Слово при погребении студента Киевской Духовной Академии

Есть время молчати (Еккл. 3; 7), - говорит Премудрый. Не при гробе ли это время? Что можно сказать с сего священного места в назидание, о чем бы смерть не проповедывала самым убедительнейшим образом? Говорить ли о суете вещей человеческих и, в особенности, о суете человеческой жизни? Взгляните на гроб этот: смерть неизгладимыми буквами начертала на нем: суета сует, - все суета (Еккл. 1; 3). Говорить ли о всеразрушающей силе греха, которой человек подверг себя через произвольное преступление заповеди Едемской? Взгляните на гроб сей и увидите, коль остро жало греха. Говорить ли о неизменяемости Божественных определений? Взгляните на гроб сей - в нем видимо совершается непременяемое определение:земля еси, и в землю отъидеши (Быт. 3; 19). Но можно ли исчислить все то, чему поучает нас безмолвный гроб сей? Смотрите пристальнее на лежащего в нем, и каждый в обезображенном смертью лице его найдет сродное себе назидание, - только помните, что каждый из нас, рано или поздно, должен, подобно ему, лечь во гроб.

Смерть всему поучает нас; токмо одно не исходит из уст ее: она не говорит нам, что ее область разрушена; что страх ее не существует более для истинного христианина. Когда же приличнее и нужнее раскрыть и утвердить эту утешительную истину, как не в настоящие минуты сетования, когда смерть среди храма, посвященного Богу живых, пред лицом святилища, в котором течет источник нетления, содержа во узах своих пленника, по видимому торжествует свою победу, и когда самый христианин, не зря во гробе ничего, кроме разрушения, подвергается искушению своей веры? Итак, огласим гроб сей размышлением о том, что для истинного христианина смерть ничего не имеет в себе страшного.

Смерть может казаться страшной для человека с трех сторон. Она устрашает, во-первых, человека неизвестностью продолжения бытия человеческого за гробом; во-вторых, известностью того, что если наше бытие продолжается за гробом, то мы должны впасть в руки правосудия Божия; наконец, смерть может устрашить человека тем, что лишает его наслаждения благами, свойственными настоящей жизни.

Смерть устрашает человека неизвестностью продолжения его бытия за гробом. Тщетно разум усиливается разогнать этот страх. Возбуждая в человеке надежду бессмертия, он более в том случае обещает, нежели доказывает; более располагает к верованию, нежели производит веру в будущую жизнь. Потому-то самые отличные мудростью язычники, быв преисполнены желанием бессмертия, не были совершенно свободны от сомнения в этой утешительной истине. Потому-то между причинами, почему не должно страшиться смерти, они полагали и ту оскорбительную для разума, безотрадную для сердца мысль, что смерть не заключает в себе ничего страшного, хотя бы служила уничтожением для человека, поелику через это уничтожение человек возвращается в то положение, в котором находился до рождения. Таким образом разум освобождал от страха тем, что само по себе ужасно - уничтожением.

Христианин совершенно свободен от этого страха, будучи совершенно уверен, что гроб не есть конец бытия его. И можно ли не быть уверенным в этой истине, будучи христианином? Что значит вся совокупность христианских истин, как не единое и, вместе, многообразное доказательство бессмертия, доказательство столь же твердое, сколь твердо основание христианства? Сын Божий рождается в яслех, во всю жизнь не имеет, где подклонить главу, -почему? потому что царство Его несть от мира сего. Это предполагает бессмертие.

Христиане не должны страшиться бессмертия тиранов, которые повергают их в темницы, предают мучениям, самой смерти, - почему? потому что они убивают токмо тело,  и лишше что не могут сотворити (Лк. 12; 4). Это предполагает бессмертие!

Христианин несчастен, когда с ущербом совести приобретает власть над целым миром, - почему? - потому что кая же польза человеку, аще приобрящет мир весь, и отщетит душу же свою (Мк. 8; 36). Это предполагает бессмертие!

Христиане не суть окаяннейшие из всех человеков, - почему? - потому что они уповают на Христа не в сем токмо животе. Так все истины христианства или вытекают из истины бессмертия, или втекают в эту истину.

И какой же крепкой печатью запечатлена истина учения христианского о бессмертии! О Иисусе, любовь вечная! чего не сделал Ты, дабы избавить тех, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе (Евр. 2; 15)! Зная, что учение, не соединенное с примером, мало трогает грубые сердца человеческие, Начальник веры нашей Сам - углубись в сию мысль, христианин! - Сам благоволил войти во Гроб, дабы изнести из него уверение в бессмертии. Можно ли не поверить свидетельству воскресшего человека? Сколь же убедительно должно быть свидетельство о бессмертии воскресшего Иисуса! "Я не имею нужды в доказательствах разума, - вещает христианин, проникнутый этим убеждением. - Иисус сказал нам, что мы бессмертны, - этого довольно для моего успокоения: Бог Иисусов не может быть Богом мертвых".

Будучи свободен от страха уничтожения, человек, оставленный самому себе, впадает в еще больший страх правосудия Божия, которому предает его смерть. Страх сей столь естествен человеку грешнику и столь силен в нем, что все народы, не зная Бога Израилева, подобно Израилю приносили жертвы о живых и мертвых. Самая философия, несмотря на свою гордость, показывала человеку необходимость очищения, хотя не представляла к тому действительных средств.

Но для истинного христианина страх Божественного правосудия не существует; смерть Иисуса Христа, подъятая для умилостивления правды Божией, человеческими грехами раздраженной, уничтожает страх этот. В самом деле, для чего умер Богочеловек? Ужели для того токмо, - как суесловит разум, еще не совершенно плененный в послушание веры, - чтобы запечатлеть Кровию истину учения Своего? Нет! цель Его смерти гораздо выше сей цели. Священное Писание ясным образом и в бесчисленных местах свидетельствует, что Иисус Христос умер за грехи наши, что Он подъял мучения, дабы нас избавить от мук вечных.

Если бы Иисус явился на горе Сионской, как некогда являлся на Синайской, если не с громами и молниями, так как это не приличествовало завету благодати, то с сонмами Ангелов, которые и в Царстве благодати восходят над Сына Человеческого, - то ожесточенные враги Его, может быть, скорее бы поверили Его Божественному посольству, нежели когда Он умер за истину Своего учения.