Очевидно, что обер-прокурор есть полновластный начальник и распорядитель Синода, что в его руках заключается вся верховная власть над Св.Церковью. По его мысли действует и пишет все, что есть в Синоде, он дает движение и направление всему, что исходит от Синода. В руках его сосредоточена вся та власть, которая может принадлежать одному только Патриарху. Он могущественнее и независимее всякого Министра, ибо он никому не дает отчета в своих действиях, кроме одного Государя, и дает так, как захочет. Никто не может обличить его ни в какой несправедливости или своеволии - все поставлено в безусловной зависимости от него. Иерархи совершенно заслонены им от Государя, и никакое мнение их не допускается до Государя мимо обер-прокурора.

Положение Церкви, никогда небывалое прежде, совершенно противное каноническим основаниям, вовсе не согласное с мыслию Вселенской Церкви об учреждении Синода и достойное того, чтобы его подвергнуть публичному суду Церкви!

Представим сначала, что и обер-прокурор, и все чиновники, служащие в Синоде, проникнуты наилучшими намерениями. Но они, будучи не приготовленными своим образованием к служению Св.Церкви, не могут во всей обширности понимать дух Св.Церкви, ее нужды и средства к удовлетворению их. А потому действия и мнения их не могут быть вполне благотворны для Св.Церкви, а нередко даже могут быть и вредны для нее. Принадлежа к разряду чиновников, приставников внешнего порядка, т.е. формы письмоводства, эти люди, очевидно, станут стремиться заключить управление Св. Церковью в мертвые формы и жертвовать для них жизненным духом Св.Церкви. От сего произойдет в Св.Церкви омертвение, формализм без духа жизни. Не будучи облечены в духовный сан, т.е. не будучи настоящими, законными пастырями и правителями Церкви, а потому и не сознавая в себе ответственности пред Богом и Св.Церковью за состояние ее, они не могут иметь надлежащего самоутверждения при занятии делами Церкви, смиренного сознания о своих немощах, не могут иметь даже ясного и правильного понятия о различии между управлением церковным и управлением гражданским, понятия о том, что и обстановка лиц, и образ действий в первом должны быть иные, нежели в последнем. Таким образом управление Церковью (они будут) приводят мало-помалу в обыкновенное гражданское учреждение, и, пользуясь властью, упорно отстаивают свои предубеждения и образуют из себя оппозицию против истинной Духовной власти, а чрез то - и против всей Церкви, сами не подозревая того.

Нынешний обер-прокурор, граф Толстой[8] с виду предан Св.Церкви. Так и старается показать себя и управляющий Канцелярией Св. Синода Саламон. Но не будучи служителями Св.Церкви, таинством священства уполномоченными к управлению ею, и принадлежат к классу чиновников. А потому, взирая на свое служение только как на службу гражданскую, какими иногда понятиями руководствуются они в самых важных делах Церкви? Благомыслящие иерархи давно ощущали нужду в русском переводе Библии. Пользуясь благими расположениями нынешнего императора, члены и присутствующие Синода согласились испросить разрешения Государя на издание перевода. Было составлено определение и подписано духовными лицами Синода. Но граф Толстой - сам ли по себе, или по влиянию неблагонамеренных людей иезуитского духа, которыми был окружен, не хотел согласиться с мыслями иерархов, и потому определение Синода залегло у него. Проходили месяцы - и никакого движения не было дано делу. Стали усматривать даже, что граф ходатайствует у царя о награждении таких людей, которые прежним обер-прокурором Протасовым употребляемы были к опровержению мнения о необходимости русского перевода Св.Писания (например, Афанасий, Астраханский Епископ, сделан в это самое время Архиепископом). Догадались, что семена, иезуитски положенные Протасовым в учрежденных им при Синоде Департаментах, пускают отростки и при Толстом. Сочли нужным действовать на совесть Толстого. Наконец о состоявшемся определении, спустя около года, представлено Государю, который и утвердил его. Иерархи начали ревностно заниматься переводом. Но Толстой не отстает от партии питомцев иезуитских, так что издание русского перевода Библии, может быть, опять встретит какое-либо препятствие. А как часто приходится слышать от разных людей: "Что делают иерархи? Как они не поймут, что непременно надобно перевести Библию на русский язык и издать ее в этом переводе?" Но никто не знает, что иерархи в собственном доме - посторонние, в собственной области - чужие.

К каким жалким мерам прибегают иногда чиновники, взявшие в свои руки кормило правления Церковью, чтобы достигнуть, по мнению их, справедливого и основательного решения дел? Они посьшают дела то ко всем епархиальным Архиереям, то в Санкт-Петербурге отдают на рассмотрение какого-либо Архимандрита или протоиерея. Истина, конечно, более уяснилась бы, если бы эти лица вошли в личное совещание об ней. Но что же напишут сотни лиц, уединенных и удаленных друг от друга? А отсюда - какой повод к насмешкам, какой соблазн?

Иногда в чиновниках рождается какая-то ревность к порядку в храмах и в духовенстве. Но не будучи управляемы смиренным сознанием того, какое действительно место принадлежит им в Церкви как мирянам, не имея верного и полного знания о Св.Церкви и ее порядках, они своею ревностию разрушают и остальной порядок, внося в действия и отношения духовных лиц элемент мирской, разрушают дисциплину, подчиненность мирян пастырям, мирян и пастырей - Архипастырям. Обыкновенно они принимают от всех и каждого доносы и жалобы то на священников, то на Архиереев, вмешиваются в действия и распоряжения Архиереев. Клеветники и все неблагонамеренные люди радуются, видя, что клевете их дано значение, а авторитет Архиереев и священников разрушается, невинность их страдает. И кроме того, архиерей лишается возможности заниматься исполнением прямых пастырских своих обязанностей, т.е. учить народ и руководить пастырей словом, ибо канцелярии при нем не положено. Все бумаги (а чиновники втягивают Архиереев в большую переписку с собою) он должен писать сам. Письмоводитель, находящийся при нем, может только переписывать, но не составить бумагу.

Мы привели здесь один или два факта, чтобы показать, что и при благонамеренности обер-прокурора и главных его чиновников, пользуясь усвоенною им себе властью над Церковью, они наносят ей очевидный вред и содействуют не к оживлению, а к разрушению ее. Но эти факты повторяются каждый день, и истинная история Синода есть история именно подобных фактов. Вообще очень ясно видно, что:

1) Вся власть над Св. Церковью в России сосредоточивается в руках обер-прокурора. Это довольно характеристически выражается в тех фразах, которые слышны в устах лиц, сидящих в Синоде, когда член Синода говорит о каком-либо деле, рассматриваемом в Синоде, то он обыкновенно выражается так: "Синод рассмотрел, Синод решил". Но когда чиновники - от обер-прокурора до последнего подъячего говорят о том же деле, то они выражаются так: "Мы решили, мы предписали этому Архиерею".

Очевидно, Синод заключается, собственно, не в членах Синода, а в чиновниках. Иерархи приглашаются только для видимости, а не для сущности дела, которое им немало не представляется, ибо они о большей части дел совсем не рассуждают. А о тех, о которых им докладывается и о которых они, по-видимому, судят, они не выражают и не могут выражать своих мнений со всей откровенностью, ибо почти рядом с ними сидят наблюдатели, которые ловят каждое слово, каждую мысль, и которые могут истолковать их так, как члены и не подозревают. Мысли и действия членов находятся под опекою, под чужим игом!

