б) 2 Кор. 3; 5. — «Не яко доволни есмы от себе помыслити что, яко от себе, но довольство наше от Бога». Из контекста видно, что здесь апостол Павел смотрит на себя в известном отношении, то есть в отношении к служению своему. Но это отношение апостола совсем не идет к прочим людям, а потому и самое изречение его не относится к ним. Правда, он говорит мы; но это потому, что апостолы часто любили так выражаться о себе. Но положим, что апостол разумеет здесь всех людей, — и тогда не выйдет то заключение, какое выводят отсюда наши систематики. «Мы не имеем способности помыслить, что от себя, как от себя»: что это значит? То, что мы не можем действовать сами по себе, самостоятельно; но отнюдь не то, чтобы не были в состоянии желать добра, не имели произвола к добру.

в) 1 Кор. 2; 14. — «Душевен же человек не приемлет, яже Духа Божия, юродство бо ему есть». Апостол говорит прежде, что Бог пытался, так сказать, исправить людей мудростью; но, не успев в этом, употребил противоположный способ — буйство; а потому, говорит, мы проповедуем вопреки мудрым, просто. Следует отсюда, что мудрецы, учившиеся в греческих и других школах, не принимали Духа Божия, но совсем не следует, что в человеке совершенно нет стремления к добру. Под «душевным» человеком здесь разумеется не вообще естественный человек, а естественный мудрец. Кроме того, должно всегда помнить, что апостолы не были в речах своих так скрупулезны и намеренны, как теперь мы. В пример сего можно бы представить много мест. Что апостол Павел под «душевным» человеком не разумеет здесь всякого человека, а только человека худого, это видно и из того, что противное этому изъяснение противоречило бы опыту, ибо кто принимал Духа «Божия, как» не язычники, — люди естественные? Значит, естественный человек, говоря вообще, приемлет «Духа Божия». Но положим, что под «душевным» человеком разумеется здесь всякий человек, тогда только следует ограничить слово «не приемлет», то есть надобно: «часто не приемлет», и выйдет верная истина, — что естественные люди часто не принимали Духа Божия, хотя всегда были способны к принятию Его, хотя способность принять то, что Он внушал, во всех их была. А что так можно ограничивать слово «не приемлет», — достаточные основания для этого есть в самом же Священном Писании. Например, весьма часто говорится, что Иисус Христос умер «за всех»; но апостол Павел в одном месте говорит, что Он умер «за многих». Это — следствие неточности человеческого языка.

г) Еф. 2; 1. — «И вас сущих прегрешенъми мертвых и грехи вашими». Вот самая, по-видимому, сильная опора для тех, которые уничтожают всякий произвол в падшем человеке! Они метафору «мертвый» берут в самом строгом смысле. Августин, опровергая Пелагия, а протестанты — католическое учение о делах и заслугах, разумели здесь совершенную смерть; между тем, апостол, говоря в другом месте: «востани, спяй, и воскресни, от мертвых» (Еф. 5; 14), думает совсем иначе, утверждает мысль противоположную, ибо может ли совершенно мертвый встать и ожить? Но скажут: если не давать строгого значения слову «мертвый», то выйдет, что оно без нужды употреблено? Нет, оно употреблено не без нужды: большая часть людей действительно подобна тем больным, которые могут только немного подниматься, или, еще более, могут только покушаться вставать с постели, и которые поэтому почти не отличаются от мертвых, однако же и не суть совершенно мертвые, так как есть еще возможность врачевать их.

д) Ин. 8; 34. — «Всяк творяй грех раб есть греха». Но какое здесь разумеется рабство? — Произвольное, которое тяготило иудеев (о которых идет здесь речь) не потому, что они не могли его избегнуть, а потому, что не хотели. Есть, конечно, в Новом Завете места, в которых одному Богу приписывается обращение и исправление человека; но с другой стороны, в нем есть много и таких мест, в которых требуется многое и от самого человека. Значит, первые места должно принимать с ограничением, а не безусловно; значит, надобно допустить, что в человеке есть способность быть поднятым, состоящая в свободе, без которой и Самому Богу нельзя поднять нравственного существа. Борьба плоти и духа означает, говорят, потерю свободы к добру. Напротив, она означает остаток этой свободы, ибо что и борется в человеке с наклонностью ко злу, как не наклонность к добру? Утверждающие совершенную потерю свободы в падшем человеке находят еще нечто благоприятствующее своему воззрению у отцов Церкви. Но это так только кажется им и зависит большей частью от неточности выражений отеческих, а не от того, чтобы отцы в самом деле так думали. Автор системы, о которой мы ведем речь, сам говорит, что Златоуст, Кирилл, Епифаний, Феофилакт думали напротив, то есть не так, как он. Почему же и ему не последовать этим первым светилам?

