Приятныя ваши три писаньица мы, ничтожнии, имели удовольствие получить каждое в свое время и при оных все посылки во всякой исправности: 1–е – с Б[урчи]ным, 2–е – с о. Ф[еофилактом], а 3–е с бр. А[ександром]. А равно и прочия все письма получены, но только удивительно, что от В[асилия] П[етровича] Бу[шми]на подаренная о. С–му десть почтовой полулистовой бумаги, не оную ли вы прислали мне с бр. А[лександром].

За ваше старательное и попечительное о наших препоручениях содейство всепокорнейше благодарим. Премилосердый же Господь да воздаст вам Своим милосердием и благодатию за все труды ваши и сострадательность сугубо.

Насчет анекдотов О[тенска]го третьекласснаго монастыря.., хотя для благонамеренных и для нас недостойных крайне неприятно и отяготительно слышать, а особливо для меня даже преболезненно – но что делать?.. За премногие грехи мои, видно, заслужил я своею развратною жизнию и нерадивым поведением таковы плоды от приснаго своего собрата и сына!!! Но и слог писем, кои вы пересылали, писанныя к вашей любве от о. А[арона], крайне нам не нравится и до зела показывается отвратителен. Также и мы уведомляем вас, что и мы от Его Высокопреп. на нынешней почте удостоились письмо получить, в коем может… и прикрывает свою застенчивость против нашей грубости и худости; пишет, якобы Его Высокопреп. уже давно писал к нам письмо, и на которое, с сожалением и прискорбием чувствует свое недостоинство, и до днесь не получил от нас ответа, однако уверен в нашей к нему любви, и со благонадежием чувственность свою изъявляет, что я не по какому‑либо негодованию или немирности на ответ к нему не отписывал, но видно за крайнею слабостию здоровья, поелику он в продолжении моей любви никакого сомнения не имеет. И так скомпановал небылицу в лицах и еще кой–какия загадки и нелепыя повести…и оканчивает письмо смиреннословием мнимым.

[Екатерина] [Иларионовна] видно из Х. выпугалась, что за ея благоговейную обходительность едва не подрались старцы, то и что‑то вздумала преобширное письмо и к нам худейшим написать, но обдержительное: про сводную свою маминьку, у которой она изволила ночевать во время бытия в [Лавре], не пометила ни слова – ни худаго ни добраго, а по сему и замечаем, что довольно заправлена и научена от великаго Старца. Однако и мы, при помощи Божией, к ея мнимой святыни, по возможности сил наших, потщились написать, и теперь едва ли будет писать нам.

А как мы с тобою оговорку делаем – чужие пороки видим и описываем, а о своих мало стараемся, да еще, к несчастию, и отлагательствами побеждаемся, а к тому еще и о достодолжном воздержании мало радим, то, о прелюбезнейший собрат о. Иоанникий! Господа ради прошу и молю тебя – да потщимся, по возможности слабых сил наших, за молитвы Батюшки о. Феодора, не делать таковой душевредной привычки, дабы отлагать время за время приуготовление к св. Тайнам исповеди и св. Причащения Животворящих Таин. Отлагати сего отнюдь не должно, но с твердым упованием, решимостию и благонадежием приступать к Всевышнему Господу Богу в таинстве Причащения присутствующему, помощи и покровительства себе от сего ожидати и от всех наших немощей избавления и очищения да мним, ибо Он силен и всемогущь. Итак, и паки напоминаю: всячески да стараемся почаще приуготовлятися к восприятию Святых и Животворящих Таинств, к очищению наших душ и телес.

А насчет нечастаго хождения к [Екатерине] [Иларионовне], за что вы выговор от нея получили, советуем лучше претерпевать выговоры, нежели со тщетою душевною и телесною таскатися по домам и разсеивати свои чувства, уязвлятися и уязвляти прочих сердца, увлекаясь сладострастием противу совести и обязанности нашего звания. А особливо сие опасно по неможению наших чувств и последующих парений похоти, которые пременяют и ум незлобивый.

О П[авле] И[льинско]м и прежде нам писал М[ихаил] В[асилиевичь] подобное – мы полагаем, что он сшил вам небылицу в лицах и прикрыл свой стыд, поелику ему нельзя в С. — Петербурге дать увольнение, но в той губернии, где отчина состоит.

На 2–е письмо. – Двое часов из починки, вами присланные, мы получили, а золотые, Демидовы, часы за 50 р. не отдавайте, но подержите их у себя, пока решительно к вам не напишем что: или выслать к нам с верным, или прочее.

Знакомый мой сотоварищ о. [Макарий] желание свое улучил – крест возложили и митру, пусть потрудится носить и о нас Бога молить! А равно и [Суворов] Радо[нежский] да утешает себя чем знает; слава Богу, что нас длинными своими письмами не утруждает.

Отец Ф[еофилакт] приехал благополучно, и хотя с нашей стороны и довольно рекомендован нашему о. Архимандриту при благоприятных случаях, но как противная партия существует еще не в последнем классе и к тому ж, как и нам видится, и с его стороны видим был недостаток при приемном объяснении, а именно: о. Архимандрит назначил ему послушание быть помощником Диомида Кондратьевича, трапезнаго, а он пришел в какую‑то задумчивость, и показалось ему, что его назначают в привратники или сторожем, и отказался, что не в силах оное проходить. О. Архимандрит объяснил ему, что у нас слабых обретается довольное количество и всемилостивейше отказал ему. Однако, по его убедительной просьбе, оставил его пожить праздник Пасхи, а потом отправиться в полуденныя страны чрез С. — Петербург. Но впрочем, как устроит Премилосердый Господь – может, сделается каковой и оборот в разсуждение приема.

На 3–е письмо. – Слава Премилосердому Господу, устрояющему все на пользу нашу, и собрат наш [Александр] прибыл благополучно и привез все в целости, что только с ним было послано; принят нашими всеми начальниками ласково и теперь поживает – на клирос ходит.

Извольте долготерпеливо выслушать теперь насчет вашего вопроса о сообращениях ваших с великим Игуменом [Аароном] – что уже и нравы ваши оказались разнообразны и переписка таковая же, как видно сие частию из ваших писем. Я вам скажу: сия переписка, кроме обоюднаго вреда, пользы вам не принесет, а еще не усилила бы большей злобы и ненависти друг к другу. И по сим обстоятельствам препохвально сделать полную развязку как в комиссиях, так и паче в переписке. Да кажется сие и сносно ему будет, поелику у него есть брат бездолжностный, способный во всем ему потрафлять. Только да со опасством да внимаем себе и потщимся умственно его любить, за немощь нашу удаляться, противныя же дела его ненавидеть.

Еще я не помалу удивляюсь, как вы безразсудно решились ему слова писать нареченнаго, а ныне уже посвященнаго Архиерея. – Вы, я думаю, довольно знали, что о. Игум. [Аарон] без аппетита сие примет, но со рвением будет оправдывать себя, а произносящих его деяния ругать и укорять. Для сего‑то в Премудрости Соломона сказано: „Не обличай злых, да не возненавидят тя“– а позволено только обличать премудрых, кои возлюбят за сие, и преподавать вины премудрым, да премудршии будут. И вы в точности знали и чувствовали, что Игум. [Аарон], по его возвышению и ходу его линии дел не примет ваших предостерегательных слухов, но напротив – язву и брань неудобьпримиримую. А потому похвалю ли вас за сие? Воистину не похвалю, но и впредь всячески запрещаю к таковым подобным таковыя истории писать, но разве к самым единомысленным. А что вы означаете: отец Ф[еофилакт] подробно нам разскажет о тиранских поступках о. Игумена [Аарона], то хотя и разсказывал нам подробно и величественно, но нам, по нашей обычной дебелости, показались сии тиранства и поступки умеренными.

Благодетельнице Е[вдокии] Т[ерентьевне] при личном свидании просим изъявить наше пренаичувствительнейшее почтение с поклонением и всеусерднейшую благодарность за ея великия милости и благорасположение, кои изливает она к нам непотребным!