В-третьих, наконец, это же открывается из взгляда на предмет откровения. Какой предмет откровения? Откровение должно изъяснить человеку то, чего он сам не постигает. Именно: собственное его происхождение, происхождение зла, способ восстановления из бедственного состояния и прочее. Эти явления падения и восстановления касаются всей системы мироздания. Так, говоря о начале зла, мы дойдем до первых человеков, от них - до злых духов, а там нужно знать, как они пали и от чего? как произведен в мире безпорядок, и как он может быть восстановлен? Знание всего этого предполагает знание всей натуры, а знание натуры полное может ли быть сообщено человеку, да и для чего сообщать его? Для человека в теперешнем его состоянии оно не нужно, а может быть и безполезно.

Таким образом, обозрение частей откровения и лиц ведет к ожиданию того, что в нем будут таинства последнего рода, то есть совершенные. Какие же сии таинства? Не может ли разум гадательно сказать что-нибудь на сей вопрос? Может. Откровение будет обращаться около коренных истин, и особенно около тех, кои составляют придаток к естественной религии. А таковые коренные истины суть преимущественно две: падение и восстановление.

Что откровение будет большей частью вращаться около сих истин, это весьма вероятно, тем более, что и сам разум пытался решить сии проблемы, но не мог. Таким образом, нимало не странно, чтобы в откровении были таинства. Странно бы было тогда, если бы откровение не имело никаких таинств. Таковое откровение уже подозрительно, потому что в нем нет ничего нового и, следовательно, нет следов Божества.

Тем, кои не любят таинств в религии, может быть указано и то, что во всех науках есть таинственность. Так, астрономия хвалилась и хвалится Ньютоном, узнавшим закон тяготения тел; но далеко ли простирается сие знание? Знают ли, что такое сила тяготения? Внешние формы натуры известны, а внутренние - сокрыты. Геология хвалится, что она открыла магнетическое течение вокруг земли; но что такое сие течение, - она не знает. Медицина узнала способ лечить средствами симпатическими, но ей неизвестен образ действия сих средств на человека. Философия несколько тысяч лет трудится над узнанием (познанием -ред.) природы и над составлением метафизики, но что значат эти метафизические познания? Открыта ли философами хотя одна тайна натуры? Решительно нет. Оттого философы, желая примириться с Моисеем, весьма странно мечтали о происхождении человека. Производили его то из рыб, то из земли, то из других нелепых начал. Как думают о происхождении его новейшие, скромность не дозволяет говорить об этом. Можно сказать вообще, что мудрость человека не открыла еще ни одной реальной истины. Оттого-то человек ничего не может творить. Он не знает, что такое жизнь. Если бы он познал ее, то мог бы творить существа живые. И вся физиология дотоле останется таинственной в своем основании, доколе не решит, что составляет начало жизни, и что - начало смерти. Жизнь есть тайна для философов. Об этом есть рассуждение одного физиолога, которое вскоре можно будет увидеть; таким образом все знания состоят их таинств; все науки обременены таинствами, и если мы не видим в них таинств, то оттого, что не доходим до их основания. Наука есть совокупность многих истин. Возьмите, например, какую-нибудь частную истину и начните возводить ее к ее началам; сначала вы дойдете до истин общих, потом до более общих, наконец, до идеи, это уже - тайна. Чтобы увериться в сем, стоит только обратиться к какой-либо науке, например, математике, которая более других хвалится своей очевидностью. Что значит эта ее очевидность? Тысячу лет доказывали, что пространство существует. Кант доказал противное. Итак, тысячу лет математики заблуждались. Если же погрешил Кант, то непонятно, как столь великий ум мог сделать такую важную погрешность. Итак, разум со всей уверенностью ожидает от откровения таинств, и небытие их делает откровение подозрительным.

       2. О признаках истинного откровения

Если дано будет откровение, то необходимо должны быть даны и признаки, по которым бы ум человеческий мог узнать его. Существование сих признаков в будущей религии разум предполагает по следующим причинам. Во-первых, для того, чтобы отличить истинное откровение от ложного. Если есть истинное откровение, то нельзя не предположить существования ложных, ибо ложь всегда подделывается под истину. Но если бы даже было одно истинное откровение, то и тогда признаки сии были бы для нас не менее нужны. Во-вторых, потому что без них откровение не могло бы быть признано за истинное и божественное. Оно объявит себя божественным, превышающим силы человека, новым; но чтобы увериться в этом, чтобы знать, что, действительно, не есть повторение естественной религии, для этого нужны доказательства, или, что то же, признаки. Поверить без доказательств было бы суеверием, а суеверие, как везде, так особенно в религии, весьма вредно. Итак, признаки нужны. Какие же они?

Здесь надобно обратить внимание на два случая:

1) откровение может быть дано для одного или нескольких лиц; следовательно, должны быть вообще признаки для уверения их;

2) откровение может быть дано для всего рода человеческого. Здесь нужны доказательства для уверения: а) тех, кои принимают откровение от посланника Божия непосредственно, и б) тех, кои в последствии времени будут принимать его. Посмотрим на доказательства первого рода.

А. Признаки, по коим можно уверять самого себя

Как человек может увериться, что с ним беседует Бог? Вопрос сей кажется не нужен. Нужно ли человеку уверять себя в том, что Бог беседует с ним тогда, когда Бог на самом деле беседует с ним? Но, с другой стороны, вопрос сей важен и нужен.