а) Каждое чудо должно непременно выходить из обыкновенного порядка вещей, должно превышать его, в противном случае оно не будет достаточно для цели, не будет подтверждать Божественности религии.

б) Надобно, чтобы видна была связь чуда с учением Божия посланника. Например, сегодня явился посланник, а вчера произошло чудо; если бы он стал говорить, что вчерашнее чудо было произведено для него, то в этом не было бы никакой связи. Связь будет тогда, когда он скажет, что Бог завтра произведет для него чудо.

в) Нужно, чтобы чудо совершено было прилично. Приличие сие определяется достоинством Бога, человека и религии, которая дается. Это приличие составляет черту немаловажную, каковой она кажется с первого взгляда. Множество чудес, приписываемых магометанской религии, опровергается единственно по недостатку в них приличия. Вот каковы должны быть чудеса!

То же самое можно сказать и о пророчествах. Во-первых, пророчества возможны сами по себе. Хотя разум сомневается в предведении Божием, особенно в рассуждении действий человеческих свободных, однако, если и трудно понять, как Бог предвидит будущее, то эта трудность не может уничтожить веры в предвидение, ибо еще труднее представить, как Бог, не предвидя будущего, может управлять миром. Если же Бог предвидит, если вера в Его предвидение есть у всех, и вера сия основательна, то пророчества возможны и во втором отношении, то есть Бог может употребить их для доказательства Божественности Своего учения. Это доказательство еще приличнее чудес для религии и достаточнее для ее цели. Цель религии - научить людей, преподать им понятие о Боге и нравственности. Пророчества сами собой преподают такое учение. Каждое пророчество само собой научает, что Бог знает все, что Он видит совершенно ясно прошедшее и будущее, и не только видит все, но всем располагает. Преподав сии истины отвлеченно, никогда не подействуешь так, как действовали пророчества исполнением их на самом деле. Такое учение уничтожает всякое сомнение. Потому-то самый последний Иудей был совершенно уверен в Божием предвидении, между тем как ученейший язычник Цицерон в нем сомневался. Следовательно, чему не научили Цицерона самые высокие умозрения, в этом уверяли Иудеев одни пророчества; ибо в законе Моисея нет учения о предвидении, а есть только пророчества, и они-то в Иудеях утверждали сию истину.

Но каковы должны быть пророчества, чтобы они служили к цели?

а) Пророчества не должны касаться таких событий, которые заключены в ряду обыкновенных вещей, ни того, чего не может не быть; но предметом их должны быть события совершенно случайные, и особенно действия человеческой свободы - то, о чем нельзя сказать, что оно будет даже за несколько минут пред тем, как оно имеет произойти.

б) Пророчества должны быть переданы определенно, так, чтобы в случае неисполнения их, пророк не мог не быть обличен во лжи. Но какого рода должна быть сия определенность? Всего бы кажется лучше, чтобы определенность сия была самая строгая; но она невозможна по следующим причинам: во-первых, пророчества даются в подтверждение откровения; они существуют в известном народе и исполняются в известное время, но всегда были и есть общества людей, враждебных Церкви. Теперь положим, что известное пророчество определено весьма точно; в таком случае враги Церкви, воспользовавшись сей определенностью, воспрепятствовали бы исполнению оного. Во-вторых, предметом их бывают события в жизни человеческой, действия свободы. Определить такие действия - значит совершенно наложить на человека петлю, стеснить его свободу. Если бы, например, в Ветхом Завете ясно сказано было об Иуде, что он предаст Христа, с указанием на его имя и род жизни, то что в таком случае оставалось бы ему делать? Решился ли бы он на сей поступок? Итак, определенность в пророчествах должна быть ограничена. Разум не должен назначить ей предела ограниченности, он только может с вероятностью гадать, что Промысл расположит так пророчества, что они в сложности (при сложении -ред.) будут составлять четкое письмо, ясную картину, а по частям не будут иметь такой четкости и ясности; что они будут яснее для потомков, нежели для современников. Разум говорит это, основываясь на том суждении, что тайны Божий открываются по совершении их.

Мы видели признаки откровения внутренние и внешние, положительные и отрицательные, заимствованные из чудес и из внутреннего достоинства учения. Сделаем теперь некоторые общие замечания о сем предмете. Прежде, семнадцать веков - до половины XVIII века, слишком много приписывали чудесам и признавали их единственными признаками Божественности религии, но на внутренние доказательства, как, например, на доброту учения и его действия, мало обращали внимания. Это видно из всех сочинений того времени и из писаний отцов Церкви. Теперь впадают в другую крайность: слишком много усвояют доказательствам внутренним. Большинство новейших рационалистов, или неологов, от которых много страждет Церковь Протестантская и начинает страдать Католическая, утверждают, что для уверения в Божественности религии нет нужды в чудесах. Ум, говорят они, основывается на внутренней доброте учения, на отношении его к человеку и благотворными действиями может убедиться в том, что оно - от Бога. Такое направление ума ныне есть господствующее. Но надобно сказать, что новейшие, оставив крайность прежнюю, много приписывавшую чудесам, впали в новую, много требуя от доказательств внутренних. Учитель религии не должен ограничиваться одной из сих двух сторон убеждения, он должен соединять ту и другую по следующим причинам:

а) откровение должно иметь полный характер Божественности, а такая полнота слагается из качеств внутренних и внешних, зависит от внутренней доброты и от внешнего вида, и потому учитель религии не будет привязываться к одной из сих сторон;

б) притом, люди не способны судить об откровении по одним внутренним признакам. Если бы даже находилось во всяком народе довольное число людей, коих ум и сердце способны убеждаться и без чудес, кои созрели до такой нравственной высоты, чтобы могли сами видеть Бога, то при всем том должно помнить, что большая часть людей будет оставаться на низшей степени, будет жить в области чувств и низших способностей, - в той, где нужны внешние доказательства, и где внутренние бывают весьма малосильны;

в) самые сильные убеждения могут действовать на многих людей очень слабо; посему учитель религии должен иметь в виду эту, если можно так назвать ее, слабость людей, должен действовать приспособительно к таковой их способности, и так как чудеса составляют крепкую подпору для большей части людей, то он не должен у них отнимать ее; иначе он забыл бы ограниченность тех, коих он учит, и не был бы внимателен к их нуждам; а разум требует, чтобы он нисходил к слабостям человеческим, чтобы только не спускался ко лжи;

г) мы не можем не признать необходимости чудес еще и потому, что мы не в силах взвешивать доказательства внутренние; мы станем взвешивать их на весах логики; какая же логика даст нам начала для тех истин, внутренней возможности коих разум не видит? Итак, чудеса во всяком случае нужны.

3.О способе сохранения откровенной религии