4. Но когда это началось у нас, когда осознание грехов мы поставили сами себе непреклонным судьею и, подсудимые, стали выносить приговор против себя в качестве оправдательного, [41] когда молебнами и гимнами мы стали призывать Божество, когда в сокрушении сердца стали приносить покаяние, когда с простертыми к Богу руками всю ночь взывали к Его человеколюбию, возложив на Него все наши надежды, — тогда искупили мы несчастье, тогда стали получать избавление от обступивших нас бед, тогда увидели угрозу сокрушаемой, и гнев Господень явно стал уноситься от нас; ибо видели мы, как враги отступают, а город, которому они грозили, спасается от опустошительного разграбления.

Тогда… Когда же? Как только, оставшись безо всякой помощи и лишившись поддержки человеческой, мы воспряли душами, возложив упования на Мать Слова и Бога нашего, подвигая Ее уговорить Сына, Ее — умилостивить прегрешения, Ее право откровенной речи [91] призывая во спасение, Ее покров обрести стеною неприступною, Ее умоляя сокрушить дерзость варваров, Ее — развеять их надменность, [42] Ее — дать защиту отчаявшемуся народу, заступиться за собственное стадо; и пронося Ее облачение [92], дабы отбросить осаждающих и охранить осажденных, я и весь город со мною [93] усердно предавались мольбам о помощи и творили молебен, на что по несказанному человеколюбию склонилось Божество, вняв откровенному Материнскому обращению, и отвратился гнев, и помиловал Господь достояние Свое. Истинно облачение Матери Божьей это пресвятое одеяние! Оно окружило стены — и по неизреченному слову враги показали спины; город облачился в него — и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им — и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения [94]. Ибо Господь призрел не на грехи наши, но на покаяние, не беззакония наши вспомнил, но увидел сокрушение сердец наших и преклонил ухо Свое (Пс. 116 (114), 2)к исповеданию уст наших. [43] Неожиданным оказалось нашествие врагов — нечаянным явилось и отступление их; безмерным негодование — но выше разумения и милость; невыразим был страх перед ними — презренными стали они в бегстве; Божий гнев они имели причиною для набега на нас — Божье человеколюбие нашли мы теснящим их, отражающим их натиск.

5. Не станем же делать человеколюбие поводом к небрежению, не сочтем милосердие призывом к легкомыслию, не распахнем сами себе врат гибели в начале спасения, не расслабимся в милости Его, дабы не случилось несчастья крайнего, худшего прежних, и не навлечь нам на себя бед по примеру иудеев: Увы, народ грешный, народ, полный грехов! Во что вас бить еще, продолжающие беззакония? — [44] по слову Исайи, — И некуда приложить смягчение, или мазь, или повязки (Ис. 1, 4–6). Да не сделаем самих себя, возлюбленные, ответственными за столькие беды, не будем забывать об уговоре, которым обязались мы Богу, когда видели страшную угрозу стоявшей перед глазами нашими. Ведь знаете вы, все знаете, каждый — по научению собственной совести, что сделавший что–то несправедливое обещал в тот момент Богу больше не делать этого, предавший тело разврату — в ненависти к страсти добровольно явил исповедание целомудрия, и даже проводящий время в пьянстве — протрезвел и обещал впредь вести трезвый образ жизни; иной, имея сердце жестокое и бесчеловечное, стал само милосердие, испрашивая милости от Бога зароком милосердия к ближнему; и для друзей завистник, язва для подчиненных, палач для рабов, а для свободных тиран — одержимый плачем и терзаниями укротил и переменил дикость нравов. Высокомерных можно было видеть смиренными, а роскошествовавших — постящимися; у тех, чья жизнь проходила в смехе и игрищах, ланиты были залиты потоками слез; кого заботило, как бы добыть для себя денежное состояние — те сделались товарищами бедных, презирая недуг сребролюбия; короче говоря, те, кто хлопотал о своем пороке, с великим старанием избавлялись и отстранялись от него, и каждый, проводивший жизнь в нерадении и легкомыслии, руками и ногами и всеми силами являл призыв к добродетели и желал и обещался в дальнейшем чисто и неукоснительно следовать стезею оговоренного. [45] Пусть никто из нас не забудет об этом, пусть никто не осквернит забвением столь важные обеты — ибо забвение их способно навлечь гнев Божий. И ведь именно при таких наших исповеданиях и получили мы ручательство Матери Слова и Бога нашего перед Ним, и коснулось нас, избавив от пленения, исходящее от Него человеколюбие; ими расчистив и засеяв сердца наши, мы пожали плоды покаяния; так, сделавшись лучше в помыслах, избавились мы от бедствий. Утвердив такие основания будущего поведения, не станем нагромождать древесину, траву и солому — материал податливый греху и истощающий нагруженных, — но воздвигнем золото и серебро (1 Кор. 3, 12), искренность и чистоту дел, в которых не посеяно яда порока, [46] дабы стало для нас это стеною несокрушимою в прибежище и святыней неприкосновенною во время мятежей искушений; да не отклонимся вспять, дабы не было суждено нам явиться негодными в Царствии Небесном (Ср.: Лк. 9, 62), дабы не оказалось, что по делам нашим минувшие несчастья преследуют нас и остаются с нами. Пусть каждый от всего сердца своего (Ср.: Иоил. 2, 12) отвратится от своих дурных дел, взвесив и исследовав самого себя: какое из деяний его может так огорчить Бога, чтобы повлечь за собой столь великий гнев? Какое несет такую чрезмерность порока, чтобы вызвать столькие угрозы? За какими из дел последовало негодование Его на нас — и какие способствовали тому, чтобы осенило нас облако человеколюбия Его; откуда взялось наказание — и как отражен удар; откуда нанесена нам рана — и какими прижиганиями мы уврачеваны? Ибо если зададимся мы этими вопросами, и станем так внимательны к себе, и сделаем все это предметом заботы — знаю, еще щедрее расточал бы Господь милость Свою, ибо близок ко всем призывающим Его в истине, и желание боящихся Его Он исполняет, вопль их слышит и спасает их (Пс. 145 (144), 18–19), и щит Он для всех, уповающих на Него (Пс. 18 (17), 31). [47] Если же мы прилепимся — не дай Бог! — к прежним грехам своим (но ведь не может же, не может кто–либо среди нас быть настолько бесчувственным и неисправимым, чтобы не внять столь великому и обильному Богом ниспосланному негодованию!), если и впрямь осквернимся теми же самыми страстями и погрязнем в тине наслаждений, и не умилостивим происшедшее упорством раскаяния, и не сделаем минувшие горести стражею будущей жизни — ох! в какую погибель ввергаем мы себя вновь, каких несчастий роем яму (Ср.: Ис. 51, 6), каких бедствий возбуждаем бурю, злобствуя против самих себя! Ибо сказано: если не обратитесь, Он изощрит Свой меч, Он напряг лук Свой и направил его, и приготовил для него сосуды смерти (Пс. 7, 13–14 (в русском переводе все глаголы в настоящем времени)); и дождем прольет Он на нечестивых погибель, огонь и серу, и палящий ветер — доля из чаши Его (Пс. 11 (10), 6), и огонь и град, голод и смерть, меч и бич — все это уготовано для нечестивых (Ср.: Сир. 39, 29; 40, 9). [48] Не нужно нам чужих примеров для собственного вразумления: самих себя следует нам взять для своего исправления и наставления, наше страдание — упреждающим будущее лекарством нашим. Ибо когда мы, привыкшие к грубому и сладострастному времяпрепровождению, отступились от привычного образа жизни, не говоря о прочем, тогда увидели, что гнев Господень уносится от нас, как градовая туча во время сбора плодов (Ср.: Ис. 30, 30).

