Сотворивый радость ученикам обетованием Святаго Духа! Ниспосли животворящаго Твоего Духа и нам немощным, да Им просвещенные и укрепленные будем взирать на небо, приявшее Тебя, не развлекаясь прелестями мира. Аминь.

1847 г.

Источник: Слова, беседы и речи Филарета (Гумилевскаго), архиепископа Черниговскаго и Нежинскаго. В 4-х частях. — Издание третье. — СПб.: Издание книгопродавца И. Л. Тузова, 1883. — С. 97-100.

Слово в день Преображения Господня.

И се мужа два с Ним глаголюща, яже беста Моисей и Илия: явлшася во славе, глаголаша же исход Его, его же хотяше скончати во Иерусалиме (Лук. 9, 30-31).

И среди славы небожители говорят не о славе. После стольких благодеяний для людей, и после стольких оскорблений, со стороны людей, человечество Христа Иисуса осиявается на Фаворе славою божественною; Божество, скрывавшееся под завесою плоти, проявляется сквозь завесу плоти в своем величии и славе. О чем бы, казалось, приличнее всего говорить теперь явившимся Моисею и Илии, как не о славе, в которой они видят еще на земле Богочеловека-искупителя? Но — они говорят не о том. Они говорят о кресте и смерти, которые ожидают Господа в Иерусалиме.

Так ли мы поступаем, слушатели, в счастии? Так ли мы считаем нужными несчастия? В несчастии мы унываем, в счастии не думаем о несчастии, в том и другом случае поступаем так оттого, что не понимаем цены несчастий. Недавно посетил Господь страну нашу бедствиями. Все ли понимали значение сего посещения? Все ли теперь понимаем, как несчастия нужны и полезны, особенно для счастливцев мира?

Если небожители в славе Фаворской беседовали о скорбях: то, конечно, не лишнее дело для нас подумать о значении скорбей для детей счастия.

Бог справедлив. Он не опускает из виду ни одного добраго нашего дела, даже ни одной доброй мысли. За Ним не пропадает и слеза покаяния. Но Он и не воздает более, чем кто стóит. Избави Бог несчастия — видеть между нами таких, которые не делали бы ничего кроме зла. Почти каждый, сколько видим, делает что нибудь доброе. И Бог справедливый наделяет каждаго благами, но не более, чем кто стóит. Оттого-то Авраам сказал богачу: «ты получил блага в земной жизни твоей, а Лазарь страдал». Это значит, что богачу заплачено в земной жизни за все что следовало, а Лазаря оставалось наградить там — за гробом. Таким образом недобрые счастливцы мира получают за свои кое-какия добрыя дела награду здесь и уже не имеют ея там. — Как же не желать после сего, чтобы довелось пострадать лучше здесь, во времени, чем страдать там, — вечно? Что значат все возможныя утешения времени в сравнении с вечностию мук? Чтó значат всевозможныя бедствия времени в сравнении с вечностию блаженства? Только счастлив и счастливец мира, когда чувствуя ничтожество счастия земнаго, воздыхает о радостях неба и тайными скорбями покаяния готовит себе лучшую долю в вечности.

Бог — благ. Он желает нам покоя и счастия. Но что делать с нами, когда покой земной обращается нам не в пользу, а во вред? Бог — благ. Целая вечность блаженства неизобразимаго приготовлена Им для нас. Но — здесь все мы больные, для которых нужны лекарства горькия. Все мы — дети Адама; все любим жить более для плоти, чем для духа. Так всегда бывает с нами, тем более тогда, как счастие земное манит нас к покою плоти и доставляет средства выполнять все желания плоти. Как легко счастие земное разслабляет самый крепкий дух! Премудрый не был из числа слабых, а он молил Бога: не даждь ми богатства, — да не насыщся лож буду и реку: кто мя видит (Прит. 30, 8. 5)? Среди покоя внешняго, при готовых способах жить по желаниям грешной души, счастливец мира занят только тем, как удовлетворять желаниям плоти своей. А душа, которая больше плоти? А дух, который так незаменим ничем земным? Они забыты. Счастливец питает и утучняет плоть, которую надлежало бы распинать с ея страстями и влечениями, а душа — остается без пищи и питья небеснаго. И вот человек, украшенный образом Божиим, приложися скотом несмысленным и уподобися им. И вот христианин, возрожденный в купели крещения для жизни духовной, обогащенный неоценимыми небесными дарами благодати, валяется в грязи земной. Это жалко, очень жалко! Но тем не ограничивается несчастие больной души. Счастие земное, вместе с тем, как нежит и развивает чувственность, воспитывает помыслы и желания гордости. Кто мя видит? говорит тот, кому все удается, и не думает о том, что он сын грешной плоти, чадо гнева Божия.

Что же может привесть в сознание себя эту душу больную и не знающую своей болезни? Скорби, одне скорби.

Скорби пробудят в ней воздыхания молитвенныя о своих грехах, о своей бедности и унижении; а молитва прольет в сердце ея утешение, при котором забудутся земныя утешения. Так она будет чаще и чаще уединяться и от скорбей и от радостей земных в потаенную клеть сердца своего и там беседовать с Богом сердца. Так, всякое несчастие, хотя на первый раз не кажется радостию, в последствии доставляет мирный плод праведности тем, которые умеют пользоваться несчастием.

Посмотрим еще ближе, как действует на нас тот или другой вид счастия земнаго. Возьмем честь и славу земную. Сперва заботятся о чести, как будто только для нужд земной жизни. Но, достигнув одной чести, — почему, думают, не искать другой? Достигнув другой — почему не искать третьей? И вот уже душа зянята мыслями только о честях! Вот желания ея стремятся только к честям. Если и приходит ей иногда мысль о почести вышняго звания: она говорит себе: да, надобно подумать и о переходе в вечность, — но еще успею, а теперь так много дел нужных. Между тем время идет, не дожидаясь наших досугов для вечности. Между тем сердце честолюбца становится тверже для всего, кроме земной чести. Даже мысль о Боге великом и страшном редко приходит ему на ум и еще реже пробуждает страх и благоговение.

Точно то же бывает и с богатым счастливцем. Пусть собрал он довольно богатства: но он говорит: вот еще соберу и займусь употреблением его на дела добрыя. Но чем более собирает, он, тем сильнее становится в нем любовь к богатству, тем больше он хочет собирать и меньше расточать. Вот еще соберу, думает он, и в старости буду помышлять об одном небе. Как будто старость и дала ему слово посетить его; как будто старость и обязалась сделать его щедрым. Бедняк не видит себя. И теперь оскорбляется он, когда просят у него помощи; и теперь знает он одно божество — тельца золотаго. Что же будет в старости?