Везде ныне праздник, а здесь, у вас, сугубый. Посему, хотя память Святителя и чудотворца Николая благочестно ублажается по всей стране нашей, но никуда не стекается ныне столько чтителей его памяти, как в вашу обитель. Причина очевидна. Праздник всегда светлее и торжественнее там, где наиболее являет свое присутствие лицо празднуемое, а здесь, у вас, Святитель Николай явно присутствует неким особенным образом, как то показывает всем и каждому его святая и чудотворная икона. Явилась ли бы она чудесно на скале вашей, если бы не восхотел этого сам чудотворец? А когда он благоволил даровать обители вашей чудотворный лик свой, то, без сомнения, потому и для того, что особенно возлюбил место сие и избрал его как бы в некое жилище себе. Достойно убо и праведно обитель сия с сугубой светлостью празднует день настоящий; достойно и праведно и мы в таком множестве стеклись ныне сюда для прославления памяти Святителя Христова.

Что касается до нас самих, то мы поспешили сюда еще и по особенной причине. До сих пор не воздали мы торжественной благодарности Святителю за недавнее восстановление обители вашей. Ибо кто, как не он охранил место сие в продолжительную годину разрушения, его постигшего? Когда за семьдесят лет пред этим напала на него ужасная буря, то все тотчас удалилось отсюда: и люди, и вещи. Не оставил этого места один угодник Божий. Продолжая пребывать здесь в чудотворном лике своем, он по-прежнему привлекал целые тысячи душ к самым развалинам обители; питал во всех жителях страны желание видеть ее восстановленной из небытия, и хранил незримо то, что разрушенное не могло бы уже восстановиться руками человеческими.

Против таких стражей, подумал я, ничто не значит ни вражда, ни лукавство человеческое. Не в первый раз Святителю спасать от конечного истребления и людей и места; тем паче не мог он предать беззащитно на жертву алчности человеческой сего святого места, которое он видимо избрал для пребывания в чудотворном лике своем. Все это воодушевило меня, братие, упованием на то, что как ни велико было запустение места сего, но рано ли, поздно ли, ему надлежало прейти (исчезнуть, отойти в прошлое -ред.). И вот, оно прешло, и гораздо скорее, нежели как можно было ожидать. И кто главной виной этого?

Воздадим должную справедливость влаголюбивым домовладыкам места сего, их усердию к святой обители, их готовности служить Господу, подобно упоминаемым в Евангелии женам, от имений своих (Лк. 8; 3). Но они первые, думаю, не отрекутся признать и исповедать, что был кто-то, который постоянно возбуждал и питал в сердце их желание послужить восстановлению здешней обители. Без этого воспящаемое (отвлекаемое -ред.) в исполнении многими противными обстоятельствами и самой продолжительностью времени желание сие сто раз могло ослабеть и угаснуть. Между тем, не ослабело и не угасло, а, можно сказать, усилилось в них от самого времени, потому что было действием не плоти и крови, а духа веры, подкрепляемого тайным влиянием Святителя на их душу. И смотрите, как знаменует себя это влияние в самом имени того, чья державная рука утвердила паки бйтие святой обители! Не одно царствование прешло над ее развалинами, но подняться из них ей суждено не прежде, как в благословенное владычество самодержца, соименного Святителю Николаю!

Не довлеет ли убо, братие мои, и нам ознаменовать чем-либо нашу признательность угоднику Божию за его видимое и невидимое покровительство этому святому месту? И первее всего тем, что для него теперь особенно нужно, ибо и святые Божий, сходя к нам с неба, некоторым образом как бы подвергаются нашим нуждам. Что же, спросите, потребно для Святителя Христова, или, точнее сказать, для его чудотворного лика? Потребно пристанище постоянное; ибо с того самого времени, как была упразднена здесь обитель, доселе он не имеет постоянного местопребывания и странствует, так сказать, ежедневно нисходя с горы долу и паки восходя на скалу. Но первобытное место, ознаменованное чудесным явлением его там - на скале, цело доселе и ждет только нашего усердия, дабы, облекшись приличной лепотой, воспринять паки на всегдашнее пребывание икону Святителя. Поспешим же, кто чем может, содействовать этому благому делу, да обретет он себе успокоение в лике своем, и да познает из того, что мы не бесчувственны к его подвигу во благо сей обители.

