Может ли учение о Божественности христианской религии иметь употребление гомилетическое? Может. Но должно знать, как употреблять, ибо в этом случае возможны великие промахи. Мы сказали, что все эти доказательства нужны нам на случай - в случае сомнений. Сомнения эти существуют между христианами Церквей иностранных; но они посредством книг могут вкрадываться и в наше общество. В таком случае пастырь Церкви должен разогнать мрак сомнения светом доказательств. Но не могут ли и кроме этого истины сии являться на церковной кафедре? Могут. Но в таком случае должно говорить о них ограниченно и умеренно, и притом показывать только светлую их сторону, а не темную - опускать сомнения. Так излагали их Бурдалу, Соррень и многие английские проповедники. Христианину приятно видеть твердость принимаемого им учения. Кроме того, у каждого могут быть минуты сомнения, не предполагающие никакой злости сердца. Кто читал историю аскетов, тот найдет, что сии святые мужи часто сомневались даже о важнейших истинах. Это доказывает, что знание доказательств Божественности христианской религии для всякого и всегда полезно. А лучшее средство у аскетов против сомнений было: бросать созерцания и обращаться к практике - к занятиям физическим; не тревожиться, а спокойно говорить самому себе: "Теперь я не вижу, но впоследствии я найду это, или в моем уме, или же в уме другого".

Мы доказывали Божественность христианской религии в частности; но к христианскому откровению вообще принадлежит и религия иудейская, религия патриархов и Моисея. Этих религий мы не касались, хотя и их Божественность должна быть нами доказана. Она может быть доказана таким же образом, как и Божественность христианской религии. Так, характер Моисея и дела могут убедить нас, что преподанная им религия Божественна. Правда, древность иудейской религии затрудняет способ рассматривания ее; особенно религию патриархальную трудно провести по всем признакам ума, ибо мы не имеем всех исторических памятников; но вместо всех доказательств для ума здравого в этом случае может служить одно следующее: "Возьмите реку времен и смотрите, как течет бытие народов; вы увидите там, что все народы в идолопоклонстве, и один только Израильский народ ведает Бога истинного - чтит Иегову. Естественно ли это? Можно ли не назвать сего чудом? И это неравенство народа Израильского в сравнении с другими, этот перевес представится вам еще чудеснее, когда вы увидите, что в гражданском быту прочие народы превышали народ Еврейский; не есть ли это сильное для ума здравомыслящего доказательство Божественности иудейской религии? И как теперь бедно то возражение, что Моисей заимствовал религию у египтян! В египетской религии было многобожие, как же в занятой от них Моисеевой религии явилось единство Бога?

Обратимся теперь к источникам христианского откровения. Религия откровенная дана роду человеческому в известное время и в известном месте; время нисшествия ее с неба на землю продолжалось не более двадцати пяти или, по другим источникам, шестидесяти лет, начиная с того времени, как Иоанн Креститель отдан был под стражу, до смерти Иоанна евангелиста. Между тем она предназначена для всех времен. Теперь спрашивается: где и как она будет сохраняться? Откуда потомки узнают ее? Мы сказали, когда говорили об откровении вообще, что способы к сохранению его суть следующие: 1) повторение каждому порознь; 2) восстановление по эпохам известных мужей; 3) предание; 4) письмо; 5) сословие избранных лиц. Больше сих способов разум представить не может. Какие из этих путей избраны Промыслом для передачи христианского откровения? В рассуждении сего предмета существуют разные мнения. Начнем с мнений других Церквей и, наконец, изложим мнение нашей Церкви.

