Это отлучение ведет свое начало от самых первых времен человеческого рода. Первообразом его является грозное осуждение с его роковыми последствиями, которое произнес Сам Творец на наших прародителей по их грехопадении. И изгна его Господь Бог из рая сладости, делати землю, от неяже взят быстъ. И изрине Адама и всели его прямо рая сладости (Быт.3,23-24). Это изгнание из рая есть первое отлучение человека от непосредственного общения с Богом, сопровождавшееся для человека тяжелыми последствиями. Близкий доселе к Богу, он стал далеким от Него, чуждым Ему, рабом Его. Он лишился прежних своих преимуществ, и проклятие (что равносильно отлучению человека от Бога), отселе тяготеет над всей землей. Лишившись непосредственного руководства Божия, он чаще и чаще нарушал теперь волю Божию, глубже и глубже падал нравственно; а чем глубже были эти падения, тем грознее раздавался голос Владыки Бога, подвергавшего человека наказанию за всякое преступление против Его закона.

Ветхозаветная история немало дает нам примеров таких наказаний, или отлучений, совершаемых Самим Богом. Так, после проклятия, бывшего еще в раю в наказание за первое грехопадение прародителей (Быт.3,14-24), Он изрекает проклятие на первого сына прародителей, на братоубийцу Каина: и ныне, говорит Он ему, проклят ты на земли, яже разверзе уста своя прияти кровь брата твоего от руки твоея... Стеня и трясыйся будеши на земли (Быт.4,11-12). А затем во Всемирном потопе истреблено было как недостойное милости Божией все развращенное человечество, за исключением Ноя с семейством. После потопа, когда вновь размножившееся человечество не оказалось лучше, мы снова видим целый ряд отлучений, исходивших от Самого Бога, а позже произносимых от Его имени верными рабами Его в лице первосвященников, пророков и благочестивых царей. Эти отлучения были или общие, каково, например, проклятие, произнесенное Моисеем на преступников закона (проклят всяк, иже не пребудет во всех словесех закона, еже творити я, (Втор.27,26; ср. 28,15-68), а также Иисусом Навином на Иерихон (Нав.6,16), или частные, в отношении к определенному лицу, каковы, например, отлучение и казнь Корея, Дафана и Авирона (Чис.16,1-40), отвержение Саула (1Цар.15,10-33) и др. Эти-то и другие подобные им непререкаемые в своем божественном характере и действенном значении примеры отдельных и как бы случайных отлучений и положены были в основу того обряда отлучения от религиозного общения, какой существовал у иудеев послепленного периода.