Сокрушение остановлено покаянием — не станем возбуждать его небрежением; угашен гнев Его потоками слез наших — не станем вновь распалять его клокотанием несдержанного смеха и неуемностью театральных забав; меч, против нас наточенный, отведен, уступив мольбам и просьбам — не станем вновь изощрять его, предаваясь сонливости, пьянству и заботе о ненасытном чреве; Бог услышал стенание сердца нашего и вопль его — и не пренебрег; не престанем же поступать так, чтобы всегда помогало нам человеколюбие Божие. Дурно пьянство, дурно прелюбодеяние, дурно совершать беззаконие, дурно братоненавистничество, гнев против ближнего, презрение, убийство, зависть, [49] дурно легкомыслие и нерадение — да избежим этого всеми силами, возлюбленные! Страдания общие у правителей, богатых, бедных, для мужчин и женщин — пусть же станет общим и исправление. То, что воспламеняет гнев Божий, что умножает угрозу, оттесняет человеколюбие и готовит унижение от врагов, и делает чрезмерной вражду против нас — того будем гнушаться и отвратим от души, дабы не удостоились мы отвращения от Бога.

6. Ибо и древний Израиль, когда изобличался, охваченный страстями, тогда предавался лезвию меча — и это Израиль, не какое–то там племя, не презренный народ, но тот, что прославлен как удел наследия (Пс. 105 (104), 11) и благословен как народ избранный (Исх. 19, 5); который за грехи бичевался врагами, а исправившись — побеждал их и усиливался; [50] и заботясь о соблюдении заповедей, он добывал оружием чужое, радуясь сам невзгодам других, а пренебрегая законом — сам уводимый в плен увидел как враги распределяют его собственное и поют и пляшут в честь бога войны. И это весьма мудро и справедливо; ибо следует народу возлюбленному и преданному Богу не полагаться на крепость рук, не гордиться силою мышцы, не искать опоры в военном снаряжении, но убедиться, что подчиняет и одолевает поднявшихся на него с помощью Сильнейшего и осознать, что она сопутствует лучшим из деяний и приходит туда, где обилие добродетелей. И если кто соскользнет [с пути] добра и благодеяния, совершенно неизбежно ускользнет от него и помощь Божия; если же украсил жизнь благими делами и пребывает облаченным в доспехи добродетели — имеет союзницей неодолимую помощь против врагов. Но если народ Божий и господствует, и одерживает победы над противниками исходящей от Него поддержкой, то прочие народы, у которых ошибочное понятие о Божестве, не своими собственными благодеяниями, но нашими дурными делами умножают силу и ими против нас укрепляются и возвеличиваются; [51] ибо они словно бичи насылаются на нас, а наши прегрешения становятся материалом, [из которого сделаны] эти бичи, и постольку вручается им над нами власть, поскольку мы сами себя победим хитростями страстей и из–за потакания и уступок злу покинем тот строй, в который построил нас спасительный и божественный закон. Итак, если, исправляясь, мы предадимся Богу, и господству над страстями будет сопутствовать у нас господство над врагами, а греша — получим за отвращение от Бога взыскание и падение, покоренные врагами, — разве можно не избегать и не гнушаться этого, не устремляться к подвигам добродетели, и процветать в них, и постоянно приумножать жизнь? Как дерзнул бы кто–нибудь осилить врагов, когда пригрел он в себе противников и мятежи, опустошающие его, когда безрассудный гнев правит самодержавным рассудком и склоняет к убийству ближнего, [52]