67. Кто во–истину считаетъ святыми Отцами техъ мужей, которыхъ ваша чрезмерная страсть къ отступничеству побудила васъ представлять защитниками нечестія? Кто более сохраняетъ за ними отеческое право: те ли, которые допускаютъ, что они совершенно ничего не говорили вопреки общему Владыке, или — те, которые стараются представить ихъ свидетелями противъ Господняго изреченія и извратить своими хитросплетеніями то дивное ученіе, по которому мы богословствуемъ, что Духъ исходитъ отъ Отца? Не очевидно ли, что ересь на словахъ называетъ упомянутыхъ мужей отцами, — ибо не отказываетъ приписывать имъ прямо это имя, достойное всякаго почтенія, — а на деле и по коварству, устрояющему собственное ихъ хотеніе, они низводятъ ихъ въ разрядъ людей богоборныхъ и злотворныхъ, если еще не думаютъ эти дерзкіе на все отличать своихъ отцевъ такими названіями?

68. «Амвросій, или Августинъ, или кто–либо другой сказалъ противное изреченію Господню». Кто говоритъ это? Если — я, то я — оскорбитель твоихъ отцевъ; если же ты говоришь, а я не позволяю, то ты оскорбляешь, а я называю тебя оскорбителемъ отцевъ. Но, скажешь, они писали такъ и въ ихъ словахъ содержится, что Духъ исходитъ отъ Сына. Что же это? Если они, бывъ вразумляемы, не одумались, если они отъ справедливыхъ обличеній не исправились: то ты говоришь свои речи, свое безразсудное мненіе вносишь въ ихъ ученіе, — и опять клевещешь на своихъ же Отцевъ. Если же они, придумавъ что–нибудь человеческое и несогласное съ лучшими (мужами), пали по неведенію, или были увлечены въ заблужденіе по недосмотру, но не противоречили, получая вразумленіе, и не противились внушенію; то что тебе до этого? Какъ ты можешь найти прибежище у техъ, у которыхъ нетъ ничего общаго съ тобою, чтобы избежать неизбежнаго наказанія? Если у нихъ, которые не пользовались темъ, чемъ ты пользуешься, но у которыхъ есть много другихъ дотойныхъ удивленія качествъ, какими блеститъ ихъ добродетель и благочестіе, высказано твое неправое мненіе по неведенію, или недосмотру: то для чего ты принимаешь ихъ человеческое паденіе за законъ, чтобы нечествовать, и на основаніи своего закона выставляешь беззаконниками техъ, которые не оказались законополагающими ничего такого, и подъ видомъ любви и уваженія обвиняешь ихъ въ крайнемъ нечестіи? Не хороши попытки твоихъ стараній. Посмотри же на чрезмерность нечестія и на безразсудство здохудожнаго ума: приводятъ во свидетельство Владыку, — и оказываются клеветниками; призываютъ во свидетели учениковъ Его, — и оказывается, что также и ихъ осыпаютъ клеветами; прибегаютъ еще къ отцамъ, — и вместо чести произносятъ великую на нихъ хулу.

