Theodoulos, or the Servant of God

не от Бога Этот Человек, ибо не хранит субботы [

10].

И снова искали убить Его,

но боялись народа [

11]. Когда глупость соединяется со злобой, тогда убийство становится обычным способом расчета человека с человеком.

Убить Его - это их главная мысль [

12]. За что? Просто за то, что с Ним Бог и народ. Они себя считают арендаторами Бога и собственниками народа. Они народ считают своей собственностью, от которой они кормятся. Кто прикоснется к этой их собственности, заслуживает смерти. Потому и хотят убить Его. А этот стервятник, которому они бессознательно служат, опять же, больше всего ненавидит Бога и народ. Потому всегда,- и тогда, и сейчас - он бьет по тем, кто якобы говорит от имени Бога и народа: по незрячим вождям, ослепленным высокомерием и богатством, по так называемой интеллигенции. А они - это нереальная, донкихотская крепость,

воздвигнутая из самолюбия, славолюбия и самомнения. Эту мнимую силу, эту крепость из самомнения он всегда легко покорял во всех народах и затем из нее посылал свои стрелы против Бога и народа. Интеллигенция всегда, во все времена и во всех народах была для сатаны снаряженным и самим собой навьюченным ослом. На этом осле сатана ездил и обрушивался на Бога и Божий народ.

Несколько раз хватали камни, чтобы побить Его за то, что Он

сделал Себя Сыном Божиим [

13].

Приняли решение отлучать от синагоги всякого еврея, который стоял бы на Его стороне и признавал бы Его Христом [

14].

Однажды схватили в прелюбодеянии какую-то женщину и, всегда жаждущие крови человеческой, привели ее, чтобы побить камнями. А тут оказался Он. "Подходящий случай, чтобы искусить Его",- подумали они. К своему стыду. Ведь когда Его спросили, что Он скажет, убить ее или нет, отвечал им Иисус:

кто из вас без греха, первый брось на нее камень [

15]. Страшные и неожиданные слова. И они разбежались все, будто голодные псы от овцы, ослабленной глистами, когда хозяин ударит их по морде.

Но даже в мраке своей злобы против Господа они не смогли отрицать чудесных дел Его. На одном совещании священники и фарисеи поставили такой вопрос: