Всего же более оснований для себя правовое жизнепонимание может подыскать в творениях св. Иоанна Златоуста, которому более всех других, может быть, пришлось говорить против корыстолюбивой бессердечности к бедным и, следовательно, доказывать прежде всего нерасчетливость такого поведения. Не мог он, по самому существу дела, говорить скупцу и себялюбцу о сладости жертвы для ближнего; говоря с наемником, он и язык должен был выбрать подходящий. Отсюда — замечаемое в некоторых местах творений святителя стремление как бы высчитать, когда, за что и сколько именно получит человек. «Если ты, — говорит святитель, — сделаешь что-нибудь доброе и не получишь здесь за то воздаяния, не смущайся: сущая награда ожидает тебя за это в будущем». «Когда увидишь, что праведник наказывается здесь, почитай его блаженным и говори: этот праведник или сделал грех — и наказывается за него, и отходит туда чистым, или наказывается сверх меры грехов его, и избыток пра{233}ведности вменится ему. Там бывает расчет, и Бог говорит праведнику: ты должен мне столько-то. Положим, Он вверил ему десять оволов — и ставит ему в счет десять оволов. Если же он употребит на дело шестьдесят оволов, то Бог говорит ему: десять оволов засчитываю тебе за грех, а пятьдесят вменяю в праведность».

Особенная распространенность правовых понятий у западных отцов и учителей Церкви

Если мы теперь от отцов восточных обратимся к западным, то само собою понятно, что в их творениях мы найдем еще более следов правового жизнепонимания: этим отцам приходилось иметь дело с Римом непосредственно; не могли они поэтому оставить без внимания его способ мышления, тем более что греховность человека как бы оправдывала такое жизнепонимание. «С тех пор, — говорит Тертуллиан, — как зло вошло в мир и как благость Божия была оскорблена, правосудие Его стало управлять Его благостию. Оно предоставило благость достойным, отказало в ней недостойным, {234} отняло ее у неблагодарных и отомстило за нее врагам ее. Оно судит, осуждает, наказывает: суды его, казни его, внушаемый ими страх служат уздою своеволию, поощрением добродетели». Отсюда — оценка человеческих дел, как «заслуги», общая всем западным отцам. Дела рассматриваются у них главным образом как некоторая ценность, дающая право на награду. Так, св. Киприан пишет исповедникам: «Некоторые из вас упредили других совершением своего мученичества и имеют принять награду от Господа по своим заслугам; а некоторые еще томятся в заключении темничном, в рудниках и в узах и… медленностью страданий приобретают полнейшее право на заслуги, по которым надеются получить из небесных наград столько воздаяний, сколько теперь числится дней в истязаниях». Тертуллиан же прямо представляет Господа как бы должником за добрые дела человека. «Бог, — говорит он, — не желая гибели святых Своих, объявил Себя их заступником, а потому и приемлет их добрые дела и раскаяние; приемля же сие, Он вменяет Себе в долг за то их награждать». Отношения между Богом и человеком иног{235}да строго приравниваются к отношениям между членами простого правового союза: сущность полагается во взаимном удовлетворении, с отмщением за всякое нарушение. Для примера возьмем того же Тертуллиана. Вот, например, что говорит он в своем сочинении о терпении: «Скорби телесные суть очистительная жертва, примиряющая с нами Бога чрез смирение, когда плоть, довольствуясь немногим количеством хлеба и воды, приносит в дар Господу свою бедность и воздержание, когда присовокупляет к этому частые посты и когда проводит посты в пепле и вретище… Так некогда гордый царь Навуходоносор, раздражавший Господа, принес великолепную и полезную жертву терпения смиренным и строгим покаянием семилетнего изгнания, во время которого жил со зверями, удаленный от общества людей, — и сею жестокою жертвою возвратил себе царство свое, а что еще важнее, сим очистительным удовлетворением приобрел снова милость Божию».

Несмотря, однако, на все эти многочисленные следы правового жизнепонимания во Св. Писании и в творениях отцов Церк{236}ви, признать это жизнепонимание действительно отеческим или библейским жизнепониманием нельзя; или можно в том лишь случае, если мы будем пользоваться Св. Писанием или Св. Преданием только как сборником бессвязных изречений, а не как единым Словом Божиим, не как выражением единого и цельного мировоззрения. Все эти следы необходимо сопоставить с длинным рядом мыслей, которые тоже были постоянно на устах священных писателей и отцов Церкви и которые тем не менее прямо отрицают правовое жизнепонимание.