Католики думают, что христианство должно сохраняться: во-первых, через предание, во-вторых, через письмо и, в-третьих, через известное сословие лиц или через непогрешимость представителей Церкви; протестанты не принимают никаких других способов, кроме письма; некоторые мелкие христианские обществаутверждают, что христианское откровение должно повторяться каждому через Святаго Духа. Такова секта шведенбергетов, которые думали, что Шведенберг есть основатель Ветхого Завета. Наша Церковь принимает Писание и предание. В рассуждении предания наши богословские системы разногласят между собою. Одни, увлекаясь учением протестантов, почитают одно Писание источником религии христианской, а предания, по их мнению, служат только историческим пособием. Так думают Прокопович, Ириней, Сильвестр. В других книгах, как например, в Катехизисе Петра Могилы, в "Камне веры" Яворского, в формуле проклятия в Неделю Торжества Православия, в архиерейской присяге, в чине принятия протестанта, и в прочих, содержащих в себе учение собственно Греко-Восточной Церкви, предания принимаются за источник христианского откровения. В формуле Православия изрекается проклятие на не принимающих предания, согласные с Писанием. Церковь наша считает также необходимым способом к сохранению учения сословие пастырей Церкви. В сем случае она, согласно с Католической Церковью, думает, что условие сие установлено Самим Богом, что эта цепь простирается от апостолов, что действие Духа Святаго на них не прерывается. Но отличается от Католической Церкви тем, что не приписывает им дара непогрешимости. Наша Церковь думает, что дар сей должен быть во всей Церкви, но показать, сколько этого дара в такой-то Церкви или в таком-то ее представителе, невозможно: численная точность в этом случае не может быть указана. В Истории Церковной нет ясного учения касательно сего предмета. Есть нечто касательно Вселенских Соборов: "Камень веры" признает их непогрешительными. Но о прочих сословиях, о непогрешительности патриархов и о догматической важности нынешнего нашего Святейшего Синода ничего не находится. Из соображений видно только то, что дар непогрешительности должен выражаться в пастырях тем более, чем важнее бывает их дело. В таком случае Дух Святый должен действовать в них явственно. Устраняет ли Церковь наша те два способа, чтобы христианская религия повторялась каждому, и чтобы воздвигались по эпохам известные мужи? Строго судя, можно видеть, что она их не устраняет. Апостолы наставляли христиан обращать себя самих к Святому Духу. Это значит, что они не считали себя единственными органами откровения, а хотели всех сделать достойными принимателями его от Святаго Духа. Но касательно этих двух способов нет у нас общего учения, а есть только отдельные мнения у проповедников: Димитрия Ростовского, Тихона Воронежского, и других. Поверим их самым делом. Что в них есть истинное?

Начнем с первого способа: с откровения частного. Этого способа нельзя нам ожидать, ибо этим умножены должны быть без нужды чудеса; кроме того, христианство никому не обещает такого откровения, какое было апостолам. Следовательно, этот способ, как несогласный с Промыслом и с высочайшей Премудростью, не достоин Бога. А посему те, кои водятся внутренним откровением, суть мечтатели. Но часть этого способа обещана и употребляется в дело. Именно: религия христианская не может употреблять оного в целом составе своем; ибо для сего нужны были бы такие чудеса, какие происходили с апостолами. Но Дух Святый не перестает действовать в христианстве умереннейшим образом и может делать откровение каждому так, что тот даже не христианин, если не видит благодатного действия Святаго Духа. Следовательно и сей источник, то есть внутреннее озарение Святаго Духа, существует в христианстве. Но что можно почерпать? То, что обещано. Не обещано, чтобы сие озарение было прямым руководителем: такой руководитель есть Писание. Цель сего озарения есть практическая - исправление себя, а может быть и других, но отнюдь не всего рода человеческого, так как это сделали апостолы. Поэтому, ежели бы кому представилось в уме, что он, по какому-то внутреннему откровению, должен сообщить новые истины религии всему роду человеческому, то он должен сказать себе и другим, что это ложь, обман. Впрочем, если бы было кому откровение частное, имеющее только цель практическую, то может ли он поверить, что это Дух Святый открывает ему? Может. Ибо такое откровение обещано, и, можно сказать, ни мало не отступая от истины, что этим собственно способом и сохраняется истинное практическое христианство; прочими способами сохраняется только христианство историческое. Итак, этот спорный для многих путь, с одной стороны, заключает в себе все, ибо кто не ощущает в себе действий Святаго Духа, тот не имеет христианства, но, с другой стороны, путь сей зыбок, непостоянен, неопределен, ибо зависит от свойства и характера лиц.

Что сказать о втором способе? Не можно ли ожидать, что откровение по эпохам будет повторяться через людей необыкновенных так, как это было в религии патриархальной и Моисея? Во-первых, касательно сего должно сказать, что в таком повторении откровения нет нужды, ибо будь оно заключено в письменах, тогда и сословие обыкновенных пастырей достаточно к сохранению. Во-вторых, должно заметить и то, что такое действие Святаго Духа нигде не обещано. Магомет ставил себя таким посланником, но он был лжец и обманщик. Итак, в строгом смысле, этого способа не существует; однако же часть его употребляется в дело. Нельзя сказать, чтобы христиане вовсе не пользовались сим способом.

Рассматривая историю святых лиц, видим, что они имели влияние на судьбу Христианской Церкви. Но судьба Церкви находится под особенным Промыслом Божиим; следовательно и сии лица находились под таким же Промыслом, а посему они походят на посланников, воздвигаемых Богом для совершения особенных дел. К таковым мужам смело можем отнести пастырей Церкви, и потому не напрасно Григорий Богослов, Василий Великий и Иоанн Златоуст назывались столпами ее. Сии лица в Новом Завете суть то же, что были пророки в Ветхом Завете. Их не должно поставлять в ряд с прочими людьми, а должно смотреть на них, как на людей особенных, как на верных делателей в доме Божием. Таким образом, и сей путь частью употребляется в христианстве; только здесь он не есть идеальный, ибо мужи сии образуются естественным образом; разве то только в них чудесно, что внутреннее образование их - чистота сердца - есть дело Святаго Духа; и с этой стороны и всякий истинный христианин есть собственно творение Божие.