2) Вся деятельность чиновников, служащих в Синоде, направляется не к пользе и благу Церкви, о духе и потребностях которой они не имеют вполне правильного понятия, но к предметам, составляющим обыкновенную стихию чиновнической жизни. Например, легкость отчетности к поверке книг для них гораздо важнее потребностей Церкви, хотя бы эти потребности были вопиющие[9]. Соблюдение, и притом не соединенное с трудом мертвого формализма, предпочитается у них развитию живых сил Церкви. К этому присоединяется еще могущественное начало самосохранения. Сознавая незаконность своего положения, они стараются скрыть ее от публики, замаскировывая себя именем Синода, именем Архиереев, архимандритов и протоиереев. История же о проекте преобразования духовных училищ для усиления в них духовного элемента, показывает, что чиновники приносят и этот элемент в жертву своей власти, чтобы сохранить похищенную ими власть над духовными школами.

Теперь представим, что чиновники, служащие в Синоде, не одушевлены наилучшими намерениями, что они, например, не имеют расположения к Св.Церкви, проникнуты честолюбием, корыстолюбием и проч. Что должна тогда переносить Св.Церковь?! Высшая администрация будет тогда положительно губить ее! За доказательствами не нужно обращаться к отдаленной эпохе. Воспоминания свежи и современны нам. Нужно только припомнить графа Протасова. Слишком долго бы исчислять все его действия, направленные к уничтожению и разрушению Св.Церкви при благовидных фразах. Укажем только на один или два случая. Блаженной памяти императору Николаю I Протасов, показывавший себя пред ним всегда жарким ревнителем Церкви, внушил в 1848г, что комиссия духовных училищ бесполезна и что нужно лучшую организацию духовно-учебных заведений. Государь приказал составить доклад. Доклад составлен и представлен Государю втайне от Синода. Государь, возбужденный Протасовым против Синода, утвердил доклад без ведома Синода. Что же мы увидели? Мы увидели вокруг обер-прокурора четырех директоров с вице-директорами, четыре департамента со множеством чиновников разных названий, увидели, что и Академии, и семинарии, и училища стали в совершенную зависимость от обер-прокурора и директоров вместо прежней комиссии духовных училищ, состоявшей из Архиереев с небольшою канцелярию. Увидели, что все эти великие и малые чины стали получать огромное жалование из денег, собираемых по копейкам и полушкам с восковых свечей в храмах Божиих. Спросят, чем занимается такое огромное число чиновников? Ответ: получением жалованья за бесполезные занятия. Немало было хлопот с тем, чтобы выставить покойному Государю в проекте занятия всех этих чинов, которые нужны были для назначенной цели, а вовсе не для пользы Церкви. Тут опять бессовестно обманывали и обманули Государя. Протасов столь старался воспользоваться доверием императора для личных своих видов, именно чтобы сделаться могущественным Министром с именем обер-прокурора, чтобы обеспечить своих клевретов хорошими окладами. И вот Синод поставлен вдали от своих родных детей. Синод заслонен от Св. Церкви бесчисленными чинами! От Синода осталось только имя, а вся власть над всею Церковью захвачена обер-прокурором, который, оставив старые имена Синода и обер-прокурора, стал совершенно небывалым прежде образом свободно и полновластно распоряжаться всеми делами и всеми суммами Св.Церкви!

Еще случай. В начале 1842 года одним монахом донесено было Митрополитам: Санкт-Петербургскому Серафиму, Московскому Филарету и Киевскому - Филарету же, присутствовавшим в Синоде, о тайном распространении наполненного проти-вохристианскими мыслями и литографированного при Санкт-Петербургской Академии перевода Ветхового Завета, и необходимости издать от Синода верный перевод всего Св.Писания. Прежде всего и более всего подлежит ответственности за обнаружение этого перевода тот, кто со своими чиновниками принял в полное свое заведывание Академии и семинарии. Это легко и скоро поняли. Как же устроились? Протасов начал с того, что, получив от Киевского Митрополита экземпляр записки, в первое же заседание доложил ее Синоду. Вот он уже и явился ревнителем Церкви! В Синоде Московский и Киевский Митрополиты поддержали ту мысль, что нужно издать исправный перевод Ветхого Завета, и Киевский - даже сильнее выражал эту мысль, чем Московский. Прошло полторы недели, и протокол не является. Потом Протасов просит написать Московского Митрополита проект протокола, объясняя, что канцелярия никак не совладеет с этим делом. Изумительно, что великий ум Московского Митрополита не остерегся. Он написал и даже подписал проект; тем проект получил через это уже форму частного мнения Митрополита. Следует второй акт трагедии. Одного несчастного - именно Афанасия - бывшего ректора Санкт-Петербургской Академии, ныне архиепископа Астраханского, уговорили написать против мысли двух Митрополитов опровержение в том виде, что эти мысли противны Св. Церкви и опасны для государства. Это опровержение дали подписать потерявшему память от дряхлости Митрополиту Серафиму. Потом, как мнение Московского, так и опровержение, подписанное Санкт-Петербургским Митрополитом, Протасов представил Государю. И все это делалось втайне. Можете вообразить, как поражен был Государь, когда увидел бумагу за подписью Первенствующего Митрополита, в которой Московский Митрополит представлялся как человек, опасный для государства! Понятно, что Государь не мог разбирать догматических тонкостей, и кончилось тем, что он уволил безвозвратно и Московского, и Киевского Митрополитов в свои епархии. Этого только и желал Протасов, ибо в России оставались только два этих иерарха, которые еще имели влияние на публику и которые отстаивали права иерархической власти. Митрополиты узнали о всех кознях уже тогда, когда должны были выезжать из Санкт-Петербурга. Вместо них были вызваны два молодых епископа, не имевшие ни авторитета, ни опытности уволенных Митрополитов. Но этого именно и хотелось Протасову, чтобы навсегда утвердить независимость власти обер-прокурора над Церковью. Впрочем, на этом Протасов не остановился. Ему нужно было прослыть ревнителем Православия не только пред императором, но и пред всею Россиею. С этой целью учреждены были им в разных местах России Комитеты для отобрания всех русских переводов Св. Писания. Тут вполне осуществилась инквизиция, небывалая прежде в России. Протасов со своими клевретами торжествовал как жаркий ревнитель Православия. Власть над Церковью безусловно взята им в свои руки. Все в Церкви доведено до рабского безмолвия. Кто же эти клевреты, столь ревностно заботившиеся о Православии? Балаби, впоследствии открыто объявивший себя иезуитом. Сербинович, воспитанник иезуитов, Франк-Геррнгутер, Войцехо-вич, публично осмеивающий Св.Церковь с ее догматами и проч. и проч.

Страшно, но истинно![10] Такое положение высшей церковной администрации не может не оказать на Св.Церковь в нашем отечестве самого пагубного влияния. При нем невозможно появиться и не появятся никаких благих предприятий в недрах Церкви, необходимых для удовлетворения современных потребностей народа, относительно веры, образования и православности. Св.Церковь имеет нужду в проповедниках Веры для возвещения ее в соседних странах - Китае, Японии, Америке, Тибете, Бухаре, Хиве, Кохане, Персии, Турции и во всех европейских государствах латинского, лютеранского и реформаторского исповедания, и, наконец, даже в России, - не только язычникам - магометанам, сареям, раскольникам разных сект, но и самим православным, ибо большая часть их стоит на жалкой ступени познания Веры и благочестия Христианского[11]. Св.Церковь имеет нужду в классических ученых изданиях Библии на Еврейском, Греческом и Славянском языках, в изданиях всех творений Св.отцов на Греческом, Латинском и Русском языках. В западных изданиях помещаются греческие творения только первых семи или восьми веков христианских, а творения последующих времен самою большею частью гниют в рукописях. Св.

Св.Церковь чувствует нужду ввести многие улучшения в постановлениях, касательно монашествующих и монастырей. Она имеет нужду в новой, лучшей, совершенно приспособленной к пастырскому назначению организации духовных школ и проч. и проч. Но во всем этом нынешняя высшая администрация Церкви или ровно ничего не понимает, или, что-нибудь понимая, не имеет желания и не чувствует в себе долга сделать, что нужно.