Грех испортил созданную по образу Божию духовную природу нашу. Но грех не уничтожил в нас образа Божия: дар Божий сильнее дела человеческаго. Вместе с некоторыми понятиями о Божестве остается в человечестве некоторое, хотя и слабое, чувство добра, остается некоторое, хотя и слабое, стремление к святому. То, что можно знать о Боге, было известно и язычникам; не имевшие откровеннаго закона, по влечению природы, творили сообразное с законом Божиим. Если же так, если остаются и в падшем человеке некоторыя силы для добра: как же христианину не пользоваться ими для спасения своего? Как оставить без употребления дар Божий? Не значило ли бы это оказывать пренебрежение и к дару и к Владыке дара? Если язычник по возможности умножал талант, данный при роде: христианину ли быть хуже язычника?

Думают, что возвышают благодать, предоставляя ей все делать в нас без нас самих. Нет, тем не возвышают, а унижают благодать. Благодать, как дар Божий, не может ни уничтожать, ни оставлять без употребления другаго дара Божия — свободы. Иначе, то и другое оскорбляло бы мудрость и величие Владыки благодати и свободы. Напротив, укреплять ослабленную грехом природу человеческую — вот что вполне прилично и благодати Божией, прилично и свободе человеческой. И благодать совершает это в нас. Те же самыя силы, которыми грешник противоборствует воле Божией, благодать направляет противу греха, облекает силою для исполнения закона Божия, возвышает до торжества над порочными наклонностями и привычками. Те же члены, которые служили орудием нечистоты и беззакония, под влиянием благодати, становятся орудием правды и святыни (Рим. 6, 19). Та же свобода, с которою человек творил волю плоти и гордости, освященная благодатию совершает подвиги умерщвления плоти и самоуничижения, возвышается до высшаго своего совершенства, — до освобождения от рабства греху. Идеже дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3, 17). Потому-то, благодатное возрождение называется обновлением человека (Ефес. 4, 24), или сравнивается с брожением, произведенным в тесте закваскою. Царствие Божие подобно закваске, говорит Спаситель (Матф. 13, 33).

Если все дело спасения от благодати: как же случалось, что причастники самых высоких даров благодати подвергались падению? Конечно, никто не позволит себе той хулы на благодать, чтобы ей, а не воле человеческой, приписать эти падения.

Если все дело в благодатной вере: к чему же предписание любить Господа всем сердцем, всею душею, всею мыслию? К чему предписания подвизаться против греха до крови, исторгать из сердца страсть, хотя бы она была также дорога сердцу, как глаз, как правая рука? К чему предписание отрекаться от себя самаго, и с крестом на раменах идти по следам Распятаго за нас? Нет, предъявления прав Божиих на нас не так ограничены, как мечтают.

И так — понятно, что не искреннее благочестие говорит: дело не в делах, а в вере. Нет, это не голос благочестия, а голос испорченной природы, лукаво уклоняющейся от пути Христова, домогающейся оправдать чем нибудь свое нежелание совершать христианские подвиги. Искренние подвижники благочестия не тому учили словом и делом. Умерщвляю тело мое, говорил апостол, да иным проповедуя сам не останусь ленивым рабом (1 Кор. 9, 27). Если живем духом, то по духу и ходить должны (Гал. 5, 25), т. е., если получили мы дух благодати, то должны жить не по желаниям плоти, а по началам духовной жизни. Св. мученики и мученицы каким путем достигли неба? Они отдавали жизнь свою на муки и страдания, на поругание и смерть, чтобы только не изменить Господу своему. Святители Божии свободно говорили правду сильным земли, защищали истину против еретиков, жертвуя покоем, здоровьем, а иногда и жизнию. Преподобныя отцы и преподобныя матери терпели жестокия внутренния скорби, подвизаясь противу страстей. Вот искренние последователи евангельскаго учения! Вот истинные проповедники христианскаго благочестия!

Вера без дел — мертва. Это — вера мысли, а не сердца, а не жизни. При такой вере, богослужение — бездушно, ничего не говорит ни сердцу, ни воображению, так как и вера не восходит далее одной мысли. При такой вере, скучают медленным богослужением, чтобы спешить на распутия земной жизни. Но, о Боже мой! если уже скучают беседою с Тобою: то что будет крест Твой? К чему же и именовать себя поклонниками Христовыми? При такой вере, не считают нужными подвигов самоумерщвления, подвигов поста. Но, слушатели! уже ли христианство в одном только имени? Уже ли не христианам предписано распинать плоть с ея страстями? При такой вере, забота об одном, — о образовании ума. Скажите же, други мои, уже ли христианская жизнь — дело одной мысли, труд одного ума? Нет, она есть дело всей души нашей, всего человека; она есть подвиг всех сил наших, всего существа нашего. Если оставляют без пищи духовной какую либо потребность существа нашего: то не доведут души до неба: туда не пускают ни хромых, ни увечных. Веруют и бесы, а иногда и трепещут: но где им место? Потому, если раз сказали, что дело не в делах, а в вере, тут уже не ожидайте подлинной христианской жизни, подлиннаго христианскаго совершенства. Оскорбительно было бы для имени христианина открыто отказываться от слов Спасителя о том или другом долге нашем, и потому-то, повторяя буквы писания, говорят: надобно это делать, надобно так жить. А потом, под влиянием ложной мысли о вере, оставляют свою решимость, не доходят до конца подвига. Помня то или другое изречение писания, хотят жить христиански, начинают жить; а мысль о ложно-понятой вере ослабляет решимость, отнимает у души искренность любви к пути Христову. Вот почему так много говорят о живой вере, и не имеют живой веры! Вот почему никогда не встретите всецелой решимости жить для Господа, никогда не увидите жизни на той высоте совершенства, на которой стояли Антонии и Златоусты! Самое лучшее, что встретите на этом пути, это то, что доходят до половины дороги к небу. Иначе, страшно подумать куда заходят.

Братия! не отворяйте слуха внушениям противным учению Православной Церкви. — Бог благодатию Своею да сохранит сердца наши в вере и любви для вечной жизни. Аминь.

1846 г.

Источник: Слова, беседы и речи Филарета (Гумилевскаго), архиепископа Черниговскаго и Нежинскаго. В 4-х частях. — Издание третье. — СПб.: Издание книгопродавца И. Л. Тузова, 1883. — С. 320-324.

Беседа в неделю 17-ю по Пятдесятнице.

Матф. XV, 21-28.

Ныне чтенное евангелие представляет нам образец того, как мы грешники должны просить Господа о помощи в скорбях и нуждах, если желаем быть услышанными. Объясним евангельскую повесть о жене хананейской.

И изшед оттуду, Иисус, отъиде во страны Тирския и Сидонския. И се жена хананейская от предел тех изшедши, возопи к Нему.

Кто является пред Господом Иисусом? Жена хананейская, урожденка Тира и Сидона.