Но как бы он от служения своего утружден ни был, но все не более того болящего старца, который на один вопрос брата о топоре тотчас встал, будучи сильно немощным с одра своего и начал искать тот топор, даже не ведая, когда и где положил.

Да вспомнит и праведного Дорофея, как всю ночь исходящим и отходящим в трапезное и угощение и упокоение подавал; сам же столько был в утруждении, что от великого изнеможения был как изумленный. И в таком бу­дучи труде, еще просил братий, чтобы возбуждали его на пение, и на пении снова чтобы не оставляли его дремать. Да вспомнит же еще того старца, который от великого недосуга имел на ногах своих в обуви проросшие зерна.

Прилично здесь вспомнить и преподобную Евпраксию, как во время лютой болезни и крови многой, из ноги текущей, не оставила своего служения.

И так чрез это ясно показуется, что в служении и послушании брата того ропщущего не телесная немощь столь люто его угнетает и расслабляет, но недоброе расположение души к ближнему, кроющееся в его сердце. Ибо если к приходящим не показывать подобающего радушия и любви, но прошение с холодностью и в молчании служить им, только за послушание, то и такое приятие останется без великой награды и приобретения, тем более с негодованием, роптанием и смущением, которого не может даже утаить, но явно с укорением износит, — такое устроение поистине не монашеского обычая.

Сам брат должен сознаться, так как приходящие и посещающие Бога ради никакого зла нанести не могут, но более, как они, так и братия, не помогающие ему в служении, более пользуют его, ибо вся полная награда от Бога останется ему одному.

Если бы справедливо был он сильно изнемогший, то и с понуждением и насилованием себя не смог бы от одра восстать, и не только для пришедших, но даже для самого себя не смог бы ничего приготовить, и без услужения иных остался бы и сам голодным.

Если же и сам ел, и для посетителей учреждение сотворил, следовательно, имел силу и возможность отправить служение свое и без помощи братий. Подобает же Бога ради и на невоз­можное и превышающее силы подвизаться; следовательно, стоит ему самого себя укорять и скорбеть о том, что не сподобился благодати Божией и помощи, что бы с добром, с любовью и радостною душою служить за послушание посещающим и всему братству, более же Самому Господу, сказавшему: «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф.25,40).

Говорят же святые отцы, что ищущие себе послабления и покоя отходят от правой и спасительной стези. И того ради радуйся, о трудниче! а не дряхлствуй о приключающихся тебе трудностях: если обычно и с послаблением поживешь, то обычно и умрешь без извещения о спасении своем. Если же в трудах, трудясь претрудно и безгневно, с любовью повинуясь в послушании, то и Господь возлюбит тебя и преселит, водворит душу твою к преподобным и всем святым, благоугодившим Ему в трудах и злостраданиях, в вечной покой и наслаждение и в соцарствование с Ним во веки веков. Аминь.

Слово 17. К наставникам и ученикам

Для того ли вступаем мы в монашество, чтобы законоположение иноческое превратить и перетолковать по своему хотению и мудрованию? Или возможно ли подумать, чтобы в уставленном и преданном от святых отцов могло что быть не правое и не полезное? Если же верить всему преданному — быть богоугодным, не следовать же тому, и живя и поступая по-другому, как возможно ожидать спасения? Поистине, за это большее предстоит наказание, как знающему как добро делать и не делающему.

А поэтому, если кто приходит к иночеству и не оставляет своего мирского нрава и мудрования, но хочет и старается с ино­ческими подвигами соединить свое мирское мудрование, при­вычки и наклонности, такой бывает ни инок, ни мирянин, как сказал о некоем святой Василий: и княжество потерял, и монашества не получил.

Отцу же и начальнику, или самовластно и о себе живущему, более предстоит опасность, нежели ученику, предавшемуся в повиновение. Потому что ученика преступление и вина бывает к человеку, то есть к отцу своему, хотя святые отцы и в рав­ной мере поставляют [что] к Богу согрешить, что к отцу своему, ему же предаваясь душою. Однако для врачевания и восстания его достаточно только припасть со смирением к отцу и сказать вседушно: «Прости, отче!» А отец восставляет уже его и прощает и врачует, и сам за него отвечает Богу, хотя бы когда и пред Богом согрешил, но верования ради, что отец умолит Бога о нем, приемлет прощение.