Таковые мужи были не в одной древности; в наше время есть, может быть, еще более людей, похожих на апостолов, когда повторяются действия апостолов - обращение язычников. Многие миссионеры, за проповедание учения Христова, претерпели такие же мучения, как апостолы; быть не может, чтобы не повторились над ними и чудеса благодатных действий Святаго Духа; мы увидели бы это, если бы имели полную о них историю.

Третий способ есть предание: Мы видели, что мнения в рассуждении сего способа колеблются. Протестанты не принимают преданий, а католики ставят их выше Писаний; наша Церковь в одних лицах принимает, а в других отвергает. Таковая неопределенность мнений требует точного исследования сего способа. Способ этот во всех науках есть самый употребительный; но может ли он быть употребителен в рассуждении христианства? Не только может быть употребителен, но даже не может не быть употребителен, ибо письмена и книги уже получили свое существование в конце первого века; до сего времени оно сохранилось единственно через предание. Но скажут, что способ сей был употребителен только до времени Писания. Против этого стоит то, что писатели святые и после появления Писаний не уничтожали преданий, а заповедовали следовать Писанию и преданиям. Отцы I, II и III веков отдавали преданиям преимущество потому, что Писание не вдруг приведено было в один состав, надобно было собирать Писания, рассеянные по разным церквам, и совокуплять их в одно целое. В таком случае могли рождаться сомнения в рассуждении их подлинности и Божественного происхождения. Чем все это поверить? Преданием. Таким образом, предание, как судия, стало выше Писания, как подсудимого. Другая причина перевеса преданий над Писаниями зависела от еретиков. Они в подтверждение своих мудрований, ссылались на места Писания, которым, с помощью диалектики, могли давать неправый толк. Поскольку же отцы Церкви были в то время слабы в диалектике, то вследствие сего они охотнее ссылались на предания, нежели на Писание, коего мертвые буквы можно извращать по произволу. Эти ссылки находим у Тертуллиана и Киприана. Последний»пишет против перекрещивания и, обращаясь к преданию, говорит, что он занял догмат крещения от такого-то, сей от другого, а тот от апостолов, которые ни в чем не противоречат самим себе. Для еретиков этот путь был неудобен, ибо источник ересей было мудрование - восточная философия. Предание всегда служило в то время опорою для самого Писания, которому люди злонамеренные иногда придавали толкование неправое; хотя же, по мере удаления от источника, естественно было преданию изменяться и затрудняться, но это не исключает предания из числа источников христианской религии; оно было и всегда будет таковыми.

Какое же употребление предания? Где лежит сей источник? Положим, что кому-либо из нас захотелось бы собрать из преданий все учение Церкви; куда он должен будет обратиться? К I, II и III векам? Но кого он там спросит? Там он не найдет ни одного человека, который бы сказал ему: "Вот предания; их было ни более, ни менее, как сколько я тебе указываю!" Положим, что он начнет собирать предания со всех: опять результат будет невелик. Где же существуют предания? Их надобно составить таким образом: 1) совокупить воедино свидетельства первых пяти веков; 2) собрать свидетельства неправославных христиан или еретиков (ибо они ссылались на предания), разумеется, с критикой и поверкой; 3) не ограничиваясь этим, должно обратиться к некоторым церковным праздникам и обычаям. Ибо хотя мы не имеем предания об известном обычае, но не имеем ли права заключить, что такое предание было? Мы имеем основание для такого заключения, ибо знаем, что в I веке Церковь имела обыкновение делать все по примеру апостолов. Исполнив все эти условия, можно составить полную систему преданий. Этой системы еще нет вполне; она существует только по частям и, можно сказать, уже недалеко от целой суммы. Поскольку же могут являться и ложные предания, то нужно иметь признаки, по которым можно было бы отличать ложные от истинных. Признаки сии суть те же, по которым узнается истина откровения - отрицательные и положительные. Отрицательный (от слова «отрицаюсь») признак употреблен нашей Церковью. В Неделю Торжества Православия подвергаются анафеме непринимающие преданий, согласных с Писанием. Но на этой черте нельзя остановиться. Есть предания, согласные с Писанием, но вымышленные и потому неистинные. Какие же предания истинны? Для сего нужен критерий исторической достоверности. Если в каком-либо предании все согласны, или многие, или, по крайней мере, один добрый и честный человек, то оно должно быть истинно. Как велико употребление сего источника? Употребление его может быть очень великое, прежде всего герменевтическое (толкование текстов). Например, «сие есть Тело Мое» (Мф. 26; 26), по филологии все равно, принимать ли это буквально или иначе: истинный смысл указывает предание. Ибо Игнатий и Поликарп ясно говорят, в каком смысле передали им апостолы. То же можно сказать и в рассуждении догматов. Писатели первых веков вернее могли передать нам смысл их и употребление.

