Тогда как вопль развратных жителей Содома и Гомморы дошел до престола небеснаго, призывая мщение на них: послано ли тотчас мщение Господом? Нет. Господь милостивый и правосудный говорит: сошед узрю, аще по воплю их, грядущему ко Мне, совершаются: аще же ни, да разумею (Быт. 18, 21). Сердцеведче Господи! Ты ли не знаешь, что отягченная грехами содомскими земля не напрасно возносит к престолу правды вопль свой? Братия! Он знает все, не только, что сделано, но и что сделают, или что способны сделать люди. Но — Он показывает нам, что никакое око не в состоянии заметить в судах Его строгость излишнюю, но всегда может, всегда должно видеть, что суд Его одушевлен всею снисходительностию любви праведной. Видите, как осуждению Его предшествует внимательное разсмотрение дел, как замедляется приговор Его строгою поверкою дела с законом, как видно желание не отягчить, а облегчить участь виновнаго. Так поступает с нами грешными Господь наш! Так поступать должны и мы в отношении к другим. Так и поступает человек с совестию доброю, чистою, святою. Если и призовут его свидетельствовать о проступках другаго: не иначе, как с неохотою, с сожалением станет он говорить о грехе другаго: он будет говорить только о том, о чем спрашивают его, показывать будет только то, что знает он, что наверное видел, или наверное слышал; не только не допустит он до души и слов своих — досады, преувеличения, злости, но он страдать будет внутренно за другаго, будет томиться желанием, чтобы не обвинен был обвиняемый. А ты, брат мой, как поступаешь, разсеевая пересуды и злословия? Ты говоришь о ближнем, когда никто тебя не спрашивает, обвиняешь его, когда никто тебя не вызывает на то; разсказываешь то, чего не знаешь, разсказываешь с гордою уверенностию в себе, тогда как эта уверенность — плод одной легкомысленности; говоришь всего чаще то, чего совсем не бывало, говоришь только то, что слышал, но не видел; и говоришь с язвительною злостию. Какая несправедливость черная!

Если уже принял ты на себя, брат мой, дело судии над совестию другаго: тебе надлежало бы подумать о законном производстве суда. А как поступаешь ты? Не выслушав ни свидетелей, ни сторон — защищающей и обвиняющей, без изследования, без очной ставки, не имея другаго доказательства, кроме вестей и слухов, ты судишь так смело, осуждаешь так решительно. Одумайся. Ты говоришь: «мне сказано то и то, я ничего не выдумал». Пусть так! Но достойны ли веры лица, которых слова ты повторяешь? Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать: «они ничего не прибавили, они не обманулись, они не были обмануты, они никакою страстию не были заняты, когда говорили то и другое»? Можешь ли свидетельствовать все это пред Господом? Нет! Как же ты, жалкий человек, взялся быть судьею другаго, когда не в состоянии ничего доказать на него?

Но позволь спросить тебя, брат мой, кто дал тебе право быть судьею над другим? Господь Иисус прямо запрещает тебе судить ближняго: не судите, да не судими будете (Матф. 7, 1). Апостол Христов дал заповедь оставлять дела человеческия будущему суду Христову: темже прежде времене ничтоже судите, дондеже приидет Господь (1 Кор. 4, 6). Откуда же взял ты право осуждать другаго? Какой пророк облек тебя этим правом?

Един есть законоположник и судия — Господь Бог, творец и промыслитель наш; Его мы все; Им дан для всех закон; Ему принадлежит и право судить всех. Итак, ты присвояешь себе право Божие, похищаешь честь Божию. Как это дерзко! Как это нагло! Ближний — не подсудимый тебе, он брат твой; как брата, обязан ты любить его, защищать его, щадить его, а не язвить насмешкой и бранью. В обществе братском один брат учится от другаго добру. Мы можем, мы должны изучать жизнь других, для собственнаго назидания: но это не то значит, что осуждать других. Смотри на душу брата, как на живую книгу; читай и изучай эту книгу. Но помни, что сочинитель этой книги — Всевышний, котораго каждая мысль, каждое дело — предмет благоговейной хвалы и изумления для сонма ангелов. Страшись презирать то, что хранит Бог. Что касается до дел и жизни брата, повторяй в душе чаще: Судия над ним, как и надо мною, — Господь. Ты кто еси судяй чуждему рабу? своему Господеви стоит или падает. Ты кто еси судяй брата твоего? вси бо предстанем судищу Христову (Рим. 14, 4. 10).

