Особенности его служения: первая — ревность о Христе и верность Христу–Спасителю как средоточие жизни. Вторая — образ Церкви как чего‑то такого, что создано силой, которая сеет любовь, мир, добро, свет и блаженство. Эту мысль он старался воплотить в своем служении. В борьбе за эту мысль он окончил свою трудную страдальческую жизнь.

Не смущайтесь тем, что он был плохо понят своими собратиями и верующими. Закон христианской жизни в том, что каждое высокое служение вызывает преследование, непонимание.

… Он ушел, совершив, что мог. Уходя, держал знамя, на котором были начертаны заветы — истинное служение Христу и Церкви. Мы держим то же знамя, которое он держал. Это знамя обязывает нас возможно более сознательно относиться к духовной жизни и церковному служению.

Велика, бесконечно велика утрата, мы почувствуем все значение ее не сегодня, а после, из месяца в месяц, из года в год. Наши малые ряды поколебались, потеряв его.

Как бы ни было нас мало, а путь наш ни был путем скорбным, полным терний, как бы ни была велика утрата, мы не должны падать духом. Знамя, выпавшее из его рук, мы примем и понесем, как умеем, навстречу миру. Как никто не мог вырвать этого знамени из его рук, так и в наших руках оно будет твердо, непоколебимо до того мгновения, пока Господь не призовет из этого мира в Свой мир, на Свой суд.

8.9.1930

Из проповеди

… Как ни безумствовал грех, как ни вздымал темную пену против святыни и непорочности, мы знаем, что святыня победит, потому что по грешной земле нашей прошли стопы Единой Чистой. Церковь, как бы ни казалась гонимой, не погибнет, потому что сердце Церкви — Богоматерь, и это сердце облечено в вечную святыню божественной любви…

Святыня эта — источник возрождения, победа вечной жизни.

Из воспоминаний

Покров 1930 г. был последним днем служения батюшки. 1.10.1930 он был арестован, долго его держали во внутренней тюрьме на Лубянке, потом в Бутырской тюрьме, и после годового следствия был вынесен приговор. Отца Анатолия и Владыку Дмитрия Гдовского вызвали из камеры в коридор и прочли приговор: «Приговорены к высшей мере наказания». Батюшка и Владыка перекрестились. Через несколько томительных секунд приговор был прочтен до конца: «Расстрел заменен 10–ю годами концлагерей».

Начались лагерные мытарства: Свирские лагеря. Соловки, Беломорский канал…

Декабрь 1931

Свирлаг

Я оказался значительно ближе к родным пределам, чем предполагал. Я оказался не в Соловецких, а в Свирских лагерях. Почтовое отделение «Бажаны, Ленинградская обл., 2–е отд. Свирских лагерей». Я на различных случайных и канцелярских работах, больше всего был сторожем. И сторожевая работа — 8 часов на воздухе, наедине с собой, это мне по душе. А одежда у меня теплая, и холода я не испытываю… Жилищные условия бывали различные. Но теперь они вполне удовлетворительные. Здоровье в обычном состоянии. Ревматизм в лагере не проявлялся. Питаюсь вполне удовлетворительно. Душою я бодр. Живу верой в Бога…

1932 год

14.1.1932

Свирлаг

Ночь сегодня была такая светлая, тихая, лунная, и я сторожил до рассвета… За эти месяцы прожита целая сложная жизнь, и как рассказать о ней…

Но все по–старому. Сейчас живу в комнате, «в тесноте, но не в обиде». День проходит довольно суетно. Томлюсь без книг, без любимых занятий. А большую часть ночи на страже. Морозов у нас здесь не было. Зато часто дожди, ветры и сырость.

Я получаю посылки и письма. В связи с переменой категорий у нас я зачислен в 3–ю инвалидную, зачет трудовых дней у нас производится. Срок мой считается с 10 ноября 1930 г. ст. ст. — со дня приезда в Москву. Приговор мне вынесен по 6–му и 11–му пункту 68 статьи. Новый адрес мой: Свирьстрой, Ленингр. обл. I отд. Свирлага. Я живу теперь в лесу, где, вероятно, хорошо будет летом. Живу теперь в комнате вдвоем, и это для меня простор небывалый. Работаю немного и по собственной охоте помогаю только в счетоводстве, так как мой туберкулез освобождает меня от всякой обязательной работы… Несмотря на то, что смерть не кажется мне такой страшной после того, как я долго смотрел ей в глаза… я жить хочу, пламенно хочу… Я всегда забочусь о своем здоровье, всячески, как могу, только что же касается моей неприспособленности, то в течение этих полутора лет всегда около меня оказывались люди, помогавшие мне с любовью и снисхождением.