3.11.1923

Спасибо вам… за память, за заботу и внимание. Сегодня как раз исполняется полугодовщина моего пребывания в ссылке. Официальным ее началом считается 3 мая. Итак, уже четверть срока пролетело. Но впереди еще столько дней, недель, месяцев. И, главное, против воли тревожит мысль, что будет в течение этих двух лет. И когда вернусь, что найду там, где работал с такой любовью…

Вы получите это письмо, вероятно, около 13 числа, дня светлой памяти нашего небесного покровителя, святителя Иоанна Златоуста. Вероятно, уже алтарь будет разрушен, осквернен[35]. Я уже писал, что считаю чрезвычайно важным, чтобы в случае освящения нового придела, где бы то ни было, не позабыли и его имени. С ним мы связаны не случайно, и это имя, конечно, одно из самых ценных и драгоценных на страницах истории человечества. Как грустно, что и в этот день я буду молиться, совершая Божественное Таинство, вдали от вас, соединенный с вами невидимыми, но зато нерасторжимыми узами.

Я очень прошу вас передать всем друзьям мои поздравления с нашим общим праздником, который так торжественно и радостно праздновали мы в прошлом году. Молюсь о том, чтобы, отторгнутые от храма Спасителя, мы сохранили бы все же в своем сердце его светлый образ, запечатленный молитвенной памятью любви.

Пусть этот светлый образ всегда тревожит и волнует нас своей пленительной, незабываемой красотой, пусть будет он нашим знаменем и утверждением нашего упования, призывом, влекущим нас к победе над темной стихией нагло утверждающегося богоборчества и томительной пошлости, проникающей отовсюду в наше бытие. Сила Златоуста в несокрушимой вере в то, что по Евангелию можно и нужно жить, что Христос может и должен стать действительным и единственным нашим Учителем, Царем и Владыкой. И веру эту он утверждал всей своей жизнью, вопреки такой темной и страшной очевидности.

Как бы хотелось мне, чтобы хоть маленькая искорка, возженная от пламеневшего пожаром Божественной любви сердца Святителя, жила в нашей семье. Чтобы от нее пламенел дух наш в непрестанном стремлении к новым достижениям на пути Божественной правды и чтобы она испепеляла все то маленькое, земное, ненужное, что, проникая в нашу общую жизнь, затемняет наш свет и душит творческие всходы.

Какие бы ни были внешние препятствия и удары, мы должны сохранять в незапятнанной чистоте образ христианской семьи, пронизанной во всех моментах и уголках нашей жизни Божественным светом и любовью, и, если мы не умеем хоть сколько‑нибудь воплощать его в жизнь, возлюбив, выносив и возлелеяв его, мы должны передать его, как наш последний завет, как наше совершенное сокровище, нашим детям, поколениям, идущим за нами. Пусть образ этот сохранит их своим светом от темных туч, надвигающихся отовсюду, и вдохнет смысл и красоту в их бытие. Как грустно мне, что в этом году, собравшись вместе, не будем мы в молитвенном проникновении углубляться вместе в заветы Святителя.

Мой завет — собравшись вместе в один из ближайших ко дню памяти святителя дней или в самый этот день, всем вам, помолившись, почитать его творения, хотя бы Письма к Олимпиаде, а я буду духом с вами. Всегда с вами молитвой и любовью.

1924 год

2.1.1924

У нас все по–хорошему. Праздник встретили как‑то особенно хорошо, в молитве и служении. Маленькая комнатка вся в зелени от еловых ветвей, за которыми мы с Д. ходили в лес. А в углу большая елка. А в другом углу лампадка льет свой тихий красноватый свет. В воздухе все время запах ладана от частых каждений. А на душе была радость о вечном, о том, что недостижимо для людской суеты и злобы. И вспомнилось прошлое, Красногорка, и даже то, что было раньше, совсем юное и тихое, ведомое только моей памяти, заря моей жизни. Добавление к этому… удивительная погода.

Знаете, зима здесь пока — прелесть что такое. Такие ровные и вовсе не холодные дни — никогда не больше 10°. Так часто солнце, а ветра нет.

И если бы видели вы эти удивительные сочетания тонов, красок и оттенков… Особенно хорошо на закате в лесу или у нас на кладбище, совсем занесенном снегом. И над всем, над всем белизна снега и голубизна неба, и тишина, тишина, тишина…

И как странно сердцу в этой тишине слушать и отзываться на далекую бурю, на далекую муку, на скорбь, что там, за многими верстами, за глухими лесами.