И как бы хорошо было, братие мои, если бы в следующем году, в настоящий же праздник, мы могли взять икону Святителя отсюда, и вознесши на скалу, поставить на месте первобытного явления ее, совершить там святую литургию и оставить ее там на постоянное пребывание! Это было бы радостью и торжеством для всей страны здешней и для каждого из нас. А Святитель Христов, вследствие этого, усугубил бы, без сомнения, за нас молитвы свои пред Господом, исходатайствовал бы нам прощение во грехах наших, а вместе с тем - избавление и от тех бедствий, которые за сии грехи в разных видах гнетут и удручают каждого из нас.

Начнем же с нынешнего дня заниматься этим благим предприятием. Обитель, как видите, сама не может сделать в этом отношении ничего - по своей новости (как вновь учрежденная - ред.). Все зависит потому от нашего усердия. Ужели недостанет его в ком-либо? - нет, настоящее собрание наше ручается за противное. А мы, в поощрение веры и любви вашей, скажем то, что писал апостол Павел Коринфянам, поощряя их на подобное благое дело, то есть что доброхотна бо дателя любит Сам Господь! (2 Кор. 9; 7). Аминь.

Слово при обозрении епархии, сказанное в украинском военном поселении, в слободе Ново-Андреевка 12 мая 1845 г.

Обращали ли вы, православные воины, когда-либо внимание на то название, которое постоянно дает вам Святая Церковь в молитвах своих о вас ко Господу? - Она могла бы усвоять вам при этом разные наименования; могла бы называть вас воинством верным, воинством храбрым, воинством победоносным; но минуя все эти заслуженные вами названия, постоянно именует вас "воинством христолюбивым". Не без причины избрано для вас Церковью такое, а не другое название; оно избрано потому, что в нем содержится и самая лучшая похвала, и самый назидательный урок, и самое сладкое ободрение и воодушевление для воина.

Много можно сказать в похвалу воинства российского, в похвалу его подвигов и поведения; но все, что можно сказать в похвалу эту, заключается, как часть в целом, в одном наименовании его воинством христолюбивым. Похвала воину, когда он верен своей клятве, послушен своим вождям, далек и самой тени измены; но кто вернее, послушнее, неизменнее воина христолюбивого? Честь воину, когда он неустрашим, мужествен, презирает опасности и самую смерть; но у кого более и мужества, и самоотвержения, презрения смерти и самых мук, как не у воина христолюбивого? Слава воину, когда он среди победы великодушен, умеет быть львом на поле брани и агнцем под кровом бедной хижины земледельца, способен не только поражать врага надменного, а простереть руку сострадания ко врагу падшему; но в ком скорее можно обрести все эти прекрасные качества, как не в душе воина христолюбивого?

Так много выражает одно название воина христолюбивого! Это титло самое почтенное и, вместе, самое поучительное! - Для обыкновенного воина довольно, если он как бы то ни было, хотя без любви, хотя с ропотом, но исполняет то, чего требует от него долг звания его; воин христолюбивый исполняет все это по совести, от души, со всем усердием и верностью. Обыкновенный воин заслуживает уже немалую похвалу, когда с терпением переносит разные лишения и недостатки, трудности и искушения; воин христолюбивый не только поступает так же, но и радуется в самых страданиях, зная, что он ими уподобляется святым Божиим человекам и Самому Спасителю своему. Обыкновенному воину простительно, если он силится восхитить награду у всех своим мужеством и неусыпностью; воину христолюбивому прилично быть первому в трудах и последним у награды, подвизаться, где можно, и за других, но выставлять по окончании подвига не себя, а других. И воин обыкновенный решается на смерть, почитая ее, однако же, злом, только неизбежным; воин христолюбивый смерть за Отечество и веру приемлет как дар Божий, ибо это дверь в чертог Отца Небесного.