Над кем предоставлено тебе право суда? Над самим собою. Себе искушайте, аще есте в вере, себе искушайте (2 Кор. 13, 5). Вот предмет, о котором и можешь и должен судить ты со всем вниманием, со всею строгостию. Здесь ты можешь, если угодно, сыпать и насмешки едкия, и укоризны жесткия. Сколько пищи остроумию твоему! Другое дело — судия начальник, наставник, родители. Самое звание обязывает их разсматривать и ценить поступки подведомых им лиц. Но и тем надобно смотреть за собою, как бы не допустить чего нибудь более, чем дозволяет звание. Иначе: дело свое да искушает кийждо (Гал. 6, 4). Каждый из нас должен дать отчет за себя Богу, и какой строгий, какой полный отчет! Надобно же приготовиться к отчету. Что-ж? Поверял ли ты себя? Смотрел ли в глубину души твоей? Обозрел ли, обсудил ли себя по строгой правде? Придется же показывать все тайныя движения сердца твоего — и злость, и зависть, и желание чужаго, и похоти, — все и темное и грязное. Известны ли тебе все тайны твои? О, Боже мой! Что мы делаем? Мы для себя — чужие, а чужие — предмет неутомимаго суда нашего. Своя душа и слепа, и бедна, и покрыта ранами. А мы занимаемся чужими делами! О, Господи! даждь ми зрети моя согрешения и не осуждати брата моего.

Как нам быть судьями ближняго? Душа наша может быть известна нам: а как знать нам, чтó в душе брата нашего? Мы судим других по наружности, и грубо ошибаемся. Фарисей судил и осуждал мытаря по званию его, а оказалось, что сердечное смирение мытаря перевесило все посты фарисея. Закхей был старшина мытарей, и народ роптал на Господа, яко ко грешному мужу вниде витати; а Закхей так оказался велик духом, что привлек благодать не только на себя, но на целый дом свой. Самый близкий и самый печальный пример ошибочнаго суждения людскаго представляет тебе, христианин, суждение иудеев и еллинов о кресте Спасителя твоего. Не соблазнялся ли этим крестом иудей, не насмехался ли над ним язычник, тогда как в кресте Божия сила и Божия премудрость? (1 Кор. 1, 24). Люди судят о намерениях по внешности? Но грех, лишь только явился на свет, придумал способы закрывать себя самою красивою одеждою. Оттого и случается, что думают видеть ангела светлаго, а на деле это — сатана темный. Судят о глубине душевной по поверхности? Какое легкомыслие! Кто весть от человек, яже в человеце, точию дух человека, живущий в нем? Бывает, что и сам человек не все знает, что приготовило его к такой, а не к другой решимости. Благодать Божия движет сердцем, не всегда сказываясь сердцу, еще менее людям. Очень возможно, что тогда, как презираешь ты в человеке то, что видишь, в незримой тобою глубине души его это имеет другое значение. Одно и тоже дело в одном положении может быть извинительно или похвально, в другом преступно или едва простительно; одно и тоже дело может иметь и произвольныя и непроизвольныя побуждения, и чистыя и нечистыя намерения. Как же брать на себя судить и осуждать другаго, не зная другаго? Ты осуждаешь брата за проступок, тогда как дело брата, быть может, есть следствие одного только недоразумения, или оскорбляет одно приличие, но не закон, или, если и есть проступок, но уже прикрыт смиренным раскаянием, как проступки мытаря. За Спасителем следовал на распятие разбойник. Но через час этот разбойник был исповедником Христа, и послан Господом в рай. Что если презираемый мною грешник повторяет в глубине кающейся души молитву благоразумнаго разбойника? Как тяжек будет грех мой!