Невозможность с правовой точки зрения объяснить отношение Бога к человеку

Прежде всего возможны ли правовые отношения между Богом и человеком? На основании Св. Писания и Св. Предания мы говорим, что невозможны.

Правовой союз в основе своей имеет себялюбивое желание собственного благополучия и выражается во взаимном самоограничении нескольких себялюбии, чтобы каждому из них в возможно большей мере {237} благоденствовать. Приложима ли эта мерка к отношениям Бога к человеку? Думать так не только нечестиво, но и безумно. «Разве может человек, — спрашивает Елифаз, — доставлять пользу Богу? Разумный доставляет пользу себе самому. Что за удовольствие Вседержителю, что ты праведен? и будет ли Ему выгода оттого, что ты содержишь пути твои в непорочности?» (Иов. 22, 2–3). «Бог, — говорит бл. Августин, — не нуждается и в самой человеческой праведности, и все то, в чем выражается истинное почитание Бога, полезно человеку, а не Богу. Не скажет, конечно, никто, что был полезен источнику, когда пил из него, или свету, когда видел его». «Человек, — говорит св. Григорий Нисский, — это слабое и кратковременное существо, хорошо уподобляемое траве (Пс. 102, 14), сегодня существующей, а завтра нет, — верит, что достойно почтил Божеское естество. Это все равно что, зажегши тонкую нить из пакли, думать, что этой искрой увеличиваешь блеск солнечных лучей». «Что такое дела человеческие? — спрашивает св. Иоанн Златоуст. — Пепел и пыль, прах пред лицом ветра, дым и тень, лист и цвет, уно{238}симые ветром, сон, мечта и басня, пустое колебание воздуха, легко возбуждаемое, перо возметаемое, течение непостоянное, и все, что только может быть еще ничтожнее этого». Зачем же нужны были Господу эти призрачные человеческие дела? Почему Он не только благоволил «привести человека из небытия в бытие, но и отпадшего восставил паки и царство даровал ему будущее?» Правовое начало не объяснит нам этого «благоутробия милости» Божией, по которой Он «не потерпел зрети от диавола мучима рода человеча». Там, где действует право и удовлетворение, нет места для такой беспричинной, бескорыстной благодати.

Возьмем, однако, отношение между Богом и человеком, как данное опыта, не задумываясь об их первоначале. Допустим, что между Богом и человеком существует в настоящее время правовой союз: добродетель человека есть та цена, которую требует от него Господь за обещанные награды. Но и при этой уступке отношения между Богом и человеком не будут состоятельны с правовой точки зрения: прежде чем помышлять о какой-нибудь {239}награде за свои дела, человек должен Богу за все полученные и получаемые благодеяния.

Человек все имеет от Бога

«Если бы Бог, — говорит преп. Макарий Египетский, — вступил с нами в суд, то не нашлось бы ничего, по истинной правде человеку принадлежащего, потому что и имения, и все мнимые блага земные, при которых человек может делать добро, и земля, и все, что на ней, и самое тело, и самая душа принадлежат Ему. И не только все прочее, но и самое бытие человек имеет по милости. Поэтому какая же у него собственность, которою по праву мог бы он похвалиться и оправдаться?» «Как нельзя опередить своей тени, которая постольку подвигается вперед, поскольку мы идем вперед, и всегда в равном расстоянии нам предшествует; как нельзя телу вырасти выше головы, всегда над ним возвышающейся, так, — пишет св. Григорий Богослов, — и нам невозможно превзойти дарами своими Бога. Ибо мы ничего не даем такого, что не принадлежало бы Ему, или что было бы вне круга {240} Его щедрот. Помысли, откуда в тебе бытие, дыхание и самое разумение? Откуда то высочайшее преимущество, что ты знаешь Бога, надеешься царствия небесного?» «Что воздадим милосердному Богу за все сии блага и дары, — спрашивает св. Ефрем Сирин, — за то, что снисшел Он с небес от Отца, или что ради нас воплотился во чреве, или что за нас был заушен? Чтобы воздать за одно заушение, то, если бы мы тысячи лет жили на земле, ничем не могли бы вознаградить за сию Божию милость». «Мы решительно не в состоянии, — утверждает бл. Августин, — возблагодарить Его должным образом и за те благодеяния, что существуем, что живем, что видим небо, что имеем ум и разум, при помощи которых обретаем Его Самого, сотворившего все это. Но какое сердце, какой язык в состоянии достаточно возблагодарить Его за то, что Он не вовсе оставил нас, отягченных и обремененных грехами, отвратившихся от Его света и омрачившихся любовию ко мраку, т. е.

