Придя на базар, блаженный взял две меры хорошего винограда и спросил у продавца какую тот хочет цену, ибо у святого был обычай не спорить, но давать столько, сколько просят. Продавец назвал цену. В это же время на базар пришел Паппос, поддерживаемый двумя диаконами, с тремя другими епископами.

— Оставь, авва, виноград и следуй за нами в церковь, — обратился к Епифанию владыка.

Вспомнив изречение Божественного Писания: «Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем» (Пс. 121: 1), чудотворец последовал за Паппосом и пришел в храм.

— Отче, помолись, — сказал ему епископ Кифрии.

— Прости меня, отче, я не посвященный (не имеющий священной степени), — ответил божественный.

И тот час же один из диаконов, по благословению Паппоса, взял Епифания за голову и с помощью других диаконов силой ввел в алтарь, где преподобного рукоположили во диакона, на следующий день — во священника, а на третий день — во епископа.

— Вели накрыть столы для отцов, поедим и возвеселимся по случаю твоей архиерейской хиротонии, — призвал нового владыку Саламина епископ Паппос.

Но наш авва, размышляя о тяжести архиерейства и весьма об этом скорбя, только плакал.

— Я должен был молчать, но ты, чадо, причина того, чтобы я стал безумным и открыл тебе смысл произошедшего. Знай же, что все эти епископы, которые собрались здесь, чтобы найти достойного кандидата в архиепископы, возложили этот подвиг на меня, грешного, прося помолиться Богу, чтобы Тот открыл достойного. В тот момент, когда я затворился и просил об этом Бога, в моей келье сверкнула молния, и я услышал громкий голос, говоривший мне:

— Паппос, Паппос, слушай!

Я очень испугался и сказал:

— Что повелишь мне, Господи?

— Возьми с собой двух диаконов и спустись к базару, там один монах покупает виноград, с ним будут два других инока. Лицом же он похож на иконописное изображение пророка Елисея, а зовут его Епифаний. Его и рукоположи во епископа. Но не открывай ему сразу об этом, чтобы он не убежал.

Я стал безумцем, что рассказал тебе об этом, потому что ты вынудил меня. Итак, задумайся, что ты делаешь, и внимай себе, чтобы не оказаться тебе противником воли Всевышнего, потому что я послан Им, и исполнил то, что должен был исполнить, поэтому я неповинен в этом, ты же — смотри сам.

Услышав это, Епифаний упал на землю и поклонился владыке Паппосу.

— Не гневайся на меня, отче, я человек грешный, потому и не достоин взойти на высоту архиерейства, из–за чего и скорблю, — произнес новый епископ Саламина, поклонился всем остальным архиереям и повелел предложить им трапезу.

А когда все поели и возвеселились, то каждый пошел в свою епархию. Три дня спустя один добрый и благочестивый христианин по имени Евгномон был брошен в темницу богачом Драконтом за то, что задолжал ему сто монет. Будучи чужеземцем и жителем Рима, Евгномон не имел никого, кто бы мог вызволить его из тюрьмы. Узнав об этом, владыка Епифаний пошел к Драконту и попросил его освободить Евгномона.

— Ступай и принеси мне сто монет, которые должен твой друг, тогда можешь забрать его, — выдвинул условия злобный богач.

Тогда святой пошел в епископию, взял сто монет, которые там хранились для церковных нужд, и отдал Драконту. Но один весьма беспокойный диакон по имени Харин восставил всех клириков епархии против владыки.

— Вот, этот чужеземец Епифаний истратил все церковное имущество. Пойдемте, прогоним его, чтобы не быть нам виновными в этом грехе.

Прогнать своего архиерея Харин хотел потому, что сам желал быть епископом.