Видимая временна. Что же смотреть на видимое? Какая польза строить на песке, писать на воде, гнаться за ветром или бегущею тению? Для чего корыстолюбивый, честолюбивый, завистливый несытыми глазами хотят поглотить весь мир? Прежде нежели они могут насытиться, исчезнет мир, и прежде нежели мир исчезнет, исчезнут они от мира.

Видимая временна. Что ж, если сей непременный закон видимого уже и оказывает свое действие на том, что нас окружает; если время похищает у нас приятное и любезное и оставляет чувство лишения или даже страдания? Тот же закон времени, который теперь на нас нападает с оружием скорби, вскоре обратится, чтобы нас избавить от нее. Если безрассудно привязывать себя слишком крепкими узами любви к видимому, которое вскоре может быть похищено временем, то не более благоразумно и то, чтобы самому на себе отягчать бремя печали о видимом, которое уже временем похищено.

Невидимая же вечна. Пред вечностию как одна минута, так и все продолжение времени равно неприметны. Что же значит минута лишения, за которою следует вечность обладания благом; минута страдания, которая приготовляет к вечности наслаждения; минута подвига для добродетели, которую ожидает вечность воздаяния и славы?

Невидимая же вечна. И - ах! в обширных областях невидимого есть не только вечное обладание благом, но и вечное лишение блага; не только вечное наслаждение, но и вечное страдание; не только вечное воздаяние и слава, но и вечная укоризна и стыдение; не только вечный свет и Вечная Жизнь, но и вечный огнь и вечная смерть. В краткой настоящей жизни мы проходим видимое, временное, как бы некое преддверие невидимого, вечного. Телесная смерть отверзает дверь и, если мы благовременно научились верным и неуклонным оком смотреть на сокровенный путь невидимого и решительно направили стопы свои к вечному, вводит нас в вышние обители света и жизни, а ослепленных и отягченных пристрастием к видимому низвергает в мрачную бездну, в ужасное преддверие смерти второй. Научимся, пришельцы видимого мира, - доколе не поздно, научимся, как должно нам проводить краткий путь временной жизни безопасно и благонадежно, что на нем оставить без внимания, дабы предостеречъся от развлечения, и куда обратить внимательные, осторожные взоры. Нам должно стремиться к вечной славе, не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна.

Если когда, в исключение из сего правила, позволительно и должно со вниманием смотреть на видимое, то наипаче в тех случаях, когда видимое как образ, как таинственное орудие и приятелище невидимого, святого. Божественного Самим Богом или богомудрыми учредителями поставлено в предмет благочестивого внимания для человеков. Таковы суть видимые образы, вещества, знамения, обряды церковных Таинств и богослужения. Но и в сем случае, сколь ни достойно благоговения видимое, не на нем одном останавливаться должно. Сквозь святые образы и знамения видимый, благоговейный, только не любопытный, взор веры должен быть устремляем к невидимой силе и существенному действию благодати Божией. Страшно подумать, что и Симон волхв видимо крещен был по чину христианскому; подумаем же, как нужно и там, где святыня, исходя из невидимого, наполняет и объемлет видимое, - как нужно и там восходить от видимого к невидимому, чтобы не оскорбить и невидимой и видимой святыни.

Святая Церковь многообразно подвизается приближать нас от видимого к невидимому. Так, при тайнодействии она не только невидимых Ангелов присутствующими и сослужащими представляет, но и нам самим повелевает таинственно изображать в себе Херувимов. Так, она призывает нас торжественно творить память святых, прешедших из видимого в невидимое. И Провидение Божие частою привлекает нас к общению с ними чрез их видимые чудодейственные останки, частию же и сии скрывает от нашего видения, чтобы вера училась и без помощи видимого восходить к невидимому. Да внимаем сему руководству и да смотряем невидимых. Если, по слову Господню, Ангелы в вере воспитываемых младенцев выну видят лице Отца Небесного и если нет причины отнять сих невидимых охранителей и у вышедших из младенчества, продолжающих ходить в вере; если святые Божий человеки, вступая в невидимые обители света, еще удостаивают озираться в сей сумрак видимого и благотворными знамениями дают нам призывные мановения, то со святыми Ангелами-хранителями и со святыми Божиими человеками, и в особенности мы здесь с богоносными отцами нашими Сергием и Никоном, да соединяемся, поколику можем, в единый чистый взор к невидимому Отцу их и нашему и в единое молитвенное желание; да утвердит Он нас, чтобы постоянно и неуклонно взирать к Нему духом, не смотряющим нам видимых, но невидимых, и в сем расположении духа и печали сего временного жития благодушно переносить, и в добродетели с успехом подвизаться, и вечной славы достигнуть благодатию Отца Славы, с Единородным Его Сыном и Единосущным Его Духом препрославленного вовеки. Аминь.

Слово в день Преподобного Сергия (о суде святых[34]).Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1825 г.[35]

Не весте ли, яко святии мирови имут судити? 1Кор.6:2

Мирови имут судити! - слово апостольское весь мир предает суду святых. Кто же и куда может уклониться от суда сего? Весь человеческий род представляется разделенным на две части: на судей, которые суть святые, и на подсудимых, которые суть все прочие человеки под именем мира. Некуда уклониться из числа подсудимых, как разве в число судей. Если не поставим себя самопроизвольно в сан судей, что было бы весьма дерзновенно и без дальнейшего суда достойно осуждения, то по необходимости мы должны увидеть себя во множестве подсудимых.

Святии судити имут! Что же о суде сем должны подумать мы, грешные? О суде человеческом, обыкновенном говорят, что не должно бояться суда, но судьи бояться должно, потому что суд по существу своему, как действие правосудия, угрожает только некоторым из подсудимых, то есть виновным, а судья, по невежеству, по лицеприятию, по мздоимству, и невинных, не менее виновных, опасности подвергает. О суде святых не знаю что и сказать: судей ли более или самого суда страшиться должно. Чем менее могли бы невинные опасаться сих судей, в которых нельзя предполагать ни неведения, ни пристрастия, превращающих суд, тем более грешные должны страшиться сих судей, ибо в них нельзя предполагать ни непроницательности, которая бы не приметила греха, ни лицеприятия, которое бы покрыло грешника. Если они не страшны потому, что благи и милосерды, то страшны по тому самому, что суть святые, а потому совершенною ненавистью ненавидят грех и, конечно, с совершенною правдою осудят его. Если же сии судии мира строги в правде, а мир весь во зле лежит (1Ин.5:19) и никтоже чист от скверны, греха и неправды, аще и един день житие его на земли (см.: Иов.14:4-5), то как страшен должен быть по необходимости суд святых над миром!

И ты, у которого мы ныне витаем и покоимся, как птенцы под крилами кокоши, к которому прибегаем, как к врачу немощей, как к утешителю в скорбях, как к сокровищехранителю милосердия, как к раздаятелю щедрот, как к предстателю за нас пред Всевышним Судиею, - и ты наконец должен быть одним из сих грозных судей над нами!