— Смотри, к примеру, больная поясница может не иметь для организма серьёзных последствий, однако эта боль сковывает, "парализует" человека, и он не может двинуться. А вот боли другого рода тело терпеть может.

— Геронда, боль ожесточает человека?

— Если человек не относится к боли духовно, то она может его ожесточить. Однако, относясь к ней духовно, он имеет мир и утешается божественным утешением. Потом болезнь становится праздником, торжеством. Человек радуется, потому что он будет причтён к исповедникам и мученикам. Святые мученики забывали боль, потому что их любовь ко Христу была сильнее, чем их боль и её нейтрализовала.

— А разве человек, который испытывает боль и не относится к ней духовно, не очищается?

— Человек мирской очищается, но монах — нет.

Соучастие в чужой боли

Когда человеку больно за ближнего, это некоторым образом приводит Бога в умиление. Бог радуется, потому то такой человек своей любовью показывает, что он находится с Богом в родстве, и это даёт ему божественное утешение. [Если бы этого божественного утешения было], то человек не мог бы выдержать боль за своего ближнего.

— Геронда, как можно почувствовать чужую боль?

— Если ты тоже испытываешь боль, то ты думаешь о боли другого человека, встаёшь на его место и большую боль испытываешь не за себя, а за него. То есть твоя собственная боль помогает тебе понять боль других. А когда ты принимаешь свою собственную боль с радостью, то ты утешаешь и тех, кому больно. Но, конечно, одно дело — это просто узнать, что кто-то заболел, а другое дело — заболеть самому. Тогда ты понимаешь больного. Раньше, слыша слово "химиотерапия", я думал, что это "химотерапия"[113], то есть я думал, что раковым больным в качестве лекарства дают соки, натуральную пищу. Откуда мне было знать, что такое "химиотерапия"? Однако сейчас я понял, что это за мука.

— Геронда, а что переносится тяжелее — химиотерапия или облучение?

— Тяжелее? Одно другого не легче — и облучение и химиотерапия... И хуже всего то, что все эти процедуры отбивают аппетит. Тебе надо хорошо есть, но ты не можешь есть ничего. А врачи настаивают: "Тебе надо есть хорошо". Надо-то надо, ну а как тут будешь есть, если все эти химиотерапии и облучения отбивают аппетит и превращают тебя в труп! Когда я проходил облучение, то, несмотря на то что весь горел, совсем не мог пить воды. Даже вода вызывала во мне отвращение. Меня начинало от нее рвать[114].

— Геронда, если бы вы согласились на операцию чуть раньше...

— Что там "раньше"! Я о том, чтобы мне выздороветь, не молюсь, потому что, болея раком, страдаю с теми, кто испытывает страдание. Я лучше понимаю тех, кому больно, и соучаствую в их боли. Но, кроме того, болезнь духовно полезна и мне самому. Я прошу только о том чтобы быть в состоянии ухаживать за собой самостоятельно и помогать другим. Однако пусть будет так, как хочет Бог.

Если у тебя есть болезнь и она тебя не занимает [то есть ты не обращаешь на неё внимания], то ты, если так можно выразиться, имеешь право просить Бога, чтобы Он улучшил состояние здоровья других людей. Но и тот человек, у которого ничего не болит, пусть хоть немного пострадает за тех, кто испытывает боль. Как говорили фарасиоты: "Я понесу твою котомку", то есть я возьму на себя твою боль, твою муку, твоё горе.