Откуда происходит страсть злоречить и осуждать другаго? Что заставляет нас говорить о других худо? Когда язык покрыт желчью: это признак, что желудок разстроен. Когда язык говорит дурно: верно, разстроена душа. Чем же? Гордостию, самолюбием, братия! — Самолюбию приятно считать себя выше других; самолюбию приятно думать, что другие становятся ниже нас, самолюбию приятно так думать, приятно так и говорить о других. Потому-то с удовольствием выставляют на вид ошибки других. Унижая других возвышают себя. Видите как болезнь души обнаруживается на языке. И какая болезнь! Болезнь самая опасная, болезнь столько отвратительная для Господа, — гордость. Ты говоришь: «я не считаю себя лучше других: но мне не хотелось бы, чтобы упрекнули меня в таком же деле». И думаешь, что оправдался? Совсем нет. Кто заботлив о том, чтобы не казаться худым, а не о том, чтобы не быть худым, — не о том, чтобы не допускать до души несправедливости ни пред Богом, ни пред ближним: не дурное ли самолюбие живет в том? Ты не считаешь себя лучше других: но верно не считаешь себя и хуже других; а это что, как не гордость? Посмотри ближе на себя. Ты любишь навык находить в себе все хорошее, а в других дурное, извинять свои проступки и ничего не щадить в другом. В глазу другаго заметен тебе и сучек; а в своем не чуешь и бревна. Что это, как не гордость? Гордость наша бывает лукава. На людей, сделавших большое преступление, она не обращает едкаго взгляда; напротив готова сожалеть о них; ах, как несчастен он, говорит она. Отчего эта доброта? Оттого, что не хотят идти в сравнение явнодурными людьми, оттого, что сострадание к участи людей признается за признак доброй души. За то, никакой нет пощады обыкновенным слабостям.

Гордость является подъ-час и с синим лицом зависти. И вот тогда новая мука счастливому ближнему. Заслуги ближняго бросают тень на честь другаго, его добрая слава в тягость другому, его светлыя качества открывают своим светом темныя пятна других. И — досада волнует желчь, злость кипит в душе, как в аду, счастливаго соседа готовы растерзать. Как, почему, отчего так счастлив он? Он вовсе не таков, как кажется, он совсем не тот, чем видят его. И — начнут описывать! Сохрани вас Бог попасть, когда нибудь на этот язык проклятый. Он припишет вам такия намерения, которых вы никогда не имели, покроет поступки ваши такою гадкою краскою, что вам станет тошно. Это низко, сатанински низко, но таково дело злобной зависти!

Не многим лучше становятся, когда тщеславие заставляет судить и пересуждать других. А это бывает, и очень часто. Тщеславию хочется блеснуть чем нибудь, хочется приятным быть в беседе, забавлять общество остротою, занимать других собою. Но как это сделать? Поострить над собою, на свой счет? Это не значило бы прибавить себе блеска. Для других предметов не достает какъ-то остроты, или точнее, смысла. Лишь заговорит и — видят, что скучен и пошл. И вот ближний стал жертвою страсти. И Боже мой, откуда является ум, котораго не достает на другия вещи! А если случатся три, четыре остряка; тогда прощай доброе имя брата. Едва брошен первый камень в него, — как посыплется град насмешек язвительных, укоризн самых едких и злых. Извини, слушатель мой, что назову эту забаву бесовскою.

Мутен, черен, грязен исток, откуда выходит страсть судить других. Но ищи, сколько хочешь, — лучшаго не найдешь. Потому-то сказал апостол: язык злоречия полон яда, и есть скопище неправды (Иак. 3, 6. 8).

Братия! будем внимательны к себе самим, к своим грехам. Тогда не будем осуждать других; — тогда не достанет на то и времени, не достанет и охоты. Тогда окажется, что много надобно сил, чтобы нести свое бремя; тогда научимся лучше ценить и других. А — что всего выше: смиренным Господь дает благодать, — подаст и нам грешным. Аминь.

1846 г.

Источник: Слова, беседы и речи Филарета (Гумилевскаго), архиепископа Черниговскаго и Нежинскаго. В 4-х частях. — Издание третье. — СПб.: Издание книгопродавца И. Л. Тузова, 1883. — С. 473-478.

Слово в неделю Мясопустную.