69. Называютъ ихъ Отцами, — ибо действительно называютъ, — но не для того, чтобы воздать имъ честь Отцевъ, но чтобы найти, чемъ бы сделаться для нихъ отцеубійцами. Не страшатся и изреченія божественнаго Павла, которое сами съ великою злобою направляютъ противъ отцевъ своихъ. Онъ, получившій власть связывать и разрешать, связывать узами страшными и крепкими, — ибо оне достигаютъ до самаго Царствія небеснаго, — онъ великимъ и громкимъ голосомъ провозгласилъ: аще мы, или Ангелъ съ небесе благовеститъ вамъ паче, еже благовестихомъ вамъ, анафема да будетъ (Гал. 1, 8); Павелъ, неумолчная труба Церкви, такой и столь великій мужъ, предаетъ анафеме техъ, которые дерзаютъ принимать и вводить какое–либо мудрованіе, несогласное съ Евангеліемъ; и не только другихъ, которые бы осмелились на это, подвергаетъ величайшимъ проклятіямъ, но и себя самаго, если бы онъ оказался виновнымъ, подвергаетъ подобному же осужденію. И этимъ онъ не ограничиваетъ страшнаго приговора, но и проникаетъ въ самое небо, и, если найдется Ангелъ, приставленный оттуда надъ областями земными, проповедующимъ какое–либо ученіе, несогласное съ Евангеліемъ: то и его ввергаетъ въ теже узы и предаетъ діаволу. А ты, призывая Отцевъ къ оскорбленію догматовъ Господа, къ оскорбленію проповеди, которой провозвестниками были ученики Его, къ оскорбленію всехъ Вселенскихъ Соборовъ, къ оскорбленію проповедуемаго по всей вселенной благочестія, не трепещешь, не содрогаешься и не страшишься угрозы, и даже, если не зделаешь своихъ отцевъ подлежащими ей вместе съ тобою, считаешь для себя жизнь не въ жизнь? Онъ (Павелъ) не обращаетъ вниманія ни на безтелесную природу (Ангеловъ), ни темъ, что они, какъ чистые умы, чисто и непосредственно предстоятъ общему Владыке, нисколько не стесняется, но наравне съ земными угрожаетъ имъ анафемою; а ты, Амвросія и Августина и другихъ называя отцами, — о, пагубная честь! — и вооружая противъ ученія Владыки, считаешь маловажнымъ навлечь это осужденіе — или на себя самаго, или на нихъ? Не доброе воздаяніе воздаешь ты отцамъ своимъ; не добрые трофеи приносишь родителямъ; ибо, хотя въ отношеніи къ этимъ блаженнымъ мужамъ, какъ не было у нихъ ничего общаго съ твоими умствованіями, твоимъ неверіемъ и нечестіемъ, такъ и твоя анафема не найдетъ доступа простираться на нихъ; однако ты темъ самымъ, что думаешь подтвердить ими нечестіе, противъ котораго они вопіяли светлыми делами своими громче всякаго голоса, готовишь анафему (самому себе).

70. Я не говорю, что они совершенно ясно учатъ тому, въ чемъ ты ссылаешься на нихъ; но если бы случилось имъ сказать что–нибудь подобное, — ибо они были люди, а состоящему изъ бренія и тленнаго вещества невозможно всегда быть выше человеческой слабости; случается, что и лучшіе мужи носятъ на себе некоторые следы нечистоты, — но если бы ниспали они до какой–нибудь неблагопристойности: то я сталъ бы подражать благонамереннымъ сыновьямъ Ноя и вместо одеждъ молчаніемъ и благоразуміемъ прикрылъ бы отеческую неблагопристойность, а не поступилъ бы такъ, какъ ты, подобно Хаму; или лучше сказать, ты еще хуже и безстыднее его выставляешь на позоръ техъ, которыхъ называешь отцами; ибо онъ не за то, что открылъ, но за то, что не прикрылъ, подвергся проклятію; а ты и открываешь и хвалишься такою дерзостію; онъ пересказалъ тайну братьямъ; а ты не братьямъ и не одному или двоимъ, но сколько зависитъ отъ твоего усердія и безстыдства, всю вселенную делая зрительницею громко трубишь, какъ неблагопристойны отцы твои; услаждаешься ихъ неблагопристойностію и утешаешься ихъ безчестіемъ, и ищешь сообщниковъ ликованія, чрезъ которыхъ бы еще больше разгласить ихъ униженіе и неблагопристойность.

71. Августинъ и Іеронимъ (говоришь ты) сказали, что Духъ исходитъ отъ Сына. Но откуда можно получить или дать удостовереніе, что въ теченіе столь долгаго времени сочиненія ихъ не искажены? Ибо не думай, что только ты одинъ пламенно ревностенъ къ нечестію и дерзокъ противъ неприкосновенныхъ предметовъ; но отъ своего настроенія скорее заключай, что и тогда ничто не препятствовало злокозненному врагу рода нашего находить подобныя орудія.

72. Такъ сказали те, о которыхъ говоришь ты; но если имъ по какому–нибудь обстоятельству, или при опроверженіи безумія еллиновъ, или при состязаніи съ другимъ еретическимъ мненіемъ, или по снисхожденію къ немощи слушателей, или по подобнымъ причинамъ, которыхъ столько представляетъ ежедневно человеческая жизнь, если имъ по какой–либо изъ этихъ, или еще большихъ причинъ, случилось произнести подобное изреченіе: то для чего ты, сказанное ими не въ догматическомъ смысле делая догматомъ и закономъ, навлекаешь на себя невозвратную погибель и ихъ стараешься привлечь къ своему безумію?

