Бессмертие души своей особенно ясно и неопровержимо человек чувствует и осознает, когда душу свою вложит в Христа–Богочеловека, открывающего Любовь и Любовью в каждом существе человеческом боголикую душу, которая бессмертна и которой каждый человек коренится в Боге, увековечивается в Боге. Если все смертно, любовь бессмертна, потому что Любовь — Бог, и «я вас из могилки любить буду… ибо и по смерти — любовь» [406].

Любовь — исцелитель и очиститель человеческой личности. Будучи сущностью человека, любовь изгоняет из него все преходящее, смертное, несущественное, грешное и грехолюбное, ибо грех по природе своей есть не–сущность, поскольку он вне Сущности — вне Бога Любви. Своей Божественной силой Любовь очищает всю личность человека: очищает огреховленную совесть и огреховленный ум, очищает огреховленную сущность сердца и воли; очищенные же сердце и волю соединяет до единосущности с Богом, придает идеальную целостность личности и делает ее христоликой. Любовь — это синтез человеческой личности, ее составитель и завершитель. Она является наиглавнейшим признаком, по которому можно узнать истинную христианскую личность [407]. Подвигом любви человек совершенствует себя до невиданного совершенства, находит сущность свою в себе — боголикую душу, которая была покрыта грехом, изгоняет всякий грех, обезгрешивает свою личность, ибо «ничто не противно любви так, как грех» [408]. Любовь исключает грех. Любовь — это сила притяжения, соединяющая частицы личности; грех же — то, что ведет к разложению личности. Чем больше любви, тем меньше греха; чем меньше греха, тем больше красоты. Абсолютная безгрешность — это абсолютная красота существа. Абсолютная безгрешность олицетворена единственно во Христе, поэтому единственно в Нем олицетворена и абсолютная Красота.

«Красота — это идеал — говорит Достоевский. — А идеалы давно поколеблены у нас и в цивилизованной Европе. В мире существует только одноединственное явление абсолютной красоты — Христос. Это бесконечно дивное явление, бесконечное чудо. Все Евангелие от Иоанна исполнено этой мыслью. Иоанн зрит чудо Воплощения, явленную красоту» [409].

«Красота спасет мир», — утверждает князь Мышкин [410], имея в виду красоту дивной Личности Христа, Которая открывается и познается любовью. Христос — не только Абсолютная Красота сама в себе, но и по отношению к твари. Он является Украсителем всей твари — от Херувима до червя [411]. В Нем каждая тварь и каждый человек находит свою собственную боголикую красоту, не помраченную грехом; в Нем каждый человек обретает убеждение, что Бог создал человека для бессмертия и вечности, что создал быть образом Своего Бытия [412].

Через христоустремленные подвиги человек обретает христоликую красоту. В действительности, спастись — значит украсить личность свою Абсолютной Красотой Христовой. Оттого, по словам Достоевского, святые — «положительные характеры несказанной красоты и силы» [413]. Оттого они являются обладателями и хранителями той Красоты, которая спасет мир. Это они «Образ Христов хранят пока в уединении своем благолепно й неискаженно, в чистоте правды Божией, от древнейших отцов, апостолов и мучеников, и когда надо будет, явят Его поколебавшейся правде мира» [414]. Они сияют несказанной христоликой красотой; вся личность их во Христовой Личности; в Ней достигают они полноты, совершенства, свободы и целостности своей личности.

Христос — незаменимый идеал человеческой личности, ее альфа и омега. Стать христоликим — цель человеческой личности. Истинно совершенная и благородная человеческая личность создается христоликими подвигами веры, любви, молитвы, смирения, всемилосердности. Такие благородные личности Достоевский представил в образах Зосимы и Алеши, Макара и князя Мышкина. Они сияют христоликой красотой и добродетелями. В письме Достоевского, где говорится о Христе как Абсолютной Красоте и Идеале, сказано также, что основная идея его романа «Идиот» — изобразить, описать истинно совершенного и благородного человека [415], человека христоликого. Удивительные личности христоликих героев Достоевского неустанно показывают и доказывают, несут и проповедуют единственную Абсолютную Истину и Диво — дивный Христос есть Любовь; Любовь есть Красота; Красота спасет мир!

Глава 4. Наивысший синтез жизни

Душа европейского человека атомизирована, раздроблена; отражающийся в ней мир предстает как хаотическое столкновение обезумевших стихий, которые не могут слиться в гармоничную симфонию любви. Душа христоликого человека интегральна, целостна, потому что она богочеловеческими подвигами исцелила себя от безнадежной раздробленности и атомизированности; видимый, отражающийся в ней мир предстает как рой христоустремленных монад, которые высвобождаются и устремляются к своему блаженному синтезу, к своему дивному Господу — Христу. Через наивысший синтез личности лежит путь к наивысшему синтезу жизни. С решением проблемы личности решается и проблема жизни, поэтому проблема личности вечна, бесконечна, а не релятивна, конечна. Достоевский знает безграничную ценность человеческой личности, поэтому посредством всех своих отрицательных и положительных героев исступленно бьется над разгадкой этой загадки. Он через своих антигероев испробовал все небогочеловеческие пути и не смог решить «проклятую проблему» человеческой личности. Путь к этому — личное подвижничество через христоликие добродетели. Свое мученическое бдение над этой страшной проблемой Достоевский более всего и откровеннее всего отразил в романе «Братья Карамазовы», в шестой книге, которая имеет название «Русский инок». Старец Зосима — живой образ христоустремленных идей Достоевского. На пути православного подвижничества Достоевский смог найти облечение для своей бурной и мятежной души, и потому этот путь он проповедует и оправдывает чудесно. Он знает, что этот путь высмеивают люди, которые проблему личности и жизни решают иными путями, решают и никак не могут ее решить; но это нисколько не смущает его: он лично и опытно знает, что проблему личности можно решить окончательно лишь путем православного, богочеловеческого подвижничества.

