Монаху нести труд духовничества вовсе не просто. С одной стороны, ему лично ПОЛЕЗНО, когда о нем люди имеют весьма отрицательное мнение, так как осуждения со стороны людей помогают ему смиряться. От болезненного сердца возносится к Богу более глубокая молитва. Легче дается крик к Богу о спасении всего мира, так как сам он живет страданием, подобным страданию столь великого множества людей на земле. С другой стороны, если он несет служение духовного отца, то всякое дурное слово о нем внушает недоверие к нему со стороны лиц, которые нуждаются в наставлении, в утешении, в поддержке. Печаль его становится двойною: за себя самого, живущего недостойно званию своему, с другой — за вред, наносимый всей Церкви, всему человечеству, когда разрушается авторитет священнослужителей. Непослушание слову духовных отцов равносильно отвержению слова Самого Христа. (Приемляй вас, Мене приемлет, и отвергающий вас, Мене отвергает).

Так важно, чтобы среди священников или епископов было самое настоящее взаимное уважение, почитание. Чтобы прекратились между ними обвинения друг друга, борьба за власть, зависть к превосходящим своими дарованиями. Даже если и есть некоторые недостатки в том или другом служителе Церкви (а кто совершен из людей?), лучше внушать верующим доверие к тем священникам, к которым они легко могли бы практически обращаться в силу географических условий или еще почему‑либо. Самое доверие христиан к священнослужителям будет источником вдохновения для последних сказать истинное слово. Мы знаем из слов Самого Господа, что “на Моисеевом седалище” восседают недостойные лица, и все же Христос говорил народу, чтобы они слушались своих пастырей, соблюдали повелеваемое ими, не подражая их образу жизни или деяниям.

Старец Силуан не имел определенного духовника в течение всей своей монастырской жизни. Обращался к тому, кто в данный момент был ближе, свободнее принять. Предварительно он молился, чтобы Господь благоволил о нем и через духовника дал ему оставление грехов и исцеление души.

Когда я имею дело с больными, тогда внимание мое направлено на их духовное состояние: знают ли они Бога и уповают ли на Него? Страдания же, боли и даже житейские катастрофы отступают на второй план. Как бы ни казалась ничтожною причина страданий человека, их нельзя презирать. Часто, и даже слишком часто, источником скорбей бывают неутоленные искания страстей греховных. Даже и в таких случаях духовник думает только об одном: как возможно исцелить человека сего. У людей, истомленных нищетой и трудами, и малый повод может вызвать великую боль, и на глубину болезни обращена его, духовника, молитва. Соболезнование всякому горю людскому естественно вызывает в душе духовного отца молитву. И что весьма характерно служителю Христа — так это узрение начальной вины всех бедствий и тягостных судеб вселенной. В сердце его скопляются муки всего мира, и он молится с печальным сердцем за всех и за всё.

На Святой Горе я значительно легче встречался с больными монахами, чем по приезде в Европу с живущими в миру. Первые (монахи) внутренне обращены к Богу, и все переводилось в духовный план. В Европе же превалируют психические напряжения; благодаря чему вынуждается духовник проявлять соучастие в том же плане, чтобы помогать людям. У одра таких больных, случалось, я включался в их страдания и духом, и душевно, и даже телесно, так что и тело мое молилось за них. Редко, но все же бывали случаи, что Бог принимал мои молитвы и исполнял то, о чем я просил Его. Неясным осталось для меня, почему иногда при меньшем напряжении молитвы моей ход болезни изменялся положительным образом, тогда как в другие времена при более глубоком молении состояние больного не улучшалось видимо.

Заметил я, что если во время молитвы за кого‑либо в душе происходило преломление скорби сердца на покой и радость, то это явление всегда бывало верным признаком, что молитва услышана, и дано исцеление тому лицу.

Я не искал дара исцелять болезни тел. При молитве за недугующих я все предавал в волю Бога, Который знает, что нужно для каждого ради его спасения. Я совсем не уверен, что такая установка, т. е. избегание моего личного воздействия, была причиной бесплодности многих моих молитв. Я никак не хотел стать “чудотворцем”: мысль об этом почти пугала меня. И все же, как бы вразрез сему, были случаи, когда молитва оставалась безрезультатной и верующий печальным — приходила мысль, что священнослужителям необходимо свидетельство от Бога, что Он слушает их молитвы и удовлетворяет их прошения. Умножение помощи просящим о помощи чрез священника укрепляло бы веру многих в Церковь. Да и Сам Господь молился Отцу: “Отче… прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя” (Ио. 17: 1).