Духовная традиция восточного христианства

Пятнадцатое правило Василия[1209] представляет здесь особый интерес, так как оно трактует всегда актуальную проблему: можно ли в самом деле воспитанием вознести кого‑либо к совершенной жизни и девству?

Твердо убежденный в этом, Василий отвечает, что религиозное исповедание может быть результатом лишь «личного убеждения и суждения того, кто его произносит». Но тогда для чего же воспитание? Педагогическая помощь содержит три ценных элемента: 1) ребенок получит «элементарные понятия с самого начала»; 2) он будет вооружен примерами набожности, которые будут преподаны ему»; 3) наконец, «приобретенная привычка даст ему легкость поступать хорошо», так как «душа ребенка пластична и податлива, нежна и мягка, как воск, и она легко подается лепке согласно формам, которые в ней запечатляются»[1210]. Выполнив эту программу, личность воспитателя отступает перед авторитетом праведного Судьи, который отныне распределяет вечные награды или вечные наказания.

ГЛАВА СЕДbМАЯ НЕГАТИВНЫЙ ПРАКСИС

1. Делание Духовная жизнь — дело Божье

Книга Бытия рассказывает о великом «сотворении» Бога (Быт 22). Для Иисуса дело Божье или дела Божии (έργον или έργα[1211]) — это вся жизнь, это все то, что наполняет его жизнь. Так, когда слушатели задают ему вопрос, который прямо касается их самих: «Что нам делать, чтобы творить дела Божии?» (Ин б, 28) — Он отвечает: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого он послал» (Ин б, 29). Дело Бога, таким образом, есть жизнь веры, следование за Христом.

Выражение «дело Божие» получило самое широкое распространение и многообразное толкование в монашеской литературе. В греческих текстах то έργον του θεού не означает литургию (opus divinum по–латыни) — но вообще аскезу[1212]. Согласно словам Афанасия, «дело Божие» девственника заключает в себе все необходимое для соблюдения девства[1213]. Авва Исайя постоянно возвращается к этой мысли: «О! Какой великий κόπος есть путь Божий!»[1214]. Epyov противопоставляется ясхяеруоу, внешнему делу, которое не является «делом души»[1215].

Монахи глубоко убеждены, что духовная жизнь многотрудна: «Нужно много κόπος, и если нет κόπος’а, не будем иметь Бога с собой»[1216]. Иоанн Копотос идет до лаконического определения монаха этим словом κόπος. «Поскольку монах много трудится в любом деле (εις πας έργον κοπιά), постольку он — монах»[1217]. Согласно словам Василия, духовные дары приобретаются «трудами и потом» (πόνοις και ιδρώσι)[1218]. Следует «сражаться и вести войну» (ποιεΐ,ν άγώνα και πόλεμον), говорит Псевдо–Макарий[1219]. В славянских языках эта работа выражается словами «труд» и «подвиг»[1220]. Подвижник означает аскет.

Понятие праксис (делание)

Было сказано, что theoria является идеалом греков, и это, без сомнения, верно. Однако ни одно из утверждений не должно быть слишком обобщено. Античная тенденция praxis’ а будет всегда оставаться живой, будучи, что вполне естественно, господствующей вначале[1221]. К концу античности противопоставление активной жизни и созерцательной стало столь классическим, что школьным упражнением было обсуждение заслуг той и другой[1222].

Однако употребление терминов в частных контекстах часто трудно определить[1223]. Словарный запас языка сыграл в этом свою роль; чтобы обозначать действие, греческий язык имеет два специальных понятия ποιήσις и πράξις. Элемент «тяжелой работы», человеческого усилия, труда закрепляется в процессе эволюции языка за вторым термином[1224]. Для Плотина praxis означает «нечистое действие», связанное с оскверненной материей, к которой оно направлено; это действие человека в теле. Действие Бога есть ποιησις[1225].

В христианской лексике praxis в своем наиболее широком значении может означать спасительный поступок. Использование слова praktikos, чтобы обозначить монаха, который отличается своей духовной жизнью, часто встречается у Евагрия[1226]. И так как в вопросе о примате молитвы в духовной жизни царит полное единодушие, созерцание истины и экзегетика являются для Оригена «наиболее чудесным Божьим делом»[1227].

Но вслед за древними греками, которые сузили понятие praxis до деятельности, осуществленной телом в материальном мире, а theoria — до умственной деятельности, христиане также начали проводить тщательное различение между теорией и практикой[1228]. Но в то же время эти термины подняты на высший уровень. Theoria обрела духовный смысл, чтобы обозначить «истинное знание»[1229]. Praxis также приобрел у Евагрия весьма своеобразное значение, так, что познание Бога разделяется на две компоненты: делание и созерцание[1230]. Евагрий дает следующее определение: «Праксис представляет собой духовный метод, который очищает эмоциональную часть души»[1231].

Это определение, как бы знаменито оно ни было, остается еще негативным. Григорий Богослов дает более общее объяснение и, следовательно, более расширенное: «Theoria состоит в рассмотрении умопостигаемого (σκέψις νοητών), чем является praxis в области действия»[1232]. Разумеется само собой, что это действие предполагает не грех, а добродетельный поступок. И так как практика добродетелей, что касается христианина, есть следование заповедям, первая из которых есть любовь, практика будет не чем иным, как жизнью согласно вере во Христа и подражанием Спасителю.