Другие же, страдая окончательным неразумием и грубостию, не знают даже самого места сердечного, находящегося под левым сосцом и боком, но, полагая его среди пупа чревного, дерзают - увы, их прелести! - там совершать умом молитву. Научаясь из этих примеров, следует, как сказано, совершать умом внимание и молитву внутри сердца сверху от сосца, а не на половине от персей и тем более не снизу от чресл.

Также необходимо распознавать умным чувством и теплоту в молитве: какая изливается в сердце от Бога, как миро благовонное, чрез св. крещение, и какая привзошла к нам от преступления прародителей, и какая возбуждается диаволом.

Первая теплота только в самом сердце с молитвою начинается и в сердце же оканчивается с молитвою, подавая душе удостоверение и плоды духовные. Вторая же имеет начало и конец в почках, принося душе жесткость, студеность и смущение. Третья, возникая от смешения с похотным жжением, распаляет сердце и члены блудным сладострастием, пленяя ум в скверные помыслы и привлекая к блудному совокуплению, что каждый тщательный делатель может скоро заметить и распознать. И хотя враг, говорит Григорий Синаит, внутрь чресл и покушается по своему желанию призрачно представлять духовное, вместо теплоты духовной наводя свое жжение, вместо веселия возбуждая радость бессмысленную и сласть мокротную, и побуждает принимать обольщение как действительную благодать, но время, опыт и чувство научают его распознавать.

"Если же прелесть познается временем, опытом и чувством, то не следует страшиться или сомневаться, призывая Бога", - говорит тот же святой. Если же некоторые и совратились, повредившись в уме, то знай, что они потерпели это от высокоумия и самочиния. Не для устрашения или отогнания нашего от священного делания умной молитвы, написали св. отцы много о прелести, под различными видами и предлогами постигающей делателей, но в предостережение наше и для распознания прелести и лукавого действия сатаны, и ради этого и повелевают всем борющимся со страстями держаться непадательного пути царского, живя в пустыне вдвоем или втроем, где, имея брат брата добрым советником и исследуя день и ночь Свящ. Писание, могут, благодатию Христовою, непрестанно обучаться этому умному деланию.

Некоторым же из многих неизвестно откуда пришло в голову, будто бы нынешним монахам уже не подаются действия Св. Духа, как прежним: уже прошли, говорят, те времена. Но это только преткновение так говорящих: ибо так сказали св. отцы о знамениях и чудесах, ради которых бывает некоторое умаление веры, по слову Христа, "блаженны не видевшие и веровавшие", а не о прекращении действий Св. Духа. Эти дары всякому верному несомненно подаются в св. крещении и неистребимо в нас пребывают, если даже мы и не чувствуем их, будучи умерщвлены грехами. И должны мы соблюдением заповедей и призыванием Иисуса Христа, живущего в сердцах наших, воспринять сие дарование и видеть умом сказанное нами прежде, что закон духовный мы носим написанным на скрижалях сердец наших, сподобляясь непосредственно, по образу херувимов, беседовать со Христом чистою сердечною молитвою.

Поэтому несправедливо, выдумывая извинение грехам, обвинять время или Бога в оскудении действия Св. Духа. Но, возложив всю вину на трех злейших исполинов: неверие, леность и небрежение, - перестанем лгать и, держась истины, приступим без сомнения к обучению умного делания, отвергнув от себя и еще трех главнейших противников: самолюбие, сребролюбие и тщеславие, вместе с которыми и другие страсти можем истребить из наших душ.

Прежде же всех в теле подвизающегося и внимающего в молитве начинаются некоторые движения, как бы "взыграния" под кожей, и они некоторыми принимаются за прелесть. Появляется теплота от почек, как бы опоясывая, и она также принимается за прелесть, но это не прелесть, а естественное действие, порождаемое свойством подвига. Если же кто-нибудь прославляет эту теплоту как благодатную, а не естественную, то это несомненно прелесть. Но какова бы она ни была, подвизающийся не должен ее принимать, но отгонять и отметать. Приходит и другая теплота от сердца, и если ум при этом снисходит в блудные помыслы, это прелесть воистину. Когда же все тело от сердца растепливается, ум же остается чист и бесстрастен и как бы прилеплен во внутреннейшей глубине сердца, то это есть несомненно действие благодати, а не прелести. Иногда же у испытывающих такое состояние появляется и пот от обильной теплоты, бывающей в теле. И тогда подвижется от сердца святое действие, взимающее как бы лист некий от сердца и движущее ум от внутренних, как бы прильпнувший к самому тому Божественному действу, чтобы вопиять часто: "Иисусе мой, Иисусе мой". Так именно, во отверзении сердца только это вопиет ум: "Иисусе мой!" - и не может все произнести ум, то есть: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя", - от частых отверзений сердца, но только: "Иисусе мой". Те же, которые говорят, что в таком устроении совершают всю молитву, прельщаются. Ибо, когда ум прилепится, как уже сказано, Божественному действованию, войдя во внутреннейшее сердца, не может взывать больше, как только: "Иисусе мой!". Тогда, подлинно, от этой святой молитвы рождается в сердце и благоговейный страх, когда нисходит великое утешение в душу от святого действования. И тогда скачет, и истекает сладостная слеза от сердца, и сладостно течет из очей, и это есть радостопечалие. Вскипает же тогда сердце от многого оного священнодейства, и бывает все тело распалено, и ум в благоговейном страхе взывает: "Господи, помилуй". И, как елей в полном сосуде, сильно разогреваемый огнем, от многого кипения льется чрез край, так бывает и в сердце, когда оно возгреется от Божественного действия, изливает теплоту и на тело и делает его распаленным, и тогда переживающий это чувствует, как все внутренности его готовы выскочить вон. Совершаются и другие некоторые чудесные тайны с имеющим указанное устроение: бывает иногда и свет, с помощию которого делатель созерцает внутри себя просвещение, озаряющее его, как солнце, и источающее от сердца свет. Бывают внутри сердца и другие таинства, но не могу их описать: видит ум все творение и, ужасаемый движением святого действа и созерцанием Божественных таинств, воссылает из глубины сердца славословия, которых не могу изобразить писанием. Весь человек становится тогда обоженным этим Божественным движением, вне всего вещественного и чувственного, и как бы охваченным неудержимой радостью, подобно напоенному вином. И после ум восхищается в Божественное видение и видит страшные таинства, о которых не могу писать подробно. Видит ум видения Божественные, видит и наслаждение праведных, райские красоты. Еще выше ум видит на небе страшные и преславные таинства и, поскольку возвышается человек от прилогов бесовских, постольку видит еще больше из того, что дает ему Дух, Которому слава во веки. Аминь.