73. Сказалъ проповедникъ вселенной, созерцатель неизреченныхъ таинъ, облагородившій человеческую природу своими нравами, — сказалъ, опровергая еллиновъ, отличавшихся красноречіемъ, и низлагая долу ихъ высокомеріе, возносившееся горе, или лучше, — снисходя къ ихъ немощи, — что же сказалъ онъ? Проходя и солядая чествованія ваша, обретохъ и капище, на немже бе написано: неведомому Богу: его же убо не ведуще чтете, сего азъ проповедую вамъ (Деян. 17, 23). Что же? То, чемъ учитель Церкви уловилъ мудрецовъ еллинскихъ, обратилъ и руководилъ ихъ отъ нечестія къ благочестію, ты сделаешь догматомъ и осмелишься говорить, что низложитель идоловъ проповедывалъ того, кого еллины почитали и называли неведомымъ Богомъ? Ибо не удивительно, что деятельность твоей мудрости сплетаетъ зловредныя умствованія. Жертвенникъ былъ воздвигнутъ въ честь Пана; афиняне же, не зная дотоле имени почитаемаго, начертали на жертвеннике: неведомому Богу; а этотъ многоискусный и небесный человекъ, видя, что еллины не убеждаются пророческими предсказаніями и Господними изреченіями, чрезъ самые богопротивные предметы почитанія обращаетъ ихъ къ почитанію Создателя, чрезъ самыя изобретенія діавола ниспровергаетъ его господство, чрезъ его укрепленія низлагаетъ державу его власти, изъ заблужденія возделываетъ благочестіе, изъ погибели производитъ намъ плоды спасенія, изъ сети діавола воздвигаетъ на подвигъ Евангелія, верхъ отступничества делаетъ оплотомъ пути, которымъ они могли войти въ чертогъ Христа и въ пречистую ограду Его, въ Церковь. Такъ этотъ возвышенный умъ умелъ оружіемъ врага ранить и пленитъ самаго врага и пріобрести себе высшую силу. Что же? Если Павелъ оружіемъ врага низложилъ врага; то ты поэтому будешь уважать оружіе врага, называть его оружіемъ божественнымъ и обращать его на собственную погибель? И сколько можно найти подобныхъ примеровъ въ жизни этого (мужа), премудро устроявшаго все силою Духа!

74. Но для чего примеры? Самъ онъ громкимъ голосомъ говоритъ: быхъ іудеемъ яко іудей, да іудеи пріобрящу, подзаконнымъ яко подзаконенъ, да подзаконныя пріобрящу, беззаконнымъ яко беззаконенъ, не сый беззаконникъ Богу, но законникъ Христу, да пріобрящу беззаконныя (1 Кор. 9, 20–21). Неужели же поэтому ты станешь возстановлять іудейство, или вводить въ жизнь беззаконіе, вместо Божескихъ и человеческихъ законовъ, и провозглашать безстыдно, или лучше, весьма безбожно, что это — Павловы заповеди и проповедь?

75. У сколь многихъ и другихъ изъ блаженныхъ святыхъ отцевъ нашихъ можно находить подобное! Вспомни о первосвященнике римскомъ Клименте и о называемыхъ по его имени «Климентовыхъ» (постановленіяхъ), будто бы написанныхъ, какъ говоритъ древнее преданіе, по повеленію верховнаго Петра; о Діонисіе Александрійскомъ, который, возставая противъ Савеллія, едва не протянулъ руку Арію, о славномъ между священномучениками, великомъ Мефодіе Патарскомъ, который не отвергалъ мненія, будто безтелесныя и бестрастныя существа, Ангелы, пали вследствіе любви къ смертнымъ и совокупленія съ телами ихъ. Не стану распространяться о Пантене, и Клименте, и Піеріе, и Памфиле, и феогносте, мужахъ священыхъ и учителяхъ священныхъ наукъ, которыхъ не все положенія мы принимаемъ, но, воздавая имъ честь за добрую жизнь и другія священныя сужденія, относимся къ нимъ съ великимъ почтеніемъ и уваженіемъ, въ особенности къ Памфилу и Піерію, какъ отличившимся и мученическими подвигами; вместе съ ними не пройдемъ молчаніемъ и объ отцахъ западныхъ: Иринее, первосвященнике Божіемъ, управлявшемъ Церковію ліонскою, и Ипполите, ученике его и мученике между первосвященниками, мужахъ дивныхъ во многихъ отношеніяхъ, но иногда не воспрепятствовавшихъ некоторымъ словамъ лишиться тщательной точности.

