Видев же ю (больную), Иисус пригласи и рече ей: жено, отпущена еси от недуга твоего. И возложи на ню руце: абие простреся (ст. 12-13).

Сколько любви в Спасителе нашем! Едва увидел Он страждущую, как первый взгляд Его на нее был взгляд любви сострадателъной; Он сказал, чтобы больная подошла к небесному врачу. «Бедная жена! говорит Он ей, ты освобождаешься от недуга твоего». Какая величественная простота в действии Всемощнаго! Это слова Слова Творческаго. «И возложил на нее руки. И она тотчас выпрямилась». Для чего, думаете, нужно было возложение рук на больную? Что оно значило? Слово Сына Божия само по себе — слово могущественное. Но для того, чтобы мирно перешло действие Его на больную, надобно было принять это действие тихою верой болящей; а действие слова для кроткой души было грозно и принятие его затруднялось трепетом души. Потому-то Господь присоединяет к действию силы действие любви Своей — возлагает руки на больную. Тогда-то, а не вслед за словом Всемощнаго, выпрямилась страждущая. Любовь вечная и начинает и оканчивает свое дело любовию.

И славляше Бога. Отвещав же старейшина собору, негодуя, зане в субботу исцели ю Иисус, глаголаше народу: шест дний есть, в няже достоит делати: в тыя убо приходяще целитеся, а не в день субботний (ст. 13-14).

Вот одно и тоже дело Спасителя — исцеление больной одною душею принимается с благоговейною признательностию, а начальником синагоги — с негодованием. — Странныя сердца человеческия!

И славляше Бога исцеленная жена. И как было не славить Бога? Дело, совершившееся над нею, было дело Божие. Та, которая 18 лет страдала болезнию неизлечимою, исцелена одним словом: не дело ли это Всесильнаго? Не посещение ли благости небесной? Кто-бы не упрекнул исцеленную, если бы осталась она не признательною к неожиданному благодеянию Божию? Исцеленная была благодарна, она славила Господа вслух всех. Она славила Спасителя своего и в синагоге, хотя знала, как синагога неприязненна к Иисусу. Такова искренняя благодарность!

Но старейшина синагоги — в сильном негодовании. Он, как показывает, оскорблен тем, что больная исцелена в субботу. Нарушен покой субботы! И где же! В синагоге, где он начальник, в синагоге — пред его глазами! Можно ли ему стерпеть это? Он обращается с наставлением к народу. Но почему не обращается он с обличением к Иисусу? Если покой субботы нарушен исцелением: то нарушил его Врач; с Ним и имей дело. — Совесть прямая, совесть чистая, говорит о вине прямо самому виновному. А начальник синагоги говорит об ошибке Иисуса в чужия уши. Видно, ревнитель правды чувствовал, что совесть его не чиста. И смотрите, как странно наставление его народу. Он повторяет слова закона о субботе верно (Исх. 20, 3. 10). Но как прилагает их к своему делу! В тыя дни, говорит, приходяще целитеся, а не в субботу. Что это значит? Больные должны оставаться дома в субботу? Они не должны быть в синагоге для слушания закона? За что такая немилость к больным? В тыя дни приходяще целитеся. Но разве от воли больнаго зависит быть исцеленным во второй или четвертый день недели? И если больной исцелился в субботу: по заповеди учителя синагоги он должен говорить: нет, я еще не исцелен, только завтра могу я славить Бога. Нельзя не сказать, что иудейский учитель говорит безсмыслицу. Жалко!

Отвеща ему Господь и рече: лицемере, кождо вас в субботу не отрешает ли своего вола или осла от яслий и шед напаяет? Сию же дщерь Авраамову, юже связа сатана се осмоенадесяте лето, не достояше ли разрешитися ей от юзы сея в ден субботний? (ст. 15-16).

