Обычай установил, что призываемый на епископское служение при своем наречении произносит слово. Вы, Ваше Святейшество, изъявили желание, чтобы этот обычай был соблюден и при моем наречении, хотя обстановка его интимна, а у меня нет слов. И в моей мысли, и в моем настроении, и на моем языке одно слово - слово молчания, и одни звуки - звуки церковной песни глубочайшего молчания.

Пусть же молчит всякая плоть человеческая. Почему так? Святители Божии, я скажу вам, почему так: интимность обстановки позволяет мне сказать это (и только вам) мое слово.

Сейчас идет суд Божий. И в этот момент, если мы сделаем ставку на человека и человеческое, мы будем только несчастны. Разве события церковной жизни настоящего и недалекого прошлого не дают нам доказательство правильности этого? Разве перед вашими глазами не прошли десятки примеров, как рушились расчеты на человеческое? Ведь вы видели, как банкротились ставки на многолетнюю мудрость, на ученость, даже на духовность, воспринимаемую по-человечески. Если бы мы свое упование не направили на человеческое, то настоящие лукавые дни, разметав человеческое, не потрясли бы до основания самих упований наших. Вы знаете, что мирское мудрствование и теперь терпит банкротство, носители его подходят к безверию, и не слышится ли нам голос: да что же такое наша Церковь и где она? Нет! Ставка на человеческое - и, простите, я скажу резкое мирское слово, - бита.

После того, что я буду говорить о себе? Что я готовился к предстоящему служению рождением, образованием, воспитанием и настроением? Да какая же ценность всего этого? Никакой. По человеческой ставке коротко скажу о себе. Готов ли я? Достоин ли? Не готов. Не достоин. Но идет суд Божий, отметая человеческое, дается Божие.

Вот моя вера. При ней я - ничтожная щепка, вздымаемая Промыслом на гребень волны. И задача моя одна: неизменно пребывать в русле Божественного Промысла, отдаваться Богу безраздельно, всем существом, без рассуждения. Без оглядки назад, с верой в неотвратимость предназначенного, я иду. Я иду, покорный Промыслу, и пусть совершится таинство Божие в нелицеприятном суде Его. В мысли моей, в настроении моем и на языке моем одно слово - слово молчания.

Пусть молчит всякая плоть человеческая,

Потому что идет Царь царствующих…

И молитва моя одна: ей, гряди, Господи Иисусе, гряди благодатию Духа Святого Твоего, чтобы в моей немощи и через нее совершились судьбы Твои.

Вы, Святейший Владыка, исполните предначертанное и в положенное время сотворите великое таинство моего освящения. Аминь.

Москва, 16 ноября 1923 г.

Слово на Крестопоклонную Неделю

Вы, конечно, все хотите быть здоровыми. А рецепт вы знаете? Не грешить! Простой рецепт, преподанный Самим Христом. Не нужно ни сложных лекарств, ни денег, ни курортов. Не грешить! Вы слышали в только что читанном Евангелии повествование о том, как Христос, будучи в Иерусалиме, в купальне у Овечьих ворот, увидел расслабленного, страдающего 38 лет и исцелил его. Дальше вы слышали, как Он, встретив исцеленного в храме, сказал ему: "Вот, ты выздоровел; не греши больше..." (Ин. 5, 14).

Здесь ясно устанавливается связь греха с болезнью. Более того, здесь устанавливается связь причины и следствия. Грех- причина, болезнь - следствие. Ты согрешил и заболел. Как в теле нашем? Если простудимся, будет озноб. Это для нас понятно. Так и здесь: согрешил - получилась болезнь. Очевидно, Христос, простив грехи, исцелил больного.

Устанавливая связь греха с болезнью, я хочу обратить вашу мысль на появление греха, проследить, как явился грех и что из этого получилось. Как врачу необходимо знать причину болезни, чтобы лечить ее, так и здесь. Когда, говорит Библия, согрешили первые люди, Адам и Ева, и нарушили нормальное соотношение духа и тела, у них открылись глаза, и они увидели, что наги. Конечно, глаза у них и раньше были открыты, но они не видели того, что увидели теперь. Они не смотрели человеческими глазами, не замечали своей наготы.