76. Неужели же ты будешь и противъ нихъ всехъ представлять свою дилемму и, поднимая брови, говорить: «должно, или, почитая этихъ мужей, не осуждать и того, чтó написано ими, — или, осуждая некоторыя изъ ихъ выраженій, осуждать вместе и ихъ самихъ?» Не скорее ли и справедливее они обратятъ твою хитрость противъ тебя и скажутъ: «человекъ! для чего ты соединяешь несоединимое? Если ты по истине называешь насъ Отцами: то какъ не страшишься вооружаться противъ Отцевъ и, что еще тяжелее, — противъ общаго Владыки и Создателя всехъ? Если же у тебя есть охота безстыдствовать противъ насъ, то не явно ли ты безумствуешь, называя насъ отцами и вместе простирая на насъ отцеубійственныя руки?» И сколь многими другими способами можно было бы обратить твое умствованіе противъ тебя самаго! Но какъ упомянутыхъ Отцевъ, такъ и это, — теперь мы оставимъ.

77. Кто не знаегъ, что царское украшеніе, великій Василій, сохраняя въ недрахъ души благочестіе невредимымъ, удерживался говорить ясно о Божестве Духа? О, душа, пламеневшая божественною любовію, но не раздувавшая этого пламени слишкомъ ярко, чтобы оно скорее не погасло отъ самаго излишества и чрезмерной яркости! Онъ разсудительно употреблялъ слова свои и более старался проповедывать благочестіе постепенно; ибо, когда оно внедряется въ души людей мало по малу, то пламень ученія бываетъ сильнейшимъ; а отъ скораго и внезапнаго блеска пламени часто помрачается умственное око, особенно простыхъ людей, подобно тому какъ молнія ослепляетъ глаза, особенно слабыя. Посему онъ умалчивалъ о томъ, о чемъ больше всего прочаго пламенелъ проповедывать, но соблюдалъ молчаніе для того, чтобы, когда придетъ время, громогласнее возвещать умолчанное. Пространную книгу составилъ бы тотъ, кто захотелъ бы предать письмени имена подобныхъ мужей и причины, по которымъ они часто не выставляли цвета истины, чтобы самый цветъ достигъ зрелости и растеніе более возрасло и чтобы имъ собрать обильнейшій плодъ; мы восхищаемся ихъ неизреченнымъ воодушевленіемъ и мудрою бережливостію; но кто станетъ усиливаться ввести это въ Церковь, какъ законы и догматы, того мы признаемъ врагомъ святыхъ, врагомъ истины и губителемъ благочестія, и осуждаемъ на наказанія, которымъ онъ самъ себя сделалъ повиннымъ.

78. Ты представляешь отцевъ западныхъ, или лучше, стараешься распространить этотъ глубокій мракъ по всей вселенной; а я воспламеню тебе съ самаго запада невечерній и духовный светъ благочестія, котораго блескъ не въ состояніи будетъ помрачить твоя тьма. Амвросій сказалъ, что Духъ исходитъ отъ Сына? эта мгла происходитъ отъ твоего языка; но противное говоритъ сіяющій благочестіемъ, преблаженный Дамасъ, — и тотчасъ изчезаетъ мракъ твой. Онъ, утверждая вторый Соборъ, котораго догматы уважаютъ (все) концы вселенной, открыто исповедалъ, что Духъ исходитъ отъ Отца. Сказалъ ли Амвросій или Авгутинъ, — это опять другая мгла, происходящая изъ твоихъ устъ; а Целестинъ не говорилъ, не слыхалъ, не принималъ этого, но, сіяя светомъ православія, разсееваетъ мракъ словъ твоихъ.