Спаситель обличает защитника покоя субботняго его собственными поступками. Если, говорит, закон о субботе не мешает вам оказывать сострадание скоту, дозволяет поить в субботу осла или вола, когда те томятся жаждою: не следовало ли оказать сострадание больной женщине, которую 18 лет мучит сатана? Заметьте, слушатели, что Спасителю никто не говорил, как давно страдает больная; а Он говорит о том с такою определенностию: «вот осмнадцать лет тому, как связал ее сатана». Он знает и необыкновенное происхождение ея болезни — «ее связал сатана». Так народ, вслух котораго говорено было обличение ревнителям закона, должен был признать в Иисусе и великаго чудотворца и дивнаго прозорливца, от котораго не сокрыто прошедшее и пред которым открыт мир духов.

И сия ему глаголющу, стыдяхуся вси противляющиеся Ему: и вси людии радовахуся о всех славных, бывающих от Него (ст. 17).

А народ — люди простые сердцем и искренние в благочестии принимали учение Спасителя открытым сердцем и радовались торжеству Его: Самые враги Иисуса стыдились своей неправды, чувчствуя непреодолимую силу слов Его: но надолго ди?

Обратимся еще раз к начальнику синагоги. Лицемере! говорит ему Иисус. За что такое название? Он ревновал о законе, о славе Божией. Пусть он ошибался, неправильно понимал закон о субботе. Но за ошибку смысла довольно было сказать ему: ты, друг, ошибаешься. За что же он лицемер? Видите, слушатели, Господь сердцеведец. Ему видно было, чтó происходило в душе начальника синагоги? Там скрывалось зло, как и у людей подобных ему. Начальник синагоги досадовал не за субботу, а за себя; ему горько было, что за величием Иисуса, не видно было имя его — учителя иудейскаго; под ревностию его о законе скрывалась зависть к славе назорейскаго Учителя. Как нередко бывает тоже и между нами! Как и начальник синагоги, иной выходит из себя, указывая на ошибки другаго. Как, говорит, терпеть подобныя дела? Это — вопиющая несправедливость! Это — соблазн! И иные, слушая, думают: какой благородный человек! как он смело защищает правду! Но — на деле наш защитник честности стоит не за честность, а за себя; он хлопочет о своем имени. Бедный, он и сам не видит, что у него в душе; а если подчас и заметит, закрывает глаза, чтобы открыть их на приятное для самолюбия. О! Зачем оскверняют правду нечестием сердца? Зачем неволят душу, заставляя ее служить греху под личиною добра? Как портят, как губят тем душу! Могут дойти до того, что она совсем потеряет вкус к правде и станет принимать за правду только то, что угодно той или другой страсти. Зависть — самое тонкое и самое тревожное самолюбие. Сколько разливает она яда вокруг себя! Сколько погибели строит другим! Не понимая себя, не понимая тайных движений своей души грешной, преследуют дарования полезныя для общества, чернят поступки благородных сердец, гонят невиннаго, и иногда до того, что тот, истомленный душею, ложится в могилу. Не понимают, что в их мнимой ревности брань с добром и истиною, и след. брань с Богом, источником истины и добра. — Ты, который так негодуешь на неправды других, осмотрись, не больше ли ты стóишь негодования других? Осмотрись: не должен ли ты сказать о себе: лицемере! Название — неприятное, но поверь, оно полезное лекарство больной душе твоей; принимай его чаще, повторяй себе о себе: лицемере! Тогда не будешь ты увлекаться тщеславием и завистию, чтобы оскорблять невинность. Тогда и при встрече с действительными ошибками другаго, ты или покроешь их молчанием снисходительным, или скажешь несколько слов нужных с любовию кроткою, с участием осмотрительным. Тогда не только не станешь стоять за себя при защите правды, но для правды охотно потерпишь неприятное.

Господи! охраняй сердца наши от завистливаго самолюбия. Пусть как струны стройной псалтыри поют оне хвалу дивным делам Твоим. Аминь.

1856 г. Харьков.

Источник: Слова, беседы и речи Филарета (Гумилевскаго), архиепископа Черниговскаго и Нежинскаго. В 4-х частях. — Издание третье. — СПб.: Издание книгопродавца И. Л. Тузова, 1883. — С. 368-372.