Вам, питомцы благочестия и будущие наставники веры и нравов, вам особенно желал бы я внушить сии истины, ибо вам наиболее принадлежат они. Вы призваны идти по следам апостолов, быть "споспешниками" (1 Кор. 3; 9) Божиими в великом деле восстановления падшего рода человеческого посредством веры в Сына Божия. Много средств употребляется для образования вашего; много пособий имеете вы для того, чтобы успешно достигать вашего высокого предназначения. Но все средства и пособия останутся без полного действия, доколе каждый из вас не вступит на путь деятельного освящения верою и любовью, и не начнет жить в предметах веры своим сердцем. Только вкушение благости Божией дает уразуметь, коль благ Господь и Спаситель наш; только приятие в душу спасения от Креста Христова усвояет нас Христу и нам Христа; а все это дело не столько ума, сколько сердца. Итак, образуя ум, образуйте сердце, и паче образуйте сердце, нежели ум. Среди сего образования Крест Христов да будет первым и последним предметом ваших мыслей и чувств. Кто знает его, тот знает все; кто не знает его, тот не знает ничего, хотя бы казался знающим все. Но истинное знание Креста Христова должно быть и не может не быть соединено с несением его - ибо без сего никак нельзя знать, что именно в Кресте и составляет Крест. Но и нести Крест Христов как должно может только одна истинная любовь ко Христу, которую потому и должно стяжавать прежде и паче всего. Кто не чувствует в себе святой решимости стоять с Иоанном у Креста Спасителя на Голгофе, тот еще не ученик, тем паче не учитель по чину Иоаннову! Аминь.

Слово на день преставления святого славного и всехвального апостола и евангелиста Иоанна Богослова

Скончание Иоанново празднуем. Но скончался ли он? Не жив ли доселе? Вопросы неожиданные, но предлагать их располагает не любопытство, а само Евангелие, ибо вы слышали, что говорится в нем касательно Иоанна: Изыде же слово се в братию, яко ученик той не умрет (Ин. 21; 23). Братия богосветлой Церкви Апостольской не могли легкомысленно яться за мечту своего воображения и произвольно выдать оную за изъяснение слов Спасителя. Притом Евангелие, упоминая об ожидании, яко ученик той не умрет, не опровергает его, яко несбыточного и происшедшего от неправильного разумения слов Спасителя об Иоанне, а только ограничивает причину и основание его точными пределами от всякого преувеличения: и не рече ему... яко не умрет, но: аще хощу, тому пребывати, дондеже прииду, что к тебе? (Ин. 21; 23). В церковной песне, петой вчера в честь святого Иоанна, слышим еще более; здесь он прямо и ясно называется доселе "живущим и ждущим страшное второе Владыки пришествие" (Стихира на малой вечерне).

Если же святой Иоанн не умирал и доселе жив, то как же мы празднуем день преставления Его? Не подобно ли это тому, как если бы кто поминал умершим человека, который остается еще в живых?

Нет, Иоанн действительно скончался, ибо его нет на земле; хотя и не умирал так, как умирают обыкновенно все. Это самое и выражает вышеприведенная песнь церковная, когда называют его от "земли приемлющимся и земли не отступающим". Ибо что называется преставлением? То, когда человека, жившего между нами, не стало более на земле; когда он перестал считаться в живых и сделался навсегда невидим, как это бывает с умершими. В сем смысле святой Иоанн скончался, ибо его, со второго века христианского, уже не было на земле между людьми.

Что мы называем смертью? Разлучение души с телом, следствием коего бывает то, что душа отходит в другой мир, а тело разрешается на части и обращается в персть. В сем смысле о святом Иоанне не без основания можно сказать, что он не умирал.

Чтобы лучше понять сие, выслушаем, что говорит святое предание Церкви о кончине апостола: "исполнившимся же в сем летом его сту и вящше, изыде из дому Домнова с седмию ученик своих, и дошед некоего места, тамо оным сести повеле. Бяше же ко утру, и той отшед, яко на вержение камня, помолися. Потом же, ископавшим учеником гроб крестообразно в долготу возраста его, якоже им повеле, заповеда Прохору, да идет в Иерусалим, и тамо да пребывает до кончины своея. И наказав ученики, и целовав, рече: привлекше землю, матерь мою, покрыйте мя. И целоваша его ученицы, и покрыта его даже до колен. И паки целовавшу их, покрыта его даже до выи, и положиша на лице его поняву, и тако целовавше, плачуще зело, покрыта его весьма. Слышавше же сие, иже во граде братия, приидоша и откопавше гроб не обретоша ничтоже, и много зело плаката, и помолившеся, возвратишася во граде. На всякий же год из гроба его прах тонкий в осьмый день месяца майя являшеся, и исцеления болящим молитвами святаго апостола Иоанна подаваше, в честь Бога в Троице хвалимого, во веки веков".

Взвесив со всею точностью силу сего предания, не должно ли сказать о святом Иоанне то самое, что сказали мы, последуя словам песнопения церковного, то есть что он преставился от нас и, однако же, жив есть; умер, и вместе не умирал, сообразно таинственному предсказанию о нем Господа?

