* * *

Есть люди, которые, странным образом, не понимают величия религиозных актов в силу их укорененности в безначальном Божественном бытии. Эти люди религиозную, духовную жизнь воспринимают, как субъективные психологические переживания, умирающие, как только они кончаются в душе. Из долгого общения со Старцем и из вышеприводимых слов его, мы видим, что он духовные состояния считал чрезвычайно великими по своему вечному онтологическому значению. Молитву за врагов и за весь мир он ощутил, как вечную жизнь, как Божественное действие в душе человека, как несозданную благодать и дар Святого Духа; и доколе мир воспринимает сей дар, дотоле он будет существовать, а как скоро не станет на земле среди всего множества людей хотя бы отдельных носителей этой благодати, так кончится земная история, и никакая человеческая наука, ни культура не предотвратят этой гибели.

* * *

Каждодневный опыт убеждает нас, что даже люди, приемлющие душою заповедь Христа о любви к врагам, — в жизни ее не осуществляют. Почему? Прежде всего потому, что любить врагов без благодати мы не можем; но если бы люди, понимая, что это превосходит их естественные силы, искали бы, как говорит Старец, от Бога благодатной помощи, то, несомненно, получали бы этот дар.

К сожалению, преобладает обратное явление, а именно: не только неверующие, но и исповедующие себя христианами, боятся по отношению к врагам действовать согласно заповеди Христа. Они полагают, что это выгодно только врагам; что враги, которые чрез черную призму ненависти представляются, обычно, не имеющими в себе ничего доброго, воспользуются их «слабостью», и на любовь ответят тем, что или распнут, или бесстыдно растопчут и поработят, и тогда восторжествует зло, олицетворением которого, вообще, представляется враг.

Мысль о «слабости» христианства глубоко неправильна. Святые обладают силою, достаточною для господствования над людьми, над массами, но они идут обратным путем: они себя порабощают брату и чрез то приобретают себе такую любовь, которая по самой сущности своей нетленна. На этом пути они одерживают победу, которая пребудет во веки, тогда как победа силою никогда не бывает прочна и по роду своему является не столько славою, сколько позором человечества.

Старец и воплощение Бога-Слова, и всю земную жизнь Христа воспринимал как любовь ко всему миру, хотя он и исполнен вражды на Бога. Также и Духа Святого он познал в любви, которая явлением своим изгоняет всякую ненависть, как свет прогоняет тьму; в любви, которая уподобляет человека Христу в самых внутренних движениях души. Это и есть, по учению Старца, истинная вера.

«Многие изучили все веры, но истинной веры, как должно, так и не познали; но кто будет во смирении молиться Богу, чтобы просветил его, тому даст Господь познать, как много Он любит человека».

Люди боятся броситься в тот огонь, который принес Господь на землю. Они боятся сгореть в нем и «погубить» свою душу. Но те, кто не убоялся этой веры (Лк. 17, 33; Ин. 12, 25), как видим на примере Старца, знают, что они обрели вечную жизнь, и знают это до очевидности, и не требуется им другой свидетель, кроме духа, свидетельствующего в них самих (1 Иоан. 3, 14; 5, 10).

Многие годы жизнь Старца была молитвою за мир; и неведомым для нас образом, благодать Божия извещала его, что доколе в мире есть такая любовь и молитва, мир будет храним Богом, а когда совсем исчезнет с лица земли любовь к врагам, тогда мир погибнет в огне всеобщего раздора.

Путь Старца есть путь святых, указанный Самим Христом, но мир в целом не принял его. Борясь со злом, проявляющимся и физически, люди прибегают к физической силе. На этот путь становятся даже христиане. В Западной Церкви, в средние века, физическая борьба со злом получила догматическое оправдание, которое не отвергнуто ею и доныне. Тогда это выливалось в формы «священной инквизиции», а ныне принимает другие формы, которые, однако, по своей духовной сущности остаются тождественным явлением. В истории Православной Церкви, и древней и новой, вплоть до наших дней, также известны многие случаи склонения к идее физической борьбы со злом, но, к счастью, то были срывы отдельных иерархов или церковных групп. Сама же Церковь не только не освятила и не догматизировала этих средств, но всегда выходила на путь следования Распятому Христу, взявшему на Себя тяготу мира.

У Старца было глубокое и определенное сознание, что зло побеждается только добром; что борьба силою приводит лишь к замене одного насилия другим. Нам много раз пришлось беседовать с ним об этом предмете. Он говорил: «В Евангелии ясно сказано… Когда самаряне не захотели принять Христа, то Апостолы Иаков и Иоанн хотели свести огонь с неба, чтобы истребить их, но Господь запретил и сказал: не знаете вы, какого вы духа… Я пришел не погубить людей, а спасти (Лк. 9, 52–56). И мы должны иметь только эту мысль, — чтобы все спаслись».

* * *

Бог благоволил, к стыду и позору нашему, допустить нас близко к Старцу и в нем видеть отчасти, какую дивную жизнь принес на землю Христос; видеть, как в одном сердце странным образом сожительствуют глубокий крепкий мир, и глубокий великий плач; радость и покой за все, и вместе великое страдание духа, живущего трагедию человечества.