Слово в день тезоименитства Его Императорского Величества благоверного Государя Императора Александра Павловича, 1825 г.[119]

Радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех (Лк.10:20)

В радости проводим мы настоящий день, потому что на нем написано возлюбленное имя Александра, верховного для нас на земле виновника победных и мирных радостей общественных, охранителя и распространителя непорочных радостей семейственных и личных, собственную радость и покой приносящего в жертву, да мы под его державою тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте (1Тим.2:2).

Желаем ли сию возвышенную на земле радость еще возвысить некоторым образом в достоинство небесной радости? Мы имеем и для сего твердое основание, ибо нет сомнения, что радостотворное для нас имя Александра, благословенное в делах благословенных, написано на небесех (Лк.10:20), откуда благословляется благое, откуда невидимо управляются правительства сего видимого мира, откуда исходят судьбы людей и народов.

Радость праведная, радость святая! Сияй, как ясное утро, согревай сердца, как летний полдень, услаждай и упояй, как вино зрелого винограда! Пусть раздается глас радости и спасения в селениих праведных (Пс.117:15).

Да будет только радость, праведная и святая по своему предмету, так же праведна и свята по своему образу и действиям. Да будет радость достойна предмета радости.

Дайте мне и себе несколько досужных минут радости, чтоб развить сию мысль в некоторое наставление каждому из нас.

Есть обычай, по которому каждый из нас некоторой радостию и торжественностию ознаменовывает день своего имени, какое он получил от Церкви. Что за обычай? Когда с радостию вспоминают и празднуют день рождения, сей обычай легко изъясняет себя, хотя бы и не говорило Евангелие о радости, яко родися человек в мир (Ин.16:21).

Нетрудно вообразить, что бытие лучше ничтожества, что жизнь на земле, под солнцем, превосходнее мертвого сна или темничного заключения младенца в матерной утробе, и потому не удивительно, что мы с торжеством вспоминаем день, которым для нас вечное ничтожество кончилось и девятимесячный гроб раскрылся. Но когда один назван Криспом, а другой Гаием, что торжествуют они? Не вижу, откуда бы взять на сие ответ, разве из приведенных в начале сего слова слов Христовых: Они радуются, яко имена их написаны суть на небесех.

Имена не так маловажны, как думал о них упоминаемый в Деяниях Апостольских Галлион. Аще стязания суть о словеси и о именех, говорил он, судия аз сим не хощу быти (Деян.18:15), и думал, что поступил очень разумно, с презрением отвергнув предмет спора, достойный презрения, но в самом деле обнаружил языческое невежество и недостаток обыкновенного даже рассуждения. Если бы только переименовать его из римского гражданина в раба, он, вероятно, тотчас догадался бы, что есть имена, которыми не должно пренебрегать и которые достойны быть предметом важного состязания.

Если важными почитаются некоторые земные имена, колико должны быть важнее имена небесные. Земное обыкновенно возвращается в землю, тлеет, разрушается, забывается: где теперь многоценные списки римских граждан, многоценные, говорю, потому, что именно признается один из них: Аз многою ценою наречение жительства стяжах (Деян.22:28). Но туне по благодати даруемое наречение жительства небесного ни в книгах истлеть, ни в памятниках разрушиться, ни в памяти изгладиться не может, ибо тление, разрушение, забвение не имеют места в небесном жительстве.