Четвертый источник и способ сохранения откровения есть Писание. Мы видели, что разум находит его способнейшим и вернейшим к сохранению учения. И действительно, Промысл употребил его к сохранению христианства. Ученики Иисуса Христа изложили в Писании все, разумея слово это ограниченно, и Писание появилось в конце I века.

Поэтому Писание должно признавать главным источником христианства, но не единственным. В отношении к сему источнику могут быть следующие вопросы: 1) Какие книги должно считать между священными? Но решение этого вопроса принадлежит введению в Священное Писание, ибо он имеет значение историческое. Поэтому мы опустим его. 2) Сохраняются ли эти книги и теперь во всей целости? Это также принадлежит критическому обозрению Писания, а потому и этот вопрос не нам решать. Нам принадлежит третий вопрос, собственно догматический: как должно смотреть на сей источник? какова его важность? должно ли сии книги поставить наряду с прочими или выше их, не по содержанию только, которое, без сомнения, выше содержания всех человеческих книг, но и по форме и изложению?

Общее мнение в рассуждении сего есть следующее: книги, в которых содержится христианское учение, суть боговдохновенны. В этом все согласны, но слово "вдохновение" различно толкуется; отсюда и учители христианские различно смотрят на боговдохновенных писателей, и в мыслях своих касательно сего предмета расходятся до противоречия. Наша Церковь, сколько нам известно, не изложила об этом решительного мнения. В церковных книгах наших нет ничего определенного, кроме некоторых метафорических выражений, встречающихся в службах священных, где апостолы называются "органом Святаго Духа", "тростию", и подобное. В других местах тоже нет определенной мысли. Например, в Катехизисе говорится о писателях Священного Писания, что они боговдохновенны, но в чем состояла их боговдохновенность, не объясняется. В системах богословских тоже не говорится об этом. У других писателей встречаются определения, но неточные. У них вдохновение берется за истину, то есть они хотят этим сказать, что Писания Священные истинны, а потому и вдохновенны. Это ограниченна? более практическое, есть единственный признак боговдохновенности, который показывает, что Дух Святый не допустил в Писании ничего ложного. Его можно видеть в проповедях, изданных по благословению Святейшего Синода, которые расположены так, что содержат в себе богословское учение, и которые разосланы по церквам для ежедневного, буде можно, проповедания и поучения народа. Оно же встречается у святителей Димитрия Ростовского и Тихона Воронежского. Но это определение неопределенно; оно показывает только то, что писатели священные руководимы были Святым Духом так, что ничто ложное не могло вкрасться в их Писание; но из него не видно, в чем состояло сие руководство и какие (имело - ред.) степени. Вот учение Церкви о сем предмете. Она не сказала нам ничего определенного, предоставив это собственному верованию и размышлению каждого.

Итак, какое же учение об этом может быть составлено на основании самого Священного Писания и разума? Священные книги боговдохновенны. Самое первое понятие о сих книгах показывает, что они писаны при содействии Святаго Духа. Эта первая черта, боговдохновенность, совершенно необходима; с уничтожением ее нельзя будет не поставить священных книг наряду со светскими. Но чем доказать, что Дух Святый имел участие при составлении их? Разум может сказать об этом немного; но сие немногое весьма сильно и для здравомыслящего может заменить все прочие доказательства. Вот каково в сем случае суждение разума. Промысл рассудил дать роду человеческому религию; орудием к этому избрал не всех людей, а некоторых; сии люди, чтобы сохранить и передать всему роду человеческому открытое им свыше учение, должны были заключить его в письмена. Итак, если Промысл хотел достигнуть Своей цели, а в этом нет сомнения, то должен был употребить все нужные для сего средства. Но избранные сии мужи, быв оставлены самим себе, могли бы погрешать в изложении истин религии. Следовательно, цель Промысла не была бы достигнута. А посему нельзя не допустить, что Бог особенно пекся при письменном передавании религии и, может быть, более, нежели при устном. Таким образом, Писание должно быть боговдохновенно в обширном смысле, не определяя то есть свойства и степени вдохновения. Этот приговор разума есть самый сильный. Не верить ему было бы безрассудно, и то же, что не верить Промыслу. Впрочем, для неверующих или малорассуждающих еще есть доказательства положительные - внутренние и внешнее, а именно свидетельства самых писателей и других людей. Мы имеем право верить собственным их свидетельствам, ибо мы признаем их за божественных посланников; следовательно, во всяком случае они заслуживают веру нашу, и потому заслуживают ее и тогда, когда дают отзыв о своих Писаниях.