79. Но для чего мне распростаняться о другихъ? Левъ великій, исполнявшій священныя обязанности къ Риму священнейшимъ образомъ, столпъ четвертаго Собора, — и онъ богодухновенными и догматическими своими посланіями, также (посланіями) подтверждавшими достоинство этого (собора), и согласіемъ, которымъ онъ украсилъ этотъ великій и богоизбранный соборъ, проливая тотъ же светъ православія не только на Западъ, но и на пределы Востока, ясно учитъ, что Всесвятый Духъ исходитъ отъ Отца; и не только это (говоритъ), но и техъ, которые дерзаютъ учить чему–нибудь несогласному съ мненіемъ собора, если они имеютъ степень священства, объявляетъ лишенными священства, а если принадлежатъ къ числу мірянъ, то — проводятъ ли они монашескую жизнь, или занимаются общественными делами народа, — предаетъ отлученію. Ибо то, чтó богодухновенный Соборъ определяетъ, достоуважаемый Левъ чрезъ священныхъ мужей Пасхазина, Люцентія и Бонифатія открыто утверждаетъ, какъ можно безчисленное множество разъ слышать отъ нихъ самихъ, и не только отъ нихъ, но и отъ пославшаго ихъ; ибо, отправляя соборныя посланія, онъ свидетельствуетъ и подтверждаетъ, что и слова, и мненіе, и приговоры наместниковъ его суть не ихъ, но больше — его; впрочемъ, если бы и не было ничего подобнаго, довольно и того, что онъ послалъ вместо себя заседавшихъ на соборе, и, когда соборъ этотъ окончился, исповедалъ, что онъ остается при этихъ определеніяхъ.

80. Но нетъ ничего лучше, какъ выслушать самыя священныя слова его. Такъ, по изложеніи веры, которую первый и второй Соборы утвердивъ предали, онъ говоритъ: «достаточно (изложеннаго по внушенію) Божественной благодати для совершеннаго уразуменія и утвержденія благочестія»; онъ называетъ этотъ символъ совершеннымъ, вполне достаточнымъ, не имеющимъ нужды въ прибавленіи или убавленіи; а почему совершеннымъ, объ этомъ послушай въ следующихъ словахъ: «потому что, — говоритъ, — онъ въ совершенстве учитъ объ Отце и Сыне и Святомъ Духе». Какъ же онъ учитъ въ совершенстве? Онъ провозглашаетъ, что Сынъ родился отъ Отца, а Духъ исходитъ отъ Отца. И спустя немного: «то ученіе, которое впоследствіи времени, собравшіеся въ царствующемъ граде противъ возстающихъ на Духа Святаго, сто пятдесятъ отцевъ предали о существе Духа, — утверждаемъ». А какъ они утвердили (ученіе) о существе Духа? Именно сказавъ, что Духъ исходитъ отъ Отца; такъ что учащій иначе дерзновенно колеблетъ господство, сливаетъ и разрываетъ самую сущность Духа. Далее: «противъ возстающихъ на Духа Святаго». Ктоже возставалъ? Въ древности те, которые признавали своимъ учителемъ Македонія, вместо причистыхъ изреченій (Господа); а теперь — возстающіе на Христа и Его ученіе, — но назвать я не могу никого: такъ безглавно ихъ нечестіе! — впрочемъ стремящіеся вместо Спасителя къ погибели. Это говоритъ Соборъ многогласнымъ и отъ Духа движимымъ языкомъ, а премудрый Левъ вместе съ нимъ возглашаетъ и подтверждаетъ всеми своими приговорами. Ты же обрати вниманіе на следующее. Къ концу всего отдела изложенія веры онъ говоритъ: «итакъ, по обсужденіи этого нами съ всякою во всехъ отношеніяхъ точностію и обстоятельностію, определилъ святый и вселенскій Соборъ», т. е. во главе котораго былъ Левъ, имевшій царственные и умъ и слова, — что определилъ? «Иной веры да не будетъ позволено никому произносить, или писать, или слагать, или мыслить, или преподавать другимъ; а которые дерзнутъ слагать иную веру, или представлять, или преподавать, или предлагать иной символъ желающимъ обратиться къ познанію истины или отъ язычества, или отъ іудейства, или отъ какой бы то ни было ереси, таковые, если они епископы или принадлежатъ къ клиру, да будутъ чужды, епископы — епископства и клирики — клира; если же монашествующіе, или міряне, да будутъ преданы анафеме» (Соборъ Халкидонскій, деян. 5).