К сожалению, за последнее столетие произошел разрыв у культуры с христианством и с религией вообще. И произошел этот разрыв не по вине христианства. Последнее остается и теперь таким же, каким оно было и в далекие древние времена; оно так же и теперь приветливо и благосклонно относится к культуре и принимает ее, как и в древние времена; всеми плодами её оно и теперь не менее, если не более, пользуется, рост и процветание их поощряет, как и прежде, всегда. Но в культуре произошло очень заметное изменение; изменился

дух, характер и

направление ее. Или, вернее сказать, изменился взгляд на культуру и отношение к ней со стороны интеллигентного общества. Культура из средства обратилась в цель, из служебного орудия в самодовлеющее начало.

Под влиянием многих разнообразных условий повелось у нас, даже нередко у людей религиозных, эту земную жизнь считать за единственную, всецело бытие человеческое исчерпывающую. Все полагается здесь на земле; за ней если что и видится в минуты религиозных размышлений, то в деятельности жизненной все это забывается, не приемлется в расчет. Сведя смысл своего бытия к этой земной жизни, человек, естественно, захотел её сделать как можно более красивой, привлекательной, радостной, усладить её всеми прелестями, какие только можно взять от земли и на земле. Для этого прежде всего было обращено внимание на культуру; она призванной оказалась выполнить эту задачу - усладить, разукрасить, обеспечалить землю. И культура невольно, но естественно, сошла со своего высокого пьедестала отобразительницы высшего мира в быте и обстановке человека, и стала в положение успокоительницы и усладительницы человека. Она очень нередко перестает звучать ему гармонией из надзвездного мира и будить в нем божественное, святое; она стала прилаживаться к его низменным вкусам и стремиться удовлетворять их. В результате, вместо того, чтобы преображать мир в образ высшей истины и красоты, культура стала утверждать мир в его настоящем виде и состоянии. Земля, мир стали овладевать человеком, и он из положения господина, обладателя земли стал обращаться в слугу его.

В мире же этом самое близкое и родное человеку - это его плоть, частица этой земли. Она всегда привлекает к себе внимание человека, зовет на служение себе, и нет ничего сладостнее для человека, как угождать своей плоти, доставляя ей приятности и удовольствия. Естественно с сосредоточием исключительного внимания человеком на земле, он стал, прежде всего, заботиться об угождении в себе всему плотскому, чувственному и, конечно, культуру также обратил в эту сторону, сделав её угодницею в себе греховному, низменному. Литература стала восторгаться Саниными и проповедовать культ тела; художество породило из себя порнографию; музыка стала возбудителем страстей, и театр из школы жизни стал школой дурных нравов и местом дурных увеселений...

Конечно, такая культура не может быть приветствуема и даже допускаема христианством. Она - совершеннейшее противоречие ему, противоречие потому, что она в этом своем положении теряет свою надлежащую сущность, перестает быть тем, что она есть и чем должна быть. Вместо высшего она утверждает низшее, вместо вечного - временное, тленное, вместо прекрасного и истинного - ложное, фальшивое, намалеванное. И человека приводит она от состояния его свободного пользования плодами культуры к рабскому служению тлению, необходимости и даже ей самой - культуре.

Рабство наше пред культурой

Желая, в целях личного услаждения разукрасить свою жизнь плодами и цветами культуры, человек естественно стал усиленно заботиться о развитии и усовершенствовании ее. Эта забота увлекла его. Он стал отдавать ей все свое внимание, время и весь свой труд. И незаметно поставил себя в служебное положение к ней. В настоящее время не столько культура служит человеку, сколько человек оказался в рабстве у нее: все для неё и только немногое от нее, и то после усиленных трудов и домогательств, больших жертв и самопожертвований. Культура стала своего рода богом, идолом. У немалого количества поклонников её создался даже целый культ культуры, настоящая религия культуры. Даже самый человек стал оцениваться с точки зрения служения его этой культуре: диплом на звание человека стал выдаваться только деятелю в области этой культуры и культурность становится синонимом человечности. Не культура должна подниматься до подлинной человечности и божественности, а последняя низводится до уровня земной, плотяной, приятной культуры.

Такое перемещение центра тяжести с достоинства человека на задачи культуры, конечно, христианством принято и тем более одобрено не может быть. Принять его значило бы унизить человека до простой только персти земной, до животного. Принять его значило бы и религию низвести до тешащей человека культуры и убить в нем устремление к высокому, истинному, прекрасному. Принять его не может и сама культура, как выразительница высших устремлений человека, как касание иных миров, как средство преодоления тления и тины жизни и преображения земли. Принять не может и разум человеческий, всегда человеку и в нем самом, и в окружающей его природе открывающий мир идеальный, Божественный и побуждающий реализовать его...

Поэтому-то так сильно, звучно, настойчиво и громко раздается протест со стороны людей культуры, со стороны многих представителей нашего интеллигентного общества, протест против культуры в современном, неистинном понимании ее, протест во имя спасения достоинства культуры и истинного высокого значения её (Весьма характерны рассуждения по содержанию докладов В.В. Розанова и Н.А. Бердяева на бывших в 1907 году собраниях религиозно-философского общества (см.: Записки Санкт-Петербургского религиозно-философского общества, вып. II, 1908). И ещё весьма интересны книжки А. Мейера "Религия и культура" (Спб., 1909), С. Воинова "Христианство и культура" (М., 1911). Интересна в своем роде и книжка В.В. Розанова "Религия и культура").

Патриотизм и христианская любовь ко всем

Патриотизм и космополитизм

Патриотизмом называется любовь к отечеству. Под последней разумеется любовь к тому месту, где каждый из нас родился и вырос, где находятся могилы наших предков, с чем, следовательно, соединяются различные воспоминания детства и молодости. А так как каждый из нас живет не одиноко и оторвано от всех, а среди своего народа, то под отечеством принято разуметь не только самую территорию, но и народ, среди которого мы выросли и воспитание получили и частью которого, следовательно, являемся. Это самое общее, так сказать, внешнее, чувственное определение отечества.

Как мы знаем с первых детских уроков географии, каждое местечко, каждый лесок и лужок, каждая речка в наших детских воспоминаниях связываются с каким-нибудь впечатлением, им на нас произведенным, с тем или иным влиянием, от них полученным, и настроением, нами среди них пережитым. Родина как территория в значительной степени способствовала созиданию в нас известной духовной личности с определенными взглядами, понятиями и из них проистекающими взаимоотношениями. При действии этих условий духовная личность созидалась не только в отдельных индивидуумах, но и во всем народе, который живет в известной местности. Народ - тоже личность, хотя и коллективная, с определенным духовно-умственным настроением, с научным мировоззрением, с его определенной культурой, с тем, что называется вообще талантом или даже гением народным. Отсюда и любовь к отечеству не есть только, или даже главным образом, любовь к дорогому для нас месту, ни даже к населяющему её народу, но в значительной степени является любовью к той культуре, к тому миросозерцанию, к тому духу и идее, носителем и выразителем которых является наш народ. Как каждый из нас не может оторвать себя физически от тела народного, от которого он родился, так в равной степени не в состоянии отделить себя и от духа народного. Поэтому последний со всем порождаемым им - культурой, цивилизацией и т.п. - и является близким, родным нам, милым и дорогим для нас; мы любим его как свое личное достояние, как мать, духовно породившую и идейно повившую нас, в полном смысле слова отечество свое.