Предисловие к книге блаженного Исихия Иерусалимского

Жизнь и учение св. отцов в некоторой степени уподобляются внешней заботливости людей о всех необходимых телесных потребностях, ибо научившийся всяким искусствам и ремеслам приобретает чрез них все необходимое для его жизни; другой, усердно занимаясь земледелием, в разнообразных его видах, получает все, что потребно для его дома; некоторые же, рассудительнейшие, вместо тех и других искусств и промыслов, приобретают один корабль или один виноградник и от них получают все нужное для себя, без всякой суеты и скорбей, бывающих в жизни от неудачного и неправильного занятия промыслом.

Подобное этому случается и в жизни духовной. Одни из св. отцов, принимая во внимание немощи вновь приходящих к монашеству, назначают им вместе с деланием заповедей Христовых продолжительное псалмопение, каноны и тропари, установленные Духом Святым в славословие Божие и правило монахам. Другие же, изучив тончайший опыт духовного разума, не хотят, чтобы новоначальные довольствовались одним только внешним обучением, но, заповедуя им вместе с исполнением заповедей Христовых умеренное пение, т. е. полунощницу, утреню, часы, вечерню и повечерие, устанавливают вместо продолжительного псалмопения и канонов делание умной молитвы, прибавляя к этому, что если посетит их Св. Дух действием сердечной молитвы, то несомненно оставлять тогда указанное внешнее правило, ибо восполняет его внутренняя молитва; таковые (отцы) отчасти, но не вполне преподают умное делание, говорит св. Григорий Синаит. Третьи же, руководствуясь многим опытом и исследованием житий и писаний всех святых и в особенности же действием и премудростию Св. Животворящего Духа, устанавливают новоначальным общее, а не частное обучение, или делание умной молитвы, называя ее укрощением страстей в делании заповедей Христовых и разделяют ее на два начала, как второй рай, источающий из себя океан и разделяющий на две струи, т. е. на делательную и зрительную молитву.

И, таким образом, они повелевают все старание иметь об умном делании, уделяя весьма мало времени для пения, на случай уныния, ибо, говорят они, часы и песнопения церковные преданы всем вообще христианам, а не тем, кто хочет безмолвствовать. Впрочем, должно сказать, что некоторые преуспевают, следуя и тому постановлению св. отцов, о котором сказано вначале, однако очень медленно и с трудом, вторым же удобнее и легче, а третьим скорее всего, ибо оно сопровождается отрадою и частым посещением Св. Духа, укрепляющим и удостоверяющим сердце, в особенности же при тщательнейшем усердии и доброй воле, а не от принуждения, по страху пред законом. Таковой делатель старается о молитве ради одной только сладости сердечной и утешения духовного, а не ради чего-либо иного и бывает ему одна эта внутренняя молитва вместо всех внешних деланий, назовешь ли ты их - правило, или пение, или моление, или поучение, ибо все это в ней одной вмещается. Памятование же смерти или, лучше сказать, чувство суда, и мук вечных, и Божия определения сплетаются с нею, как отрасли одного и того же дерева. Поэтому одною только этою молитвою, как от одного корабля или виноградника, о чем было сказано, может каждый безмятежно направлять всю свою жизнь.

Как же эта святая молитва срастворяется с заповедями Господними и прогоняет бесов и страсти? И еще: как небрегущий о заповедях и не заботящийся об умном делании, но усердствующий в одном только пении, увлекается страстями и подпадает вечному мучению?

п., что все есть явное преступление заповедей и падение души. И когда, такими грехами охваченный, он дерзает предстать пред Богом, в тот же час начинает упрекать себя, с покаянием припадать к Богу умною молитвою от всего сердца, да простит его и подаст ему помощь, чтобы не впасть ему снова в те же согрешения. И таким образом полагает начало сохранить заповеди и блюсти свое сердце от злых прилогов в молитве, боясь и трепеща, да не лишится из-за них Царства Не6есного.

Соблюдая себя от них, думает о себе, что он стоит (не падая).