Уже Ездра ясно упоминает об этом учреждении как о действительно существующем (2Езд.9,9), а позднейшие раввины во многих местах Талмуда сообщают о нем подробные и обстоятельные сведения. Иудейское отлучение, по свидетельству Талмуда, имело три степени. Самая низшая из них называлась "нидуи" (nidui, от nidoa - отделять, исключать, выгонять, по-гречески афоризин, см. Лк.6,22) и состояла в том, что подвергшийся этому наказанию отлучался на 30 дней от сообщения с другими, и никто, кроме жены и детей, не смел подходить к нему ближе, чем на 4 фута. Ему не позволяли ни стричься, ни бриться, ни мыться и вместе с тем обязывали носить траурную одежду. Кто умирал в отлучении, на гроб того суд повелевал бросать тяжелые камни в знак того, что он достоин побиения камнями. Никто не смел ни сопровождать праха его на могилу, ни оплакивать его смерти. Посещение храма отлученным этой степени хотя и дозволялось, но существовали особенные ворота, чрез которые они должны были входить в храм и выходить из него. Принимать и оказывать услуги, давать наставления и выслушивать ответы отлученному хотя не воспрещалось, но с непременным соблюдением узаконенного правила, т.е. на расстоянии четырех локтей. Раввины насчитывают 24 греха, за которые подвергали малому отлучению, например, сопротивление мирскому или духовному начальству, богохульство, клятвопреступление, свидетельство против единоверцев пред языческими судьями, продажа язычникам недвижимого имущества и т.д.[14] Каждое частное лицо имело право подвергнуть этому наказанию другое, только при этом оно обязано было представить достаточно уважительную причину. Если же оно не было в состоянии сделать этого, то само подвергаемо было подобному наказанию. Если это отлучение налагало не частное лицо, а суд, то при этом делались всегда предостережение и особый вызов в суд. Отлученный освобождаем был от наказания только тогда, когда обнаруживал искреннее раскаяние и решительное обещание исправиться. Если же он не делал этого в продолжение 30 дней, то срок отлучения увеличивали иногда на 60, а иногда на 90 дней; а если и после этого он продолжал упорствовать, то его подвергали великому отлучению, которое называлось "херем" (cherem, от charam - выбрасывать, извергать, по-гречески экваллин, см. Лк.6,22). На этой второй степени отлучение всегда соединяемо было со многими и ужасными проклятиями, причем всегда публично обнародовался приговор с обозначением его оснований. Произносил этот приговор суд; но когда какие-либо обстоятельства не позволяли суду довести дело до конца, то для продолжения его нужно было соединиться, по крайней мере, 10 членам общества. Действия херем состояли в совершенном исключении осужденного из общества, в совершенном устранении от религиозного общения, в строжайшем запрете всякого сношения с ним, а иногда и в конфисковании его имущества. Отлученный не имел права ни учить, ни учиться, ни принимать услуг, ни оказывать их другим. Никто не смел подходить к нему, за исключением тех только случаев, когда нужно было доставлять ему необходимые средства к жизни. Кто осмеливался вступить с отлученным в общение, тот сам подвергался такому же наказанию. В случае исправления и чистосердечного раскаяния отлученного его разрешали от наказания, и это разрешение совершалось тою же высшею властью или тем же самым лицом, которое и определяло наказание. Разрешительная формула очень краткая и простая: "absolutio tibi est et remittitur"[15]. Если же и после этого отлученный оставался непреклонным, то следовало третье и самое тяжкое отлучение - шаммата, которое совершалось публично и торжественно, при соблюдении определенных церемонии, и сопровождалось еще более запальчивыми проклятиями[16]. Отлучение в этой последней степени имело такое значение, что отлучаемому, во имя Божие, воспрещалось возвращение в общество верующих навсегда, и он представлялся уже суду Божию. Действительно ли словом шаммата обозначается последняя и самая тяжкая ступень отлучения, или же это наказание тождественно с "нидуи" - вопрос этот, бывший долгое время предметом спора ученых, не приведен к окончательному решению, но для нашей цели это и не существенно важно. Нам довольно знать, что отлучение у иудеев существовало, и существовало в довольно определенной форме, и что это наказание вызывалось обстоятельствами и внутреннею необходимостью как неизбежное средство для поддержания общественной дисциплины и порядка.

Уже в том обстоятельстве, что она посредством крещения свободно принимает в свои недра всякого, кто исповедует ее учение и обещает исполнять ее заповеди, заключается вместе и естественное для нее право, полномочие - отторгать от недр своих тех из сочленов, которые ниспровергают ее учение и вредят ее дисциплине; так что если бы Божественный Основатель Церкви и не сделал в этом отношении никакого особого постановления, то обстоятельства религиозной жизни сами собою вынудили бы церковную власть сделать из этого естественного права практическое употребление, и это было бы вполне законно и справедливо.

Но как ясно вручил Господь апостолам и их преемникам право и власть крестить и таким образом вводить в Церковь достойных, так точно ясно же уполномочил Он их и отлучать от нее недостойных. Ясное указание на дарование Господом Церкви этого последнего полномочия находится в заповеди Его, записанной в Евангелии от Матфея: Аще же согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между тобою и тем единем, аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего (Мф.18,15). Таковы первые слова этой заповеди; они означают, что если ближний твой обидит тебя словом или делом или причинит какой-нибудь вред, то не переноси этого дела в суд тотчас же, но стань прежде глаз на глаз с обидчиком, объясни ему его неправоту и постарайся сам лично склонить его к миру, раскаянию и исправлению. Если успеешь в этом, то ты спас его, произвел в нем нравственный переворот и возвратил на путь добра; ибо, как говорит св. ап. Иаков, обративый грешника от заблуждения пути его, спасет душу от смерти и покрыет множество грехов (Иак.5,20) - Аще ли тебе не послушает, пойми с собою еще единого или два; да при устех двою или триех свидетелей станет всяк глагол (Мф.18,16), - продолжает Господь; т.е. если первая попытка твоя к обращению грешника останется без последствий, то усугубь свои увещания, поставь дело гласно, сделай обидчику наставление при свидетелях, чтобы слова твои в их присутствии имели более силы, и он, видя их единомыслие с тобою, тем скорее пришел к сознанию своего греха и исправлению; ибо "Спаситель, - как говорит св. Иоанн Златоуст, - ищет пользы не оскорбленного только, но и оскорбившего". - Аще же не послушает их, повеждъ Церкви (Мф.18,17), т.е. если и пред лицом свидетелей останется он непреклонным, а твои убеждения к исправлению без успеха, в таком случае ты вправе заявить об этом обстоятельстве представителям Церкви, дабы эти последние, в присутствии общества, еще публичнее и убедительнее сделали ему вразумление и еще настойчивее потребовали от него исправления. - Аще же и Церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь (Мф.18,17); т.е. если он настолько окажется закоснелым в своем порочном направлении, что пренебрежет и священным авторитетом церковных представителей, окажет и им явное и упорное сопротивление, тогда уже представители Церкви вправе отлучить его как упорного и неисправимого от своего общества и низвести его на степень таких людей, которые совсем не принадлежат к Церкви.

Что в таком именно, а не в другом каком-нибудь смысле нужно понимать приведенные слова Христовы: эсто си оспер о эфникос кэ о тэлонис - буди тебе, якоже язычник и мытарь, - это не подлежит сомнению. По связи речи, их нельзя понимать в том смысле, что если согрешивший брат не послушает и Церкви, то ты, обиженный, вправе смотреть на него как на бесчестного человека и, прервав с ним всякое общение, оставить его на его нечестивом пути, как это утверждают протестанты. Здесь Господь говорит о решении дела Церковию; следовательно, о деятельности пострадавшего истца тут не должно быть и речи. Представители Церкви, долгом служения своего призванные к обращению грешника на путь спасения, делают ему наставления - напоминания об его обязанностях и предостережения от опасности, стараясь склонить его к раскаянию. Если же он на все это отвечает упорством и сопротивлением, то они именно и имеют право в деле сопротивляющегося их власти и авторитету идти далее и произносить окончательный судебный над ним приговор: эсто си оспер о эфникос кэ о тэлонис. Что в данном случае имеются в виду действительно представители Церкви как действующие лица, это ясно вытекает и из непосредственно следующих за этим слов Спасителя, в которых Он, обращаясь к апостолам, говорит: Аминь 6о глаголю вам (имис), елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: слово имис, стоящее здесь параллельно предыдущему слову экклисиа (Церковь), ясно указывает на одинаковую деятельность как для этой (Церкви), так и для тех (апостолов). Если при настоящем вязании действующими лицами и судиями, решающими дело и определяющими наказание, являются апостолы, то тоже самое содержится и в более общем выражении экклисиа.

Что же касается до самого судебного решения или приговора, определяемого здесь церковною властью, то несомненно, что под ним разумеется отлучение от Церкви, анафема, и слова эсто си оспер о эфникос кэ о тэлонис суть не что иное, как прямая заповедь Спасителя об отлучении. В самом деле, если мы поближе рассмотрим политическое и религиозное отношение, в каком находились иудеи к язычникам и мытарям, то нас поразит здесь резкий рубеж разобщения и взаимного исключения. Иудеи в высшей степени ненавидели и презирали язычников как не принадлежащих к избранному народу Божию[17], а язычники, в свою очередь, совершенно уклонялись от внешних сношений с иудеями как с враждебным им племенем человеческого рода, и эта неприязнь их была так велика, что язычник в случаях даже самой крайней нужды не решался не только просить каких-нибудь услуг у своего соседа иудея, но и принимать их, хотя бы они предлагаемы были ему без всяких с его стороны домогательств. Он готов был скорее в совершенной беспомощности предать себя воле судеб, чем нарушить заветный обычай своей нации. Точно так же и мытари были предметом всеобщей ненависти и презрения (Мф.9,10; Лк.7,34), частию по причине тех несправедливостей и притеснений, какие делали они при взимании пошлин, частик" же, а пожалуй, и главным образом потому, что собранное они прямо передавали на сторону римского правительства и соблюдали только его интересы. Поэтому они как нечестные люди и вымогатели, с одной стороны, и как изменники своего народа и религии, - с другой, настолько были ненавистны для всех, что считалось за грех иметь с ними какое-либо общение. Иногда их даже подвергали как врагов своей религии и своего племени формальному отлучению от религиозного общения в синагогах. Если же такие именно, а не другие, были во времена Христа отношения между иудеями и язычниками и мытарями, то что другое Спаситель мог выразить словами эсто си оспер о эфникос кэ о тэлонис, как не уполномочение представителей общества отлучать от Церкви отъявленных и закоснелых грешников, нарушителей ее законов, и ставить их в такое же отношение к верующим, в каком находились язычники и мытари к иудеям, так, чтобы все избегали сближения с ними и смотрели на них уже не как на своих собратий по вере, а как на чужих?