«Отцы и учители, что есть инок? — спрашивает старец Зосима. — В просвещенном мире слово сие произносится в наши дни у иных уже с насмешкой, а у некоторых и как бранное. И чем дальше, тем больше. Правда, ох правда, много и в монашестве тунеядцев, плотоугодников, сластолюбцев и наглых бродяг. На сие указывают образованные светские люди:«Вы, дескать, лентяи и бесполезные члены общества, живете чужим трудом, бесстыдные нищие». А между тем, сколь много в монашестве смиренных и кротких, жаждущих уединения и пламенной в тишине молитвы. На сих меньше указывают, и даже обходят молчанием вовсе, и сколь подивились бы, если скажу, что от сих кротких и жаждущих уединенной молитвы выйдет, может быть, еще раз спасение земли Русской! Ибо воистину приготовлены в тишине «на день и час, и месяц, и год». Образ Христов хранят пока в уединении своем благолепно и неискаженно, в чистоте правды Божией, от древнейших отцов, апостолов и мучеников, и, когда надо будет, явят его поколебавшейся правде мира. Сия мысль великая. От востока звезда сия воссияет» [416].

Жизненный путь христоустремленных подвижников весь в формировании образа своего по Образу Христа, Который восстанавливает, обновляет и очищает богообразное содержание души человеческой. Мирские идут противоположным путем — тем, который обезображивает богообразную душу человеческую. «Посмотрите у мирских и во всем превозносящемся над народом Божиим мире, не исказился ли в нем Лик Божий и правда Его? У них наука, а в науке лишь то, что подвержено чувствам. Мир же духовный, высшая половина существа человеческого отвергнута вовсе, изгнана с неким торжеством, даже с ненавистью» [417].

Наука не знает человека, не знает границ человеческой личности, поэтому не в состоянии не только решить проблему личности, но и определить: что есть личность? [418] «Помни, юный, — так прямо и безо всякого предисловия начал отец Паисий, — что мирская наука, соединившись в великую силу, разобрала, в последний век особенно, все, что завещано в книгах святых нам небесного и после жестокого анализа у ученых мира сего не осталось изо всей прежней святыни решительно ничего. Но разбирали они по частям, а целое просмотрели, и даже удивления достойно, до какой слепоты. Тогда как целое стоит перед их же глазами незыблемо, как и прежде, и врата адовы не одолевают его. Разве не жило оно девятнадцать веков, разве не живет и теперь в движениях единичных душ и в движениях народных масс? Даже в движениях душ тех же самых, все разрушивших, атеистов живет оно, как прежде, незыблемо! Ибо и отрекшиеся от христианства и бунтующие против него, в существе своем сами того же самого Христова облика суть, таковыми же и остались, ибо до сих пор ни мудрость их, ни жар сердца их не в силах были создать иного высшего образа человеку и достоинству его, как образ, указанный древле Христом» [419].

Неразрешимая проблема свободы человеческой личности, неразрешимая вне Христа, в сфере эвклидовского, земного ума, находит свое решение в надразумных, христоликих подвигах веры, молитвы, смирения, любви, поста, милосердия, которые создают в человеке чувство и сознание, что совершенная свобода — освободиться от себя, от своего загрязненного, подчиненного греху «я» через тесное единство с безгрешной Личностью Христовой. Над монашеским путем — «послушанием, постом и молитвой даже смеются, а между тем лишь в них заключается путь к настоящей, истинной уже свободе: отсекаю от себя потребности лишние и ненужные, самолюбивую и гордую волю мою смиряю и бичую послушанием, и достигаю тем, с помощью Божией, свободы духа, а с нею и веселья духовного» [420]. Настоящая свобода, утверждает Достоевский, состоит единственно в победе над самим собой и над своей волей, в победе, которая делает человека способным в конце концов достичь такого нравственного состояния, что всегда, в любой момент, может быть самому себе настоящим хозяином [421]. Через непрестанные подвиги поста, молитвы, послушания монах освобождает себя от тиранства вещей и привычек [422], побеждает материю и устраняет все преграды между собой и Христом. Поэтому кроткий Макар так ревностно защищает «пустыню». «Сначала, — говорит он, — жалко себя, конечно (то есть когда поселишься в пустыне), — ну а потом каждый день все больше радуешься, а потом уже и Бога узришь» [423].

В последний год своей жизни Достоевский пишет: «Не от омерзения (к миру) удалялись святые от мира, а для нравственного совершенствования» [424]. В пустыне человек молитвой собирает дух свой, рассеянный по вещам, выселяет из вещей душу свою и непрестанными подвигами очищает свои ум, сердце и волю. Раздробленную, легионизированную личность свою он постепенно исцеляет от общечеловеческой болезни — разделенности личности. Исцеляет ее, срастаясь органически со Христом, в Котором постепенно осуществляется примирение между человеческими волей и разумом, а также разумом и чувствами. И когда человек полностью соединится со Христом, когда уже его «жизнь… сокрыта со Христом в Боге» [425], тогда, лишь тогда, он достигает совершенной свободы и полноты личности, тогда он обретает убеждение, что его воля, разум и сердце единосущны, что в объятиях Троического Божества человек становится единосущным целым, что противоборство между разумом и сердцем, между сердцем и волей прекращается, и человек наслаждается «миром, который превыше всякого ума» [426].