Еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние, тяготу вечныя славы соделовает нам, не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна (2Кор. 4,17-18).

Легко переносить печаль, преуспевать в добродетели, надеяться вечной славы - чего более можно пожелать человеку в жизни, в которой печаль неизбежна, добродетель трудна, благополучие ненадежно? И такими преимуществами настоящей жизни обладание, не обинуясь, приписывает себе апостол: еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние, тяготу вечныя славы соделовает нам.

Будем же внимательны к средству, которым приобретаются такие преимущества жизни. Как легка печаль, даже вам, которые, по собственному признанию, во всем скорбяще, нечаеми, гоними, низлагаеми, присно живии в смерть предаетеся (2Кор. 4,8,11)? Как сия печаль преумножает ваше преспеяние, как соделовает вам? Ответствуют: не смотряющим нам видимых, но невидимых. Дело состоит в том, что мы не смотрим на видимое, а смотрим на невидимое.

Итак, не смотреть на видимое, а смотреть на невидимое - в сем заключается сильное средство против печали, для добродетели, для блаженства.

Если для определения врачебного средства с пользою обращаются к началу болезни, то небесполезно заметить здесь, что первое и всеобщее начало всеобщей болезни человечества, начало всякого несовершенства и несчастия, или, иначе, начало всякого греха и наказания человеков, есть неправильная мысль ума и беспорядочная решимость воли не смотреть более на невидимое, а смотреть только на видимое. Что иное называют падением человека, который и в состоянии падения остается на своих ногах, не как змий, осужденный ходить на чреве, - что, говорю, иное называют падением человека, если не то, что его ум, воля, деятельность отвратились, уклонились, ниспали от Бога к твари, от небесного к земному, от невидимого к видимому? Внимайте, как описывает сие книга Бытия: виде жена, яко добро древо в снедь, и яко угодно очима видети (Быт. 3,6)

И таким образом от страстного внимания к видимому рождаются грех, нагота, изгнание, проклятие, труды, печали, болезни, смерть, истление.

Повторим сказанное: для определения врачебного средства с пользою обращаются к началу болезни; заграждением источника зла пресекается распространение зла и потоки его иссушаются. Итак, если начало душевных болезней в человеках и первый источник всякого зла найдены в том, что человек перестал смотреть на невидимое, а начал смотреть только на видимое, то нетрудно заключить, сколь естественно искать врачебного противу зла и спасительного средства в том, чтобы перестать смотреть на видимое и решиться смотреть преимущественно на невидимое.

Что было в источнике, то и в потоках протекает. Забвение невидимого и пристрастие к видимому было началом зла в человеке, то же начало действовало и действует в распространении зла между человеками. Некоторые из них упорно не захотели взирать к невидимому Богу - и родилось нечестие; другие, по пристрастию к видимому, и Бога видимого иметь захотели - отсюда произошло идолопоклонство и суеверие. Презрели невидимую часть существа своего, душу, а стали смотреть только на видимую часть своего состава, тело, - и вместо человеческой жизни, управляемой разумом и законом добра, открылась в человеках жизнь скотская, чувственными похотями водимая, и зверская, необузданною яростию порываемая. Страстный и жадный взор на видимое в неудержанном направлении становится некою злотворною силою, которая из всех видимых предметов по их различию различный извлекает яд, тем более страшный, что в ком он образуется, того и отравляет. Так, смотрят на видимую красоту телесную - и впадают в неистовство сладострастия; на злато и другие видимые блага - и заражаются любостяжанием; на видимые блага в руках других - и отравляют собственное сердце завистию; на видимые преимущества собственные - и сами себя ослепляют гордостию. Так, по выражению пророка Иеремии, восходит смерть сквозе окна ваша (Иер. 9,21), то есть чрез чувства, которыми вы сообщаетесь с видимым миром, слишком отверстые по неосторожности, а еще более по пристрастию к видимому, входит греховная смерть в душу. Что же нам делать? Без сомнения, тщательнее затворять окна, которыми входит смерть, то есть удерживать чувства, которыми прелесть и соблазн входят в душу, или, по выражению апостола, не смотреть на видимое, но на невидимое. Не останавливай взора на видимой красоте - и сохранишься от прелести сладострастия. Не смотри на блеск богатства, твое ли оно или чужое, - и не поработишься любостяжанию, и не уязвишься завистию. Не смотри на твой видимые преимущества, но старайся познавать совершенства, которых требует невидимое существо твое, - и не унизишь себя гордостию, но вознесет тебя смирение. Не сей в плоть семена истления - и пожнешь от духа Живот Вечный. Минуя все видимое, взирай непрестанно к невидимому Богу - и обрящешъ благодать пред очами Его, и насытишься явлением славы Его.

Как можно, скажут, не смотреть на видимое, которое не только без воли, но даже против воли нашей находится у нас в глазах, и, напротив, смотреть на невидимое, которое скрывается от взоров наших?

На сие, дабы кто подлинно не смутился мнимою невозможностию, ответствуем, во-первых, что, как можно не смотреть на видимое, сие показывает самый обыкновенный опыт, когда, например, человек, углубленный в размышление, не примечает, что происходит вокруг него, или когда объятому печалию самое близкое и приятное дотоле становится немило и чуждо. Подобно сему человек, занимающийся благоговейным размышлением о высоких тайнах невидимого или благочестивою печалию по Боге, углубляясь в сии внутренние состояния, отрешается от всего внешнего, так что и приятным несильно привлекается и неприятным неглубоко поражается, и видит, но не смотрит, и смотрит, но не пригвождает взора к видимому. Посему и апостольское слово средством преспеяния во благе и пособием к достижению блаженства представляет не просто презрение видимого, но в соответствии с усиленным вниманием к невидимому: не смотряющим нам видимых, но невидимых.

Во-вторых, дабы удостовериться, что и на невидимое смотреть можно как бы на видимое, довольно вспомнить, что хотя в высочайшем степени невидимое Существо есть Бог, по изречению апостола, во свете живый неприступнем, Егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1Тим. 6,16), однако и Его, по свидетельству того же апостола, невидимого, яко видя, терпяше (Евр. 11,27) боговидец Моисей. Да и для всех человеков невидимая Его, от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим. 1,20). Так самое видимое, когда не на него единственно смотрим, но стараемся проникать далее, становится зрительным стеклом для созерцания невидимого.

Впрочем, от апостола можно заимствовать особенный способ, как отставать от видимого и прилепляться к невидимому. Сей способ состоит в размышлении, что видимая временна, невидимая же вечна.