Молитва господня

Р.  Отец... Следовательно, Ты хочешь спасти нас... И можешь. Прошло.. Молю... Как знаешь, -"ими же веси судьбами" (молитва в конце 3-го часа).

С. Отец... Если и не хочу делать святое, хочу грешного. И тогда всё-таки языком или умом повторяю Отцу: не хочу, а спаси... Есть на утренней молитве такие слова: "Но аще хощу, аще не хощу, спаси мя"... Я думаю, что большею частию мы не хотим избавиться от влекущего греха. И следовательно, остаётся просить: не хочу, а спаси. Отче!

Т.  Отец... Как это слово приближает Бога...Близок Он к нам...

Мне приходили мысли, что это преславное имя должно предшествовать каждый раз всем прочим прошениям. Всякое обращение остаётся всё время, пока мы беседуем с кем бы то ни было или просим его. Но я обращаю на это внимание потому, что несмотря на всю чрезмерную ценность этого благословенного имени "Отец", мы забываем его даже после того, как произнесли его с чувством и пониманием. Пока ещё я говорю это слово и задерживаюсь на нём вниманием, я ощущаю радость и благодать "Отечества" Божия ко мне, но как только перехожу к дальнейшим просьбам, то уже погружаюсь в их смысл оторванно от имени "Отец". Иначе сказать, я опять стою просто пред "Богом", но уже не "Отцом". А это совершенно неправильно по существу и может значительно менять дух дальнейших молений. И наоборот, когда я всё время стою в памяти об "Отце" моём и нашем, то это отражается и на тоне моих прошений. Как? Увидим сейчас, при объяснении их. А пока я дерзаю помнить и чувствовать это святое имя в течение всей молитвы неотступно. Пусть "Отец" проходит через всю её.

А это приводит меня к мысли и чувству, что в Молитве Господней это слово и этот дух (Отечества) окажется главенствующим, господствующим. И к тому, что было говорено мною в общем обзоре молитвы (о Боге, надежде, мироотреченности), не только нужно добавить это понятие Отца, но и поставить его даже на первое место по смыслу и духу молитвы... И тогда получится, что основная идея её заключается не просто в слове и бытии "Бог", но непременно – "Бог – Отец наш". Это и придаёт тот дух необъятной надежды, какой мы чувствуем во всей молитве. Приведу для ясности некоторые переживания последних дней на литургии.

Вот станет на сердце тяжело от разных воспоминаний... И обращаешься к Отцу... Он знает всё мое прожитое и настоящее... И вижу (по многим признакам) – не оставил меня. И не желает оставить: Он – Отец... И станет снова покойно...

Или вижу свою беспомощность. Сердце впадает в малодушие и уныние. Опять обращаюсь к Нему как к Отцу. И снова надежда возвращается в душу: Он поможет!

И много-много подобных утешительных надежд входит в моё сознание, когда начинаешь вчувствоваться в это чудное слово. Всего после и не вспомнишь.

Прочитал я свои объяснения простой женщине – богомолке. Она слушала с глубоким вниманием. После я спросил её: – Какие впечатления остались в душе твоей? Она сначала стеснялась высказаться, а потом ,по просьбе моей, ответила: – Утешительно!

– А не подаёт ли мое объяснение повода к мысли: ну-де Бог милостив – можно и грешить: Он всё простит?

– Не-ет! И сокрушение в душе остаётся. Я весьма порадовался такому восприятию: значит, я не перегнул ни в какую сторону.

Но всё же сам стою и хочу стоять на милости Божией. Бог есть Любовь. Это мне даёт жизнь и поддержку.

Но часто снова забываешь про это. И нужно напоминать себе самому: Бог – Отец.

И это даёт живость в вере, и молитве, и спасении.