Видя же здесь написанное, что у обучающихся умному деланию бывают случайные, не намеренные, невольные преткновения и падения, называемые св. отцами повседневными грехами, да не усомнимся в этом, ибо по мере каждого бывает и преуспеяние его, и ниспадение от доброго к противному, смотря по тому, будут ли то новоначальные, средние или почти совершенные.

И, с другой стороны, слыша о великом милосердии Божием к нам грешным, мы не должны самонадеянно и бесстрашно, без великого смирения и посильного исполнения заповедей стремиться к этому умному священнодействию, но, разумея, что дерзость и отчаяние бывают от врага, решительно избегать и того, и другого, таким образом, тщательно изучая Свящ. Писание и советуясь с опытными, смиренно обучаться сему умному деланию. К сведению же нужно прибавить и то, что великим оружием на врага и злые похоти является памятование смерти, или геенны и вечных мук, или Страшного суда, истязателей воздушных мытарств, или Царствия Небесного и радости святых и прочее, подобное этому. Однако все это нам, страстным и бесчувственным, очень слабо, без умного внимания и призывания имени Иисуса Христа. Ибо хотя такие воспоминания в победивших нечувствие и могут угашать похоти плоти и истреблять злые помыслы в душе, однако страшное имя Иисуса Христа имеет несравненно большую силу истреблять все это в сердце и в уме. Поэтому, когда умное делание соединено с указанным памятованием, тогда с большей силой действуем, придавая и самой молитве немалый успех. Особенно же и сами просияваем от молитвы, когда изгоняются от ума тьма и мгла страстей именем Иисуса Христа.

В дополнение ко всему здесь написанному прилагается и следующее от слов Анастасия Синайского, который сказал: "Разумеваем и размышляем о принимающих Св. Тайны Тела и Крови Господних, что они имеют малые некоторые человеческие и легко извинительные грехи, как то: языком, слухом, или окрадываемые зрением, или тщеславием, или печалию, или яростию, или чем-либо подобным, но осуждают себя и, исповедуясь Богу, принимают Св. Тайны, - веруем, что во очищение грехов бывает таковым приятие св. Таин". В том же разуме и в той же мере нужно полагать и о падениях, приключающихся обучающимся деланию умной молитвы. А так как, по словам отцов, умная и священная молитва есть ключ к уразумению писаний, не хотящие же ей обучаться, очевидно, не совсем могут постигнуть силу Свящ. Писания и Отеческого, то от этого некоторые, противоборствуя говорящим малое или многое о трезвении умном, ссылаются на писания отцов, будто сначала нужно очистить телесные чувства, т. е. зрение, обоняние, вкушение, слово и осязание, чтобы не согрешал ими человек, и тогда только, хорошо очистившись, начинать умную молитву.

Таковым отвечаем так: "Друзья! Никто не против очищения телесных чувств, но говорим о том, что если отделять очищение чувств от умного делания, получится большое несогласие".

Прежде всего св. Исихий говорит так: "Бога бойся и заповеди Его храни, чувственно и умно, если умно понудишь себя хранить, то мало-помалу и чувственно на делание их взойдешь". И еще: "Если не сотворит человек воли Божией и не сохранит закона Его посреде чрева, т. е. посреди сердца, то и вне не может он это сделать". И Симеон Новый Богослов сказал: "Св. отцы, зная, что при внутреннем делании удобно и все внешние добродетели выполнить, оставили наружное делание и все усердие приложили к внутреннему блюдению".

Ты же, друг, устанавливаешь расстояние и время, отделяя хранение внешних чувств от обучения умной молитве, и тем свидетельствуешь, что не знаешь порядка сердечного делания.

Да будет же известно и то, что нет недостатка ни времени, ни предмета для тех, кто любит спорить об этом. Ибо и еще остается им написанное Новым Богословом, что желающему обучаться умному деланию необходимо сначала сохранить свою совесть к Богу, людям и вещам. Я же верую, что в один час или минуту может человек примирить свою совесть с Богом, людьми и вещами, как учит великий учитель, ибо жала, т. е. голоса совести, умное делание не уничтожает, и никому не полезно уклоняться от этого доброго обличителя. Вижу же и того великого грешника, который шел во святой храм окруженный бесами, а вышел из храма со святыми ангелами, радующимися его обращению. Ты же от крайнего зазрения совести устанавливаешь расстояние и время примирению ее с Богом и этим показываешь, что достижение бесстрастия бывает прежде обучения умному деланию или выше его. И отсюда у тебя выходит, что ты не только не начнешь когда-либо умного трезвения, но и от самих Святейших Тайн будешь уклоняться. Ибо никто, не примирившись прежде с Богом, не приступает к причащению.

Не говорю же я это тебе, человек, о примирении совести от себя, но самое исповедание св. отцов предлагаю. Ибо они, насколько ближе приближались к Богу, настолько видели себя большими грешниками, и не будут ли, по твоему мнению, и сами святые не примиренными совестью с Богом? Но ты скажешь, что по причине смирения так говорили о себе святые. Прекрати хитросплетенную речь и покорись по крайней мере голосу святых правил: "Если кто скажет, что святые, ради смирения и принимая вид грешных, говорили "остави нам долги наша", - анафема да будет".

Впрочем, если кто хочет получить правильное понятие об этом, да верует, что Бог создает сначала тело Адаму, потом и душу, и не было промежутка времени между творением того и другого, но вместе разумно созданы были, хотя и иначе думал об этом Ориген.

