Вот, возлюбленнии о Христе и приискреннии наши благодете­ли Семен Логинович! И Анна Васильевна! Я объяснил Вам все в точности, что волнует меня, и Вам, как показывается мне, будет во спасение. По объяснении сего теперь предаю себя в волю Божью. Вас же прошу, не делайте себе принуждения, ибо если Богу угодно (чтоб вам сотворить сие), то сердце Ваше объято будет обрадованием, кроме всякого сомнения возделае­те, да от суммы наследственной чадам вашим часть некая Христа ради отделена будет. Ею же пользуясь сестры, вменит Вам Христос Бог, яко Самому Ему такою соделали ми­лость. А потому, яко одолженной Вами, Господь будете самим Вам и чадам Вашим помощником и покровителем и возна­градит вечно некончаемым блаженством. Итак, если услы­шу от Вас на это склонных, тогда познаю и я несомненно, что милосерднейший Господь Бог сжалился и надо мною грешным, и может быть при конце уже дней моих возвратил мне мое возлюбленное безмолвие. Но говорю: до гроба моего бу­ду чувствовать и обносить в сердце моем, и Богу о Вас благодарение приносить в недостойных моих молениях за сию Вашу милость, так как до кончины моей поживу и умру покойно милостью Вашею, зная, что сии вверенные мне от Бога служи­тельницы Его остаются по кончине моей успокоенными. Если же сердца Ваша не склоняются на сие, то будьте спокойны в совести Вашей, но почтите таковое Ваше несоизволение признаком Вам и мне, что, видно, для того Господь Боге ожесточил Ваши сострадательные сердца, что провидит, что не столько воспользует меня безмолвно живущего, сколько угожу Господу Богу всетщательным моим старанием для сестер, а потому и не освобождает, то есть Вас и прочих благодетелей не пре­клоняет.

Итак, по отказе Вашем, осудя и укоря себя яко лишенника и недостойного уединенно безмолвной жизни, пойду опять ты­каться по улицам, пусть хотя вся вселенная блазнится на меня. Но я буду внимать только воли Божией и согласовать и повино­ваться свидетельству моей совести, яже надеяние мне подает и оправдит меня пред Богом, яко не себя ради у боголюбивцев выпрашивать буду. Может быть, и Вы соблазнитесь (чего не дай нам Боже), что и при таком теперешнем Вашем о нас попечении и неоставлении я не успокаиваюсь успокоенно пожить, и чрез это захотите и Вы отвратиться от меня. Знаю я и сам, что если Господь Боге не поможет, то моим хождением и всеусильным старанием не только не соберу на пред­будущее время для сестер моих, но не соберу и того, чего ли­шимся мы и в Вас.

А посему, ежели приведется мне где-нибудь или на улице испустить душу мою, то по крайней мере в том будет моя отрада, что до последнего моего дыхания потрудился в порученном мне от Бо­га служении. Ибо чашу, которую дал мне Отец Небесный, не имам ли пить ее и не видя предбудущего верного содержания? Простите, не могу покойно и мирно в уединенной келии моей пожить, ибо боюсь грозного осуждения при кончине моей, ежели престану от старания без Божиего на то соизволения. Ибо опять повторяю: так верую. Если благоволит Бог мне безмолвство­вать, то силен Он и преклонить Вас или иного кого удовле­творить нас и на предбудущее время. Итак, объяснив Вам все чистосердечно, теперь от Вашего сердца ожидаю Божиего о мне определения, в тихой ли безмолвной жизни или в трудах и попечении окончить мою старость. На все Божиею помощью го­тов, ибо и в том, и в другом с верою приемлю, что так Господу Богу моему изволится, и Ваш ответ приму как извещение воли Божией. В заключение всего, моля, говорю: Царица Небесная, Владычица наша Пресвятая Богородица, содействуй и вложи в сердца любителем Твоим Симеону Логиновичу и супруге его, да поступят, как Тебе угодно. Ибо в честь Пресвятого Твоего имени Одигитриевой наименовано наше жилище, и со упованием на Тебя живем в оном. Итак, себя в Ваше к нам равно отеческое благоволение предал, остаюсь вам верноподданным, покорным, усерднейшим и много любящим о Бозе слугою и недостойным богомольцем на всю мою жизнь Зосима, именуемой Захарий Верховской. 1832 года августа 10 дня.

Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас, аминь!

Дражайший и любезнейший благодетель Семен Логинович!

