Вот каких благих последствий лишаемся мы, когда представляем Бога где-то далеко. Тогда вера наша как бы тоже уходит вдаль, остывает. И наоборот, когда мы зрим Его "близ" себя, тогда всё оживает... Посему я и сказал, что не вполне благоразумны наши детские представления о "небесности" Божией, как об отдалённости. Но несмотря на это наше несовершенство. Спаситель всё же благоволил научить нас в Молитве Господней именовать Бога "Небесным". Следовательно, мы обязаны усмотреть в этом слове тот смысл, который благоугодно было вложить Ему в него. Я позволяю себе допустить, что этим Он учил нас не только мысли о надмирности, премирности Бога, не только как существа духовного, не только как непостижимого уму человеческому, но и как Бытия действительного, совершенно отличного от всего тварного, земного, материального – хотя бы в самом тончайшем смысле этого слова... А если так, то оказывается, что так называемое "детское", "простое" представление наше о Боге, как о Существе "далёком", уже не так далеко от истины. Но только не должно отдалять Его настолько, чтобы погасла самая вера и живость ощущения Его: Бог премирен, но и близок. Премирен – по существу; близок – по Божественному благодатному вездеприсутствию к нам; но Он совсем-совсем не то, что мы, тварь. Он Небесный, Он – Дух.

А отсюда тотчас же следует последствие, о котором прекрасно сказал апостол Павел ослабевшим нравственно колоссянам: "Ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога. О горнем помышляйте, а не о земном... Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолопоклонство, за которые гнев Божий грядет на сынов противления, в которых и вы некогда обращались... А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись (сбросивши) ветхого (страстного) человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его... Итак, облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно... как Христос простил нас, так и вы. Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий" (Кол. 3, 1-15). И дальше: "Жены, повинуйтесь мужьям... Мужья, любите своих жен и не будьте к ним суровы. Дети, будьте послушны... Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали. Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога. И все, что делаете, делайте от души, как для Господа, а не для человеков" (Кол. 3, 18-23).

Я намеренно выписал так много из слов апостола Павла, чтобы в нашем сознании осталось не столько высокое богословствование, сколько полезное и правильное духовное настроение и практические жизненные святые выводы из слова "Небесный".

Это особенно интересно по сравнению с колоссянами. Как видно из послания (Кол., гл. 2), там любили заниматься философствованием и пустыми обольщениями, только видом мудрости; между тем в жизни их общины стали наблюдаться совсем невысокие нравы: нечистота, вражда, гнев, сребролюбие и проч. И чтобы смирить их, апостол советует им вместо этих мнимо-возвышенных "философий" обратить внимание на свою жизнь. Основанием же к святой жизни он указал на вознесшегося ко Отцу Христа. Они (по-видимому, под влиянием гностических фантазий) занимались рассуждениями о выспренних предметах, о степенях ангелов, об отношении их ко Христу (учение об эонах). Апостол же говорит им, что действительно всё сосредоточено во Христе одном, о Котором и подобает помышлять. Христос же вознесся на небо – о небесном, а не о земном и подобает помышлять христианину, бросив всякую "пустую философию". Христианство дано нам не для теорий, а для жизни. А эта жизнь на небесах, а не на земле. Таким образом, это столь обычное для нас слово "небесный" совсем не оказывается безжизненным, а наоборот – самым жизненным: оно сразу возвышает наш ум туда, где наш Бог Небесный; оно отрывает нас сразу от земного; вводит в молитву в самом начале её некий дух чистоты, возвышенности, святости; оно отрывает нас от привязанностей к этому страстному, тленному, временному миру; оно возводит нас на небо, хотя бы мыслью, вниманием, устремленностью туда. И как говорилось в общем обзоре Молитвы Господней – она сразу же отделяет нас от земли своим "мироотреченным" духом. Всё – к Богу, к Небу, где живёт Небесный Отец.

Это слово "небесный" приводит естественно к покаянию: "Какой же я "небесный сын" Истинно Небесного Отца?!"

Как я далёк от Него! И невольно из этого слова "небесный" прокрадывается незаметно, но правильно, дух смиренного сокрушения и покаяния о своей "земляности"... А вслед за ним, пожалуй, может прокрасться и лукавый дух; под видом сокрушения он хитро подставит уныние и малодушие: "Ты так далёк от неба, как небо от земли, и потому бесплодны твои возношения к небу; Бог так высок и далёк от тебя, что тебе и не стоит обращаться к Нему, чтобы не прогневать Его своими грехами".

Но вот тут на помощь приходит то первое слово, которое произнес Спаситель: "Отче наш!" Отец! Нет, Отец не бросит своих детей. Отец Сам выбежит навстречу к кающемуся детищу... И тогда сердце опять наполняется надеждою, с которой так тепло стучит в него слово "Отец"...

И теперь мне кажется, что слово "Небесный" и "Отец" взаимно восполняют друг друга. Отец – это любовь, нежность, милость, прощение, попечение, надежда, радость... А Небесный – это святость, совершенство, надмирность, премирность, возвышенность Бога над всею тварью... Там – как бы тепло; здесь – прохлада. А если образно считать их, то получится не разнеживающая, не расслабляющая земная горячность, а тепло-прохлаждающая вечная заря. Так и поётся про Спасителя на вечерне – "Свете Тихий" – при свете вечернем. А в древности Бог явился пророку Илии в виде "гласа хлада тонка", т.е. в веянии тихого ветра (3 Цар. 19, 12).

Итак, слово "Небесный" вносит в Молитву Господню понятие о надмирности Бога и требование чистоты, святости.

Отец Небесный зовёт и меня к Небу с земли к Себе!

Ещё об имени "Отец"

Ум и сердце всё вращаются ещё около "Отца нашего".

А. Думалось: если бы даже вместо всей молитвы осталось лишь одно слово -"Отец" -и тогда в нём было бы сказано всё прочее: остальные слова и прошения могут включиться в это святое имя. Как? "Отец" (или мать в жизни чаще) всё знает, что нужно нам. Так и сказано в Евангелии: "Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом" (Мф. 6, 32). И ещё прямее: "Знает Отец ваш... прежде прошения вашего" (Мф. 6, 8). И непосредственно за этим Спаситель сказал молитву "Отче наш". Она кратка. Но в слове "Отец" заключено всё последующее. Так и дети нередко (особенно в младенчестве, когда ещё не умеют лепетать) говорят лишь одно слово -"ма-ма", а она уже знает, в чём нуждается ребенок... И к Богу обращаться можно с одним словом -"Отче!"... И приходилось обращаться, когда страдает сердце и нет сил ни обещать, ни просить даже. Тогда вырывается это одно надёжное слово – "Отче"... И всё отдаёшь на Его благую и всемогущую силу и любовь...

Часто и в житейском быту мы говорим: "О, Господи!", "О, Боже!" Помню в Санкт-Петербурге одна старушка споткнулась возле академии, и сразу вырвалось у ней это слово: "Ой, Господи!"