«Этим-то, — говорит св. Григорий Нисский, — столь великим Существом, что невозможно ни видеть Его, ни слышать, ни мыслию достигнуть, присвояется в ничто между существами вменяемый человек — этот пепел, это сено, эти уста — он восприемлется в сына Богом всяческих. Что можно найти достойного к благодарению за эту мысль? Где такое слово, такая мысль, такое движение мысли, чтобы ими воспрославить такое обилие милости? Человек выходит из пределов своего естества, делается из смертного бессмертным, из скорогибнущего — неизменно пребывающим, из однодневного — вечным, одним словом, из человека — Богом». «Дети, — говорит св. Тихон Задонский, — какое ни делают почтение и угождение отцу своему, должное ему яко родителю, воспитателю и промышлителю, воздают, иначе бы неблаго{242}дарны были: тако христиане, как ни тщатся угождать Небесному Отцу, должное воздают и тем заслужить ничего не могут; но что от Бога получают, туне получают. Богу бо за благодеяние Его к нам показанное и показуемое никак и ничем не можем воздать, но всегда пред Ним должниками остаемся». Наше доброделание, таким образом, если признать за ним некоторую ценность, все-таки награды человеку заслужить не может, оно пойдет, так сказать, в уплату долга, так что, «если мы не делаем заповеданного нам, то не вправе называться даже и неключимыми рабами» (св. Ефрем Сирин). «Не милость оказываешь (Богу, подвизаясь в добре), — говорит св. Кирилл Иерусалимский, — потому что сам получил ее прежде; напротив того, воздаешь за милость, возвращая долг Распятому за тебя на Голгофе».

Человек за свои грехи заслуживает только наказания

Но этого мало. Если измерять отношения между Богом и человеком правовой меркой и последовательно, до конца ее держаться, {243} то нужно признать, что, как всякое дело доброе дает человеку хоть призрак права на награду, так, с другой стороны, всякий грех, всякое нарушение завета с Богом с необходимостью требуют удовлетворения, так сказать, платы за себя (как католики и учат действительно) и, следовательно, отнимают и последний призрак права на какую-нибудь награду от Бога. «Тленный род человеческий достоин тысячи смертей, поскольку пребывает во грехах», — говорит св. Василий Великий. Грех — принадлежность не одних только несовершенных, но есть явление всеобщее, и каждый без всякого колебания может сказать о себе: «Как оправдается человек пред Богом? Вот, Он и слугам Своим не доверяет, и в Ангелах Своих усматривает недостатки; тем более — в обитающих в храминах из брения, которых основание — прах, которые истребляются скорее моли» (Иов. 9, 2; 4, 18–19). «В мужестве даже избранных людей можно, — по словам св. Кирилла Александрийского, — находить нечто достойное справедливого порицания, что усматривается ведением Законодателя, хотя и ускользает от нашего взора». — «Хотя бы {244} кто, — говорит св. Иоанн Златоуст, — был праведен, хотя бы тысячу раз праведен и достиг до самой вершины, так что отрешился от грехов, он не может быть чист от скверны; хотя бы он был тысячу раз праведен, но он — человек». Где же здесь возможность требовать от Бога какой-нибудь награды, какого-нибудь удовлетворения, когда с нашей стороны происходит только нарушение завета с Богом, только увеличение и без того великого долга? «Знай, — говорит св. Тихон Задонский, — что мы никакого добра у Бога не заслужили, но, напротив того, всякого наказания достойны, и какое бы наказание ни было, грехи наши большего еще достойны». «Если бы это состояние (т. е. состояние в аду после всеобщего суда) было уделом и для всех, то и в таком случае никто бы не имел права упрекать правосудие Бога — Отмстителя», — говорит вполне справедливо, с строго правовой точки зрения, бл. Августин.

Несоответствие между трудом человека и наградою Бога