Буди Вам быть во извещении милости Божией к Вам. Моя Вера написала ко мне, что Вы, дорожа моим спасением, не желаете, чтоб я ехал в Смоленск для раздела имения моих племянников. Таковая Ваша ко мне о Бозе любовь и попече­ние — объемлю сердцем моим с благодарностью. Но, о воз­любленные! Рассмотрите сами, можно ли мне не ехать, ежели судьбами Божиими подлежу я не щадить себя для сестер, живущих со мною. И я теперь истинно сказую, с величайшим старанием только что могу работникам плату отдавать. Ибо если б не Вы Христа ради и прочие благотворители спомоществовали своею нам милостынею, то за недостаточество наше принуждены бы были разойтись, или мне самому без отдыха  все дни трудиться в дровах, покосе и в прочих нужных работах. Сестрам же самим дрова рубить и из лесу возить, а преимущественно в зиму, сами Вы знаете, это для них будет нестерпимо, ибо не могут сего за слабостью своею исполнять. Итак, теперь, при моей жизни, хотя и очень для нас трудно, но по крайней мер, я насматриваю за ними. А без меня каково будет сестрам знаться и обходиться с наемными работниками и, может быть, нанятый работник будет потаенный вор бессовестный, то сколько сестрам будет смущений и огорчений. Вот для сего я и хочу ехать, чтоб взять на часть племянниц Веры и Маргариты семьи двух женатых добрых мужиков. К тому ж не терпит сердце их, чтобы уехать им без меня ибо им более неудобности и вреда душевного может встретиться без меня, нежели при мне. Если же не отпущая их, но послать от них доверенность, чтоб к ним выслали на их часть людей, то может быть пришлют таких, которым мы не рады будем. Ибо сами племянники обязаны службою в Петербург, а без них не знаю, кого из родных, не из посторонних, чтоб такое усердие приложил соблюсти в разделе сущую справедливость. А потому и может следовать такой для них раздел, который для всех их будет не приятен и огорчителен. Признаюсь же Вам, что люблю племянников, так и сестер их, со мною живущих, видя их любовь ко мне, превышающую родственную. И я им один, вместо родителя им имеюсь, а они теперь удаленные от мен, сироты. И ежели я откажусь в сем случае успокоить их, то они останутся в большом расстройстве, а мне восприличествует изречение св. апостола Павла: «Если кто о своих, паче же домашних, нерадит, такой веры отверглся и горше неверного есть». Признаюсь чистосердечно, если бы Вера и Маргарита не изошли из светского жития, то, может быть, простительно было мне отказаться, так как оставивши светское житие, и по гласу св. Василия, они от части сего мира и уже не могут почитаться моими родственниками. Но теперь рад; Веры и Маргариты, не разнствующих с моею жизнью, за неотложную обязанность признаю доставить им духовное спокойствие и охранять по возможности моей от вредительного. Но еще размышляю, как оправдаюсь перед Богом, если для не знаемых мне сестер и не родственных, но единственно только потому, что, мнится мне, от Бога ко мне наставлены, должен всеусильное мое старание для них иметь? Вера и Маргарита, также показывается, яко Божиим благоволением мне вручены, и уже не светские, а потому и о них яко о единодушных и духовных моих сестрах обязан печься. А посему, показывается мне, непременно должно для них ехать, и чтоб с Божией по­мощью всех довольными оставить и нашему месту радетельных и хозяйственных работников привезти, ибо если будут добросовестные, то яко родные, и жители сего места будут ста­рательны, и лучше своим ослабу оказывать и дать что, нежели наемным. Прекратя это объяснение, Господь Бог свидетель, наичувствительнейше благодарю вообще с сестрами за Ваши щедрые нам Христа ради благодеяния, и возлюбленную матуш­ку Анну Васильевну благодарю, и всем вашим деткам же­лаю от Бога благословения.

Прощайте, остаюсь с непоколебимостью моею навсегда Вам преданным, покорным и многоусердно любительным слугою и послушником и недостойным богомольцем грешный и уничиженный Зосима. 1832 года августа 17 дня.

 4. Поучение о послушании в Боге почившего отца нашего схимонаха и пустынножителя Зосимы Верховского предавшимся ему по Богу в духовное окормление сестрам общежительной Троицкой Одигитриевой пустыни, устроенной им самим

Предисловие к возлюбленным сестрам

Вы знаете, сколь дорого мне стоит безмолвная жизнь моя, для которой Божиею помощью оставил мое отечество и столько тысячей странствуя искал безмолвный тишины; но ныне вижу, что вас ради будет нарушение моего безмолвного жития, однако же, против воли Божией не смею упорствовать. И если Бог дал мне вас, то Его же помощью и должен от всей души послужить вам. Познаю же чрез то, если от Бога вы мне возложены, и должно ли мне вседушно о вас печься, если увижу ваше чистосердечное ко мне откровение и приверженность: то есть, как бы насильно, своим желанием влечетесь под мое управление. А если не так усердствуете, то явное знамение, что не благоволит Бог мне неразрывным союзом связываться с вами и прилежать о вас, как об отдавшихся в совершенное повиновение, но только должен по долгу христианскому так же как ко всем, так и к вам усердием прилежать, а не безмолвия себя лишать. Если кто на непреданную ему долж­ность вступит, то наказанию повинен бывает; тем более мне грешному, и самому недобро живущему, достойно от вас отметнуться, если таких чувств ко мне не имеете, которое есть явное знамение, как не моей силы дело вами управлять и наставлять. Но может быть хочет Бог, чтобы иному наставнику предались, совершеннейшему и добро живущему, ибо знает Господь мою немощь и скудоумие; а это дело, которое иных души спасать, есть многотрудно, и плачевно, и бедственно. От этого бремени и совер­шенные отцы отметались и бегали, и таких только, боясь Бо­га, не отметались, которые вседушно, с усердием, простосердечно, со всяким повиновением и самоотвержением предавались в руководство их.

Некоторые, приступающие к иночеству, хотя и желают предаться в повиновение и послушание, но хотят иметь такого отца, который управлял бы ими в сходство их прихотных желаний, и чтобы не лишиться им и своего имущества для удовлетворения своих немощей и удовольствий.