Это учение есть одно из важнейших в христианской религии; посему не бесполезно обратить на него внимание разума, небесполезно спросить, как он судит об этом деле по своим началам? Повторим сначала кратко относящиеся сюда пункты церковно-библейского учения.

1) Род человеческий не в том состоянии, в каком должен быть: он теперь в состоянии падения.

2) Это несчастное состояние не есть состояние первоначальное, но уже вторичное, гораздо худшее первого состояния, за которым оно последовало.

3) Нынешнее бедственное состояние человеческого рода современно первому человеку, и произошло от греха его.

4) Распространяется и умножается оно в роде человеческом путем естественного рождения.

5) Следствия этого зла крайне велики: по телу — смерть, по душе — лишение вечного наследства и права стать в ряду истинно нравственных существ.

6) Человек, наконец, не может сам освободиться от этого зла, — не может исправиться. Вот шесть главных пунктов церковно-библейского учения о первородном грехе и следствиях его. Что скажет о них разум?

На первый пункт, то есть что человек теперь в том состоянии, в каком должен быть, разум не может не согласиться. Ибо какое назначение человека? То, чтобы вполне выражать свое человечество, — чтобы жить так, как прилично жить нравственно-свободному существу, то есть жить жизнью истины, обладая для сего умом, жить жизнью добродетели, имея на то сердце, и сообразно сему наслаждаться блаженством, владея для этого чувствами. Но цель эту если выполняют люди, то весьма немногие; большая же часть их живет для цели противной; большая часть их ходит во тьме, удаляясь от света истины; стремится в бездну порока, как бы убегая добродетели; бедствует, не зная даже, что такое блаженство. Вообще можно сказать, что область тьмы и порока очень обширна, и что круг бедствий, болезней и смерти слишком велик. Из этого разум не может не заключить, что род человеческий не тем был и не тем должен быть, чем он является теперь. Такое его заключение история подтверждает всеобщностью бедствий и следов повреждения во все века и у всех народов. Все народы представляли это. Кто мог возвышаться над состоянием и духом своего времени, тот всегда ужасался мрачного поведения людей, и кто имел голос, тот громко кричал против него. Священное Писание в Ветхом Завете представляет много жалоб подобного рода; но эти жалобы малы и кратки в сравнении с теми, которые находим в истории языческих народов. Можно ли не ужасаться тех мрачных картин, в каких представляют род человеческий греческие и римские сатирики? Итак, касательно первого пункта разум согласен с Писанием и учением Церкви, и все усилия свои, если он только действует правильно, направляет к освобождению человека от зол; таким образом действует в этом случае заодно с Откровением.

И касательно второго пункта разум тоже утверждает согласно с Откровением, что бедственное состояние человечества не есть состояние первоначальное. Правда, некоторые мыслители, не озаренные светом истины, претыкались о мысль, что первоначальное состояние человека не было состоянием совершенства, а было состоянием дикости; что человек, переходящий обыкновенно от низшего к высшему, начала тем, что ниже всего; что он сперва водился инстинктом, потом перешел в область рассудка и страстей, а к концу мира достигнет свободы чад Божиих. Таким образом, мыслители эти первобытное состояние представляли не позади, а впереди. Но эта мысль их не может устоять перед следующими неоспоримыми соображениями:

а) Она противна благости и премудрости Творца. Благость Божия требует, чтобы человек вышел из рук Творца с достаточными совершенствами, чтобы цель его бытия заключалась в нем самом, а не в отдаленных потомках; он должен существовать для того, чтобы самому достигать совершенства, а не для того, чтобы служить для других орудием и как бы приготовлением к совершенству.