Справедливость такого понимания приведенных слов Господа явствует и из того, что данное место Евангелия понимаемо было в смысле заповеди об отлучении (анафематствовании) всею древнею Церковью[18]; но самым непререкаемым, даже для протестантствующих, свидетелем того, что Христос в этих словах действительно разумеет отлучение от Церкви и преподает особенное на это право апостолам и их преемникам, конечно, должен быть назван св. апостол Павел. Строгою речью упрекает он коринфское общество и его представителей в своем послании к этой Церкви (1Кор.5,1-5) за то, что они так долго терпели в своей среде кровосмесника и не удаляли его от своего общества. Что же касается его самого, то он хотя и заочно, но давно уже определил предать преступника сатане в измождение плоти. Если выражение эрин эк мэсу имон (изъять из среды) и однозначащее с ним парадунэ то сатана (предать сатане) могут быть понимаемы не иначе как в смысле отлучения церковного, и если апостол говорит выше, что он определяет это наказание во имя и силою Иисуса Христа (эн то ономати... син ти динами ту Кириу имон Иису Христу), то это, несомненно, указывает на его убеждение в том, что право отлучения от Церкви имеет свое основание в Божественном учреждении и даровано Христом Его апостолам[19]. Эта же мысль руководит им и в действиях его относительно Именея и Александра, о которых он говорит: их же предах сатане, да накажутся не хулити (1Тим.1,20). Ибо здесь он, хотя прямо и не говорит, что он действует именем и силою Христа, но та уверенность, та смелая решительность, с какою он совершает это дело, совершенно ясно показывают, что он вполне убежден был в своем Божественном полномочии на это дело и смотрел на свое определение наказания как на нечто понятное само собою и непререкамое. На свое высокое полномочие отлучать от общения с Церковью он довольно прозрачный намек дает еще, когда обращается к коринфянам с властным словом: Что хощете: с палицею ли прииду к вам, или с любовию и духом кротости? (1Кор.4,21). Наконец, когда после самого строгого и настоятельного убеждения коринфян к покаянию и исправлению своей порочной жизни вообще и к воздержанию от нецеломудрия и разврата в частности, он высказывает им угрозу: не сый у вас сие пишу, да не пришед, безщадно сотворю по власти, юже Господь дал ми есть в созидание, а не на разорение (2Кор.13,10); то в этом опять заключается ясное указание на дарованную Христом ему, а следовательно, и другим апостолам и их преемникам власть отлучать упорных и неисправимых сынов Церкви от общения с нею.

Согласно этим изречениям Священного Писания наша Православная Церковь с самого начала существования держалась и держится того убеждения, что отлучение есть Божественное учреждение и что епископы, определяя такое наказание, действуют во имя и по поручению Бога. Св.

"Бог, - говорит он, - посредниками и служителями Которого они при этом являются, сохранит их" ("О единстве Церкви"). Блаженный Августин епископу Авксинию, отлучившему от Церкви известного Фелициссима со всем его семейством без достаточных оснований, пишет, что "он должен отменить свой приговор, потому что отлучение его противно как правосудию и справедливости, так и христианскому смирению и кротости, ибо он невинных подверг такому наказанию, которое, будучи Божественным установлением, влечет за собою самые тяжкие последствия, касаясь не одного только тела, но и души, делая для последней сомнительною возможность спасения. Блаженный Иероним, с употреблением буквального выражения ап. Павла, говорит: "Мне не подобает сидеть прежде пресвитера, ибо он может предать меня сатане, в измождение плоти, чтобы дух спасти. Как в Ветхом Завете не повиновавшийся левитам изгонялся из стана и побиваем был камнями, так и теперь подобного рода противник усекается мечом духовным, т.е. извергаемый из недр церковных предается во власть и на истязание злого духа." Это место дает ясный намек на учрежденное Самим Богом (Втор.17,12) наказание смертию. Бл. Иероним ставит это наказание по его происхождению и цели на одну степень с новозаветным отлучением и это последнее понимает, следовательно, как Божественное учреждение. Прекрасно и недвусмысленно выражает эту мысль и св. Иоанн Златоуст, когда, рисуя тяжелые последствия отлучения, говорит: "Пусть никто не презирает узы Церкви, ибо вяжущий здесь не человек, но Христос, даровавший нам эту власть, и Господь, сподобивший людей такой великой чести".

