Чада Церкви! Чада Божии! Будем ходить, яко чада послушания. Не слышим ли, как матерь ежедневно просит нам у Господа и Отца нашего Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес наших? Не отвергнем блага, о которых она столько для нас подвизается. Презрим земное и приблизимся к небесному. Очистим чувства, и узрим сверхчувственное. Изгоним из души нашей плотские желания и суетные помыслы, и тогда посетят ее бесплотные Силы и поведут нас с собою от силы в силу, доколе наконец и Сам явится Господь Бог в Сионе духа нашего (см.: Пс.83:8) и сотворит в нем Себе обитель (см.: Ин.14:23). Аминь.  

Слово в день Святого Мученика благоверного Димитрия Царевича, 1822 г.[41]

Темже и страждущии по воли Божией, яко верну Зиждителю да предадят души своя во благотворении (1Пет.4:19)

Для чего так часто Церковь возобновляет пред нами зрелища неповинного страдания, торжественно возобновляя память невинно пострадавших? Для чего само Провидение поспешествует в сем Церкви, для чего и оно так долго и непрерывно представляет нам зрелища неповинного страдания, чудесно сохраняя пред нами нетленные останки невинно пострадавших?

Для чего, Святое отроча, благородное в жизни земной по крови царской, багрянородное и в жизни Небесной по крови мученической, - для чего еще оставляешь между нами твои рассеченные члены и таким образом соделываешь потомков очевидцами того, как ты пострадал, без сомнения, не без воли Божией, хотя то было по воле и действию забывших Бога человеков? Домышляюсь. Губители принесли тебя в печальную жертву законопреступному властолюбию, на погибель законной власти царской, и дивный в судьбах Своих Бог попустил быть сему, дабы беззаконием вельможи обличить и наказать грехи народа, но, дабы не вотще пролита была чистая кровь твоя, он сберег ее ко времени, повелел ей, как Авелевой, вопиять против мятежников и похитителей царского венца и таким образом соделал тебя священною жертвою, агнцем, закланным за спасение законной власти царской.

Только сие нужно на время. Для чего же и теперь еще призываемся мы быть свидетелями более нежели за два века пред сим совершившегося неповинного страдания? Для чего так открыто, по изречению Церкви, сеются мощи Мучеников по всей вселенной? Для того, как она же говорит, чтобы от них прозябал плод исцелений? Правда. Но для чего и дар исцелений дается невинно пострадавшим, и притом иногда таким, которые не совершили великих подвигов добродетели, как сие, впрочем благословенное, отроча? Для чего, повторяю, дар исцелений? Для тела ли только, когда самое тело не для себя, но для души?

Мне кажется, на каждом гробе Мучеников написано то, что написал Апостол Петр при мысли о Стефане, Апостоле Иакове и других Мучениках первенствующей Христианской Церкви: ...и так страждущие по воле Божией, Ему, как верному Создателю, да предают души свои, делая добро [1Пет.4:19].

Должно признаться, что нелегко привыкнуть к мысли о неповинном страдании. Против нее восстает некоторым образом вся природа, как человеческая, так и прочих тварей Божиих. Поелику все сотворил единый, премудрый и всеблагий Бог, то все сотворено в единстве, расположено по закону порядка и направлено к блаженству, смерти же Бог и не сотворил (Прем.1:13). Итак, естественно, что никакая вещь не расположена к тому, чем рассекается единство, чем нарушается порядок, что уклоняет от блаженства. Таким образом, всякая жизнь любит жить и не хочет смерти, всякое орудие познания или ощущения желает находить свою пищу и радость в предметах, сообразных с его устроением, а не страдать от тех, которые несообразны с его свойствами и разрушительны для его состава.

В человеке, кроме естественного отвращения от страдания, против мысли о неповинном страдании восстает чувство справедливости, свойственное высшей его природе. Если чувственная природа по началу своего устроения требует, чтобы жизнь пользовалась безопасностью, то нравственная природа по началу свободы и правды Божией, в ней впечатленному, еще сильнее требует, чтобы невинный был безопасен. И потому как вид разрушения приводит в содрогание чувственную природу, так нравственную природу приводит в сугубый трепет и смятение вид незаслуженного страдания.

Но вот странность и противоречие природы самой себе, которое должно погрузить размышляющего в безутешное уныние и отчаянную скорбь, если он не откроет источника утешения и надежды выше природы! Та же природа, которая внушает отвращение к ужасам от страдания, особенно неповинного, та же самая природа возвещает, что страдание, даже и неповинное, неизбежно.

Всякое благо, всякая радость, всякое удовольствие в природе более или менее дорого покупается страданием. Зерно должно расторгнуться и совсем погибнуть, чтобы родилось растение и плод; чувство чадолюбия, источник живейшей радости в животной природе, очевидно растворено и в бессловесных тоскою и заботами, приятность питания и насыщения почти соразмерна бывает с предшествовавшим изнурением голода, и сладость сна - с утомлением бдения. Во всех, и самых благодетельных, силах природы открыты источники страдания и разрушения. Солнце согревает, но и палит зноем, хлад укрепляет, но и убивает, вода орошает, но и потопляет, ветер освежает, но и наносит болезни, земля приносит человеку хлеб, но требует у него пота. Человек родится, живет и умирает также под законом страдания и еще более прочих тварей покорен сему закону. Рождающая мучится, рождаемое плачет, умирающий страдает, плачут оставшиеся после умершего. С начала жизни человек страждет от недостатка сил, от несовершенного развития способностей, под конец жизни - от утраты сил и способностей; если между сими крайностями есть какая середина, она через край наполняется страданиями, оттого что человек никогда не находит способностей и желаний своих удовлетворенными. А сколько разнообразных случайностей! Болезни, страсти, оскорбления от людей, беспомощная бедность, обременительное богатство, тяжкая подчиненность, расстроенное управление - сколько стрел или, точнее, сколько тулов, наполненных стрелами, на уязвление сердца человеческого!