Таким же образом и хранение телесных чувств наших, и примирение совести с Богом разумно вместе с умным вниманием действуется, хотя и иначе представляется не знающим силы и опыта внутреннего делания. Не удивляйся, благочестивый читатель, что со стольким возражением составилось это предисловие, ибо против дыхания ветра протягивается и парус. Ибо во времена св. отцов, когда было много ревнителей, желавших проходить это умное делание по самочинию и дерзости, было время и труд останавливать их дерзость и бесчиние, дабы небесстрашно бросались к нему.

И желающий обучаться ему прежде всего пусть разумеет и исполняет сказанное св. Максимом: "Дай телу по силе его и весь труд твой на ум обрати". И еще: "Телесные добродетели приятны, если кто со смирением их проходит, без этого же суетен труд". Еще: "Не все старание имей о плоти, но противопоставь пределом ее силе воздержание и весь ум твой обрати на внутреннее, ибо телесное обучение мало полезно, внутреннее же внимание всегда полезно есть". Исихий же святой сказал об этом: "Кто не имеет понятия о шествовании духовным путем, тот не заботится о страстных помыслах, ни об исправлении их, но все попечение и заботы имеет только о теле. Такой или объедается и бесчинствует, опечаливается, и гневается, и припоминает обиды и, таким образом, помрачает ум или, предаваясь безмерному воздержанию, смущает ум". И еще св. Диадох сказал: "Как обременяемое множеством яств тело делает ум каким-то боязливым и склонным к злу, так ум, изнемогающий от многого воздержания, делает унылою и нелюбимою зрительную часть. Поэтому необходимо соразмерять питание с состоянием телесных сил: когда тело здорово, -утеснять его, сколько потребно, а когда немоществует, питать его несколько. Ибо подвизающемуся не следует ослабевать телом, но, насколько нужно, быть способным к подвигам". И опять Лествичник: "Видел, - говорит, - враждебницу (утробу) эту упокоеваемой и подающей уму бодрость..." Ибо нам нужно иметь тело здоровое, а не расслабленное, т. к. умное делание требует и телесной крепости. Поэтому необходимо всеми силами избегать и безмерного поста, и невоздержания. Каждому же, кто желает иметь опытное и рассудительное справедливое мнение о посте и о мере принятия пищи, т. е. о количестве ее и качестве, предлагается указание об этом св. Григория Синаита, который говорит об этом так: "Понуждающему себя и желающему обрести Бога достаточно литры хлеба и воды или вина в течение дня три или четыре чаши и от прочих снедей, какие случаются, от всех вкушать понемногу, не допуская себя до насыщения, чтобы и возношения избегнуть, и не возгнушаться Божиими добрыми творениями, за все благодаря Бога". Таково рассуждение мудрых! Немощным же верою или, лучше, душою воздержание от снедей более полезно, и апостол таковым повелевает зелие ясти, так как они не веруют, что Бог сохранит их. Вкушение пищи имеет три предела: воздержание, доволь и сытость. Воздержание есть алкать немного и поевши; доволь - ни алкать, ни отягощаться; сытость - отягощаться немного. А по насыщении и еще есть - дверь есть чревобесия, коею входит блуд. Ты же, все это рассмотрев, выбери приличное по силе твоей, не преступая пределов, ибо совершенным свойственно и то, чтобы, по апостолу, и насыщаться, и алкать, и во всем мощными быть.

И вследствие этого помысл, впадая в мечтания, соблюдает одно только количество, следствием чего обычно бывает радостное мнение и самохваление сердечное, о чем св. Иоанн Лествичник, зная это опытно, сказал: "Не старайся многословить, чтобы ум твой не разбегался в изыскании слов. Одно слово мытаря умилостивило Бога, и одно изречение, исполненное веры, спасло разбойника. Многословие очень часто рассеивает ум и наполняет его мечтаниями, а малословие хорошо его собирает". И справедливо написал Новый Богослов, что по умалении страстей пение естественно дается языку. Ибо как и воспоет кто-нибудь песнь Господню на земле чужой, т. е. в страстном сердце? И притом, кто не хочет обучаться умному деланию, тот прежде всего не может знать первоначальной степени: что такое прилог, что сочетание, пленение и страсть.

Такой же чин умного делания изобразил и св. Кассиан, говоря: "О тех же меньших грехах, которыми и праведник семь раз в день падает и восстает, всегда нам должно сетовать и каяться. Ибо повседневно неведением, или забвением, или невольно, или от нужды, или от немощи плотской, хотя и нехотя, согрешаем, по апостолу: "Не еже бо хощу творю" (Рим.7, 15). И опять: "Окаянен аз человек! Кто мя избавит от тела смерти сея" (Рим. 7, 24).

Каждый, кто обучился умному деланию, всякий раз как он молится, лучше же сказать, творит молитву Иисусову, - за грехи свои или против злых помыслов, как сказано, молится, и да не поет много псалмов. Потому что поющие много не разумеют, что поют, сказал Новый Богослов, ибо петь много повелено было тем, кто не постигает того, что поет. Подобно и св. Исаак сказал: "Хочешь ли напитаться от стихословия твоей службы? - Совершенно оставь количество и не поставляй в нем меру разумности". А св. Григорий Синаит сказал: "Одни учат петь много, другие - мало, ты же не много пой, но подражай мало поющим. Ибо много петь свойственно деятельным, а не безмолвствующим, ибо по образу жизни нашей подобает и пению нашему быть ангельскому, а не плотскому, чтобы не сказать языческому. Петь голосом и восклицанием предано нам ради лености нашей и неведения, и никто из святых не принял на себя большого труда, чтобы слагать слова и писания об одном псалмопении. Ибо какая нужда много писать о том, что все, не только монахи, но и мирские люди знают и могут петь сколько пожелают, как уже было сказано?