Таким образом, удобно разрешается неразрешимое, по-видимому, противоречие касательно кончины Иоанновой: и Церковь права, что празднует день преставления его; и братия Церкви Апостольской свободны от нарекания в легкомыслии - за ожидание, яко ученик той не умрет.

Пример сей да научит нас, между прочим, не смущаться, если мы встретим иногда в сказаниях и действиях Церкви что-либо похожее на противоречие. При углублении в дело, при соображении всех обстоятельств, наверное окажется, что это противоречие, как и в настоящем случае, только мнимое. Не должно смущаться и тогда, если бы мы сами не могли разрешить какого-либо недоумения. Не разрешим мы, разрешат другие. Если бы и никто не разрешил иного недоумения, и то неудивительно и не может служить к нареканию на Церковь. Естествоиспытатели хвалятся знанием природы, но сколько остается в ней нерешимого ни для каких усилий ума! И никто не дерзает отвергать неразрешимого, и отвергающий показался бы безумным. Но Царство благодати, коего осуществлением на земле служит Церковь, несказанно обширнее и возвышеннее царства природы; удивительно ли посему, что в нем есть неудобопостижимое?

Но обратимся к Иоанну. Что за дивная судьба его! Почему она досталась на долю его, а не другого кого-либо из апостолов? Потому ли, что он был ученик, егоже любляше Иисус? (Ин. 13; 23). Но любовь Иисусова не подобна обыкновенной любви человеческой; в ней нет пристрастия; она любит столько, сколько предмет того заслуживает. Кто творит волю Отца Небесного, как Сам Он сказал, тот брат и мать Его есть (Мк. 3; 34). Значит причина и основание дивной судьбы Иоанновой сокрываются в нем самом. В чем именно? К разрешению сего может служить самое название, коим Святая Церковь отличает его от прочих апостолов. Ибо наименования Церкви не суть праздные названия, а выражают характер лица или вещи. Како убо именует она Иоанна? Богословом. И мы называемся иногда богословами, но наше богословие состоит большею частью в одних мыслях и словах. Не таково богословие Иоанново. Он был в Боге и Бог был в нем: оттуда чрезвычайная высота его учения: ибо Бог свет есть (1 Ин. 1; 5). Оттуда преизбыточествуюшая любовь в писаниях и объяснениях Иоанна: ибо Бог любы есть (1 Ин. 4; 16). И этот свет и любовь, соединившись вместе, произвели такой избыток жизни вечной еще во времени, еще в бренном телеси Иоанновом, что смертное, без того переворота, который состоит в разлучении души с телом и который мы обыкновенно называем смертью, "пожерто в нем было животом" (1 Кор. 15; 54). Не предчувствие ли сего самого водило рукою Иоанна, когда он писал: мы вемы, яко преидохом от смерти? (1 Ин. 3; 14). Без сомнения, сей переход от жизни к смерти совершился прежде в духе Иоанновом, но потом, по естественному порядку не только благодати, но и самой природы, простерся сверху долу, распространился и на телесную природу и, в продолжение долголетней жизни его (Иоанн жил более ста лет), приуготовил ее к непосредственному вступлению в мир духовный, так что, может быть, самое покровение от учеников тела его землею заповедано им не по нужде какой-либо для него самого, а по единому смирению.

И что удивительного, если возлюбленный ученик Христов возрастает еще на земле, в меру будущего воскресения мертвых? Смертью Христовою так решительно низложено могущество смерти, а благодатью Духа Святаго подано нам столько средств к животу вечному, что надобно дивиться более тому, как мало людей, достигающих подобного совершенства. Жало же смерти грех (2 Кор. 15; 56), - говорит апостол, следовательно, в ком сокрушено это жало, тот неприступен для смерти. А как во множестве верующих во имя Христово не быть таким, кои благодатью Его совершенно очистились от всякого греха?

И, однако же скажете, - самые великие святые умирали. Не пререкаем сему; почитаем только за долг приметить, что не с одним Иоанном могло быть то, что приписывается ему, то есть, что он хотя прошел путем гроба, а в самом деле не подлежал смерти подобно нам. Ибо, как свидетельствуют дееписания (например, "Лествица" Иоанна Лествичника), тело не одного Иоанна не было найдено по смерти во гробе, а и некоторых других святых, начиная с Богоматери.

Если телеса прочих святых остаются среди нас, на земле, то вместе с сим в них совершаются такие действия, кои дивны не менее преставления с плотью на небо. Таково, во-первых, уже их нетление. Ибо, если что скорее всего подвергается разрушительному действию стихий, то это тело человеческое, оставленное душою. А телеса святых, находясь нередко в недре самого тления, остаются невредимыми целые века и тысячелетия. Что это, как невидимое, непрестающее отражение в них жизни вечной, как непостоянное торжество ее над смертью в самой средине ее области? К сему дивному свойству нетления обыкновенно присоединяются и другие дары, как то: исцеление болезней, изгнание злых духов, иногда самое воскресение мертвых. В сем случае еще более чудесного, когда видим, что святая плоть и по разлучении с духом, от присутствия в ней силы благодатной так могущественна, что совершает действия, превышающие все силы природы.