Вот что пишет Василий Великий о мере причащения — не подвижнику, не иноку, а просто благочестивой женщине Кесарии: «Хорошо и преполезно каждый день приобщаться и принимать Святое Тело и Кровь Христову, потому что Сам Христос ясно говорит: «Ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь, имать живот вечный» (Иоанн 6, 54). Ибо кто сомневается, что непрестанно быть причастником Жизни не иное что значит, как жить множайше. Мы причащаемся четыре раза каждую седмицу: в день Господень, в среду, пяток и субботу, также и в иные дни, если бывает память какого святого» (Том 6, письмо 89).

Так было не только в первые времена, когда христиане приобщались почти ежедневно, но и в IV веке, и говорит это один из самых строгих Отцов Церкви. Оказывается, что для каждого из нас есть своя мера причащения, в зависимости от того или другого нашего состояния. И вот для себя и своей паствы Василий Великий берет эту меру — четыре раза в неделю.

Как в этом отношении, так и в отношении многого другого Батюшка стоял на совсем особом месте. Его задачей, часто говорил он с улыбкой, было «устроить мирской монастырь». Говоря так, он указывал, что вовсе не для иноков только является путь спасения, что это должно быть достоянием всех. Многим было странным видеть, как Батюшка так радостно совершал таинство брака — Батюшка, который ввел у себя так много от монастыря.

Надо в мире жить премирно, пользоваться им, но, по словам Апостола, как бы не пользуясь. Батюшкиной задачей было, чтобы каждый в меру своих сил, в меру своего семейного или служебного положения приобщался к вечности, к той великой школе, которая заключается в богослужении.

В принятии Св. Тайн он подлинно вводил всех в Церковь Христову, в Тело Христово.

Многие противопоставляли ему какие-то свои правила относительно того, что можно приобщаться только раз или четыре раза в год, или через сорок дней. Но Батюшка отлично понимал значение таинства Причащения и каждому из нас давал то, что ему было нужно.

И он часто говорил: «Ты должен помнить о своих обязанностях по дому, по службе, ты должен за послушание делать то, что требует от тебя служба, или семейные обязанности. В каком бы положении ты не находился, бы должен помнить, что ты работаешь для вечности, для Христа, для Бога. Им, Иисусом Христом Сыном Божиим, должно освящаться каждое твое дело. А вот когда ты приходишь в храм и входишь в молитву святых, тогда ты получаешь великую силу, достигаешь высшей премирности, в мире живя».

Потому так часто говорил Батюшка: «Ходите в храм, ходите в Церковь сколько можете». Но, вместе с тем, матерям, которые бросали своих детей и уходили в церковь, он запрещал это делать: «Ты помнишь, как в монастыре бывает: тебя пошлют на кухню, идет литургия, а ты не можешь на ней присутствовать, потому что по окончании ее придет братия в трапезу и ей должен быть готов обед. Оставайся дома, а я за тебя буду молиться, и все верующие вознесут за тебя свои молитвы».

Это не значит, что не надо ходить в храм: я знаю, что надо было бы быть в храме, но из-за совершения того дела, которое делается моей обязанностью, из-за послушания, совершаю эту работу — не только в будни, но, может быть, и в праздник.

Батюшка говорил нам о том, что каждое наше дело есть послушание, данное нам от Бога, и на это наше послушание Батюшка нас с такой любовью и лаской благословлял.

Батюшка учил нас не временному, а вечному, и он своей жизнью показал, что он был для всех всем.

У него получал утешение и наставление и инок, и тот, кто едва приполз в Церковь, стоит у ее порога, во многом еще не разбирается, не понимает ничего, а Батюшка уже его душу знал. Эта всеобъемлемость поражает, когда мы подходим к Батюшкиному делу.

Этот храм, такой тесный и маленький, явился тем храмом, где свободно и просторно каждому. Каждый из нас, на какой бы высоте духовной жизни он ни стоял, берет по своей мере из того, что совершалось в этом храме, ибо все здесь, все премирно и ничего не тянет к «миру».

И вот, братие и сестры, мы должны помнить ту обязанность, которую Батюшка возложил на нас. Давайте помнить, что он дал нам новую форму духовной жизни, дал возможность через богослужение приобщаться мирянам к тому истинному, настоящему христианскому опыту, который давался только в иноческой обстановке, куда не всегда можно было проникнуть, куда нельзя было приобщить всех.