Так как Церковь право отлучения всегда понимала как право, дарованное ей Самим Христом, то она, следуя примеру апостолов, с самого основания своего делала из этого права практическое употребление. Папа Виктор отлучил еретика Феодота-священника[20]. Монтан и его приверженцы были подвергнуты запрещению малоазийскими соборами[21], а Маркион, сын понтийского епископа, за тяжкий грех нецеломудрия отлучен был от церковного общения отцом своим. Все эти факты относятся ко II веку, и едва ли нужно замечать, что впоследствии, когда все более и более росло число верующих членов, все более и более ослабевала ревность по вере и упадала первоначальная нравственная чистота в их жизни, употребление этого наказания становилось все чаще и чаще.

Хотя невольное, но несомненное доказательство того, что церковное отлучение есть Божественное учреждение, дает, наконец, и протестантская Церковь. Исходя из того положения, что в учении и практике церковной можно принимать и оправдывать только то, что основано на Священном Писании, она употребляет отлучение как живую часть церковной дисциплины, как средство к сохранению последней. Как сам Лютер[22], так и Кальвин[23], на основании приведенных ими мест Св. Писания, также признавали Божественную инициативу отлучения, как и наша Православная, а затем и католическая Церковь. Согласно с последними и они приписывали ему те же самые действия, свойства и силу[24]. Символические книги протестантской Церкви также высказываются за соблюдение отлучения, а в церковных постановлениях различных стран встречаются нередко предписания даже и о том, как, каким способом и порядком оно должно совершаться и какими словами должен произноситься приговор о нем.

Если все сказанное нами доселе приводит нас к заключению, что отлучение состоит в совершенном устранении от Церкви, что оно основывается не на естественном только праве, но учреждено Самим Христом, то этим далеко еще не исчерпывается понятие и содержание этого наказания. Оно состоит не в одном только внешнем изъятии или отделении от общества верующих, но сопровождается несравненно более важными последствиями и действиями - последствиями духовно-нравственного свойства. Установив отлучение словами: аще же и Церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь, Господь наш Иисус Христос присоединяет к этому такие знаменательные слова: аминь бо глаголю вам, елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси (Мф.12,18). Таким образом, здесь идет дело о таком приговоре церковного суда, о таком наказании, действие и границы которого шире, чем судебные решения мирских властей, - о наказании, переходящем за пределы земного бытия, наказании, касающемся души, которое, будучи произнесено на земле, имеет подтвердиться, остаться в своей силе и на небе. Внутренняя действенность отлучения не такова, конечно, чтобы оно само по себе, независимо от нравственного состояния отлучаемого, отделяло от Бога и лишало Божественной благодати. Если бы оно, хотя бы и совершенно правильным, узаконенным образом, произнесено было над невинным человеком, то это нисколько не изменило бы его отношений к Богу, не отдалило бы его от Бога, - только грехи могут удалять его от Бога и лишать Его благодати. Грех и произведенное им разобщение с Богом есть необходимое предположение действительного отлучения. Внутренняя сущность последнего состоит в том, что оно подвергает грешника, и без того разобщенного с Богом, еще большей опасности и к одному его несчастию прилагает новое несчастие. Ибо оно лишает человека той помощи и благодати, которые Церковь предлагает всем своим собратьям. Оно отнимает у него те блага и преимущества, которые приобретены им в Таинстве св. Крещения. Оно совсем отсекает его от церковного организма. Для отлученного чужды и недействительны уже заслуги и ходатайства святых, молитвы и добрые дела верующих. Ему недоступно принятие Святых Тайн, он лишен и тех благ, которые отсюда изливаются на верующих чад Церкви. Он оторван от Христа и Его живого Тела, от Его искупительных заслуг и тех благодатных средств, какие доставляют они человеку.

Таково по своему свойству наказание отлучения, наказание, поистине, тяжкое и страшное. Будучи наложено на земле, оно не слагается и на небе; начавшись во времени, оно продолжается вечно.