Во время пребывания в Оптиной епископа Серафима[72]

(В ответ на жалобы одной из духовных дочерей, что много горького пришлось пережить и услышать)

"Горечь сия да превратится в радость".

Когда евреи путешествовали по пустыне, они подошли к громадному озеру Мерра, которое существует до сих пор. Их томила жажда, но вся вода в озере оказалась горькой. Не было возможности ее пить. Народ готов был возроптать, но Бог указал Моисею некое дерево. Погрузил его в воду Моисей, и вода потеряла горечь, стала приятной на вкус. Но то были образы, непонятные для народа, разве только Моисей разумел сокрытый смысл происходившего. Что же преобразовало это дерево, усладившее горечь вод озера Мерра? Древо Креста. И ныне во всех самых горьких обстоятельствах жизни христианин имеет большую отраду в Кресте Господа Иисуса. Как бы ни был грешен христианин, он имеет драгоценную веру в Господа Иисуса и этой верой спасается. И ты спасешься, только держись за Христа. Вопи к Нему — и услышит. Конечно, не голосом вопи, а сердцем: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную!". И помилует. Помилует!

29 марта 1912 г.

(Четверг Святой Пасхи)

Вы не заметили перемены в моей молельне? Немного вещей я беру с собой[73]. Образа все останутся, а из картин возьму с собой только портреты великого старца и духовного моего благодетеля отца Анатолия и батюшки отца Амвросия, остальное все останется, как было.

Вот и портрет схимонаха Бориса останется. Дивный это портрет, замечательно выражение его лица, полного любви и кротости. Останется он здесь молиться за меня, грешного. Был он из крепостных и часто говаривал: "Старые порядки лучше были, хотя от барина сильно попадало".

— Вот видите, отец Борис, — отвечал я ему, — попадало, а говорите, лучше было?

— Да я сам был виноват. Бывало, уйду в Херсонскую губернию, начнут искать и вернут этапным порядком. Ну, конечно, на съезжую. Сильно накажут. Я поправлюсь да и опять уйду.

Уходил он, конечно, для молитвы, посещал святые обители, Христа искал и нашел Его.

— Теперь худо стало, — продолжал отец Борис, — потому что власти нет, всякий живет сам собой.

— Ну про Оптину этого сказать нельзя, — возражал я.

— Еще бы, если бы в монастырях всякий жил по своей воле, то совсем была бы погибель.

Отец Борис был необычайно смиренным и считал себя за последнего. Скончался он на Пасху в 1898 году. Пришел я к нему, когда он лежал в больнице. По-видимому, Господь открыл ему время его кончины.

— Молись за меня и братию, попроси молиться в воскресенье и понедельник.

— Да вся братия молится за вас, отец Борис, и я, обязательно буду за вас всегда молиться, а не только в воскресенье и понедельник.

Отец Борис, как бы не слыша меня, повторил:

— Пусть молятся обо мне в воскресенье и понедельник.

Я не понял его. Утром во вторник я пришел навестить больного и узнал, что он уже скончался. Так и оправдались слова старца: действительно, только в воскресенье и понедельник можно было за него молиться как за живого, а во вторник — уже за усопшего. В час кончины отца Бориса одной шамординской схимнице было видение. Идя к утрене, она увидела зарево на востоке, как раз по направлению Оптиной пустыни. Вглядываясь в зарево, она увидела душу, быстро возносившуюся к Небесам, так же, как преподобный Антоний видел возносящуюся душу пустынника. Схимница рассказала о своем видении, но ей не поверили. Вскоре приехал вестовой из Оптиной к игумении Евфросинии с известием, что схимонах Борис скончался в четыре часа утра. Видение было как раз в это время.

Ожидаю сейчас моего бывшего товарища по службе, и мысль как-то колеблется — не могу беседовать с вами так, как обычно. Товарищ этот, хотя я не просил его, хлопотал за меня: был у членов Синода, но сделать ничего не мог. Перевод мой состоялся. Вижу в этом волю Божию, действующую через людей. Может быть, мне не удастся больше беседовать с вами. Утешался я нашими беседами. Помните, всегда на Рождество бывало у меня свободное время. Со второго дня дней пять было в нашем распоряжении, и мы употребляли это время во славу Божию. Выходил я к вам без подготовки, и что внушал мне Господь, говорил вам на пользу. Были у меня недавно студенты Духовной академии и вспоминали свое первое посещение меня, недостойного. Было их несколько человек. Некоторые из них — иеромонахи. Все с богословским образованием, многие прекрасно говорят проповеди. Шли они ко мне и рассуждали: