловецкое собрание, № 1474—15, лл. 130—132).

ТЕКСТ