Среди философов древности апологетами Божественного Провидения были стоики. Бог стоиков это не верховный владыка мира, а всепроникающая рациональная сила[889]. Эпиктет рассматривает не только всеобщий промысел, но и частное провидение. «Прежде всего необходимо знать, что Бог есть, и Он осуществляет свой Промысел в мире, от него невозможно утаить не только поступки, но даже намерения и мысли»[890]. Довод Цицерона справедлив и в отношении провидения применительно к отдельным личностям: из факта признания богов следует признание того, что они управляют миром[891].

Стоики, даже если они остаются последовательно верны своей исходной мысли, учат, что Провидение есть закон мира. Оно является космическим по преимуществу и не направлено непосредственно на человека. Оно совершенно логично, потому что все определяет Логос, который порой отождествляют с ειμαρμένη, μοίρα, судьбой[892].

Некоторые стоики искусно различали Бога и мировой порядок, но для большинства из них порядок есть Бог, Провидение, Судьба, Природа. Недвусмысленно эту идею выразил Сенека, сказав, что Юпитеру «подходит любое имя»: «Угодно назвать его судьбой? Не ошибешься. Хочешь назвать его Провидением? Будешь прав. Желаешь назвать его Природой? И в этом не будет ошибки. Назвать его миром? Это не будет заблуждением: он есть все, что ты видишь, проникает в каждую из своих частей, и он поддерживает самого себя и все то, что ему принадлежит»[893].

Фаталистическая тенденция получила большее развитие во втором веке, когда стоицизм испытал влияние астрального фатализма, происходившего из Халдеи. Когда Григорий Нисский пишет свой Трактат против Рока, астрологический фатализм описывается как один из наиболее естественных способов представить неумолимую судьбу, которой подчинены все человеческие существа[894]. Само собой разумеется, эта тенденция еще более усугубила проблему свободы, сложность которой Портик осознал с самого начала[895].

Таким образом, отцы были вынуждены защищать отеческое Провидение Бога. Уже Климент Александрийский написал трактат Περί, προνοίας[896], и византийские авторы будут обращаться к этому вопросу на протяжении всей истории[897].

Божественное домостроительство

Провидение отождествляется с тем действием Бога, которое получило в христианской литературе название оцкопотща. Иоанн Златоуст описывает этим термином осторожное поведение человека, который, прежде чем начать действовать, принимает во внимание общую ситуацию, дипломатические или стратегические интересы и то, как Бог ответит на действие человека[898]. Тем же термином он описывает воплощение Христа, которое он квалифицирует как oikonomia по плоти.

Но чаще всего Иоанн Златоуст применяет этот термин к плану, замыслу Бога относительно человека. Это домостроительство движется к цели, которая состоит в спасении и славе, она простирается как на нынешнюю жизнь, так и на жизнь будущего века. Он относит к Божьему домостроительству ереси, действия злых людей в этом мире, дьявола, демонов, Антихриста, потрясения, стихийные бедствия, страдания. Итак, мудрое руководство миром в его космическом и историческом бытии составляет «домостроительное» действие Бога[899]. Оно предстает глазам человеческим как чудо, перед которым человек «преисполнен восхищения и изумления»[900].

Определения и цель провидения, различения

Эти определения в сущности различаются между собой у Максима Исповедника; вот два из них, которые следуют друг за другом в Ambigua [901]. «Провидение, согласно учению богоносных отцов, — это забота Бога о существах», или «воля Бога, благодаря которой все существа должным образом приготовлены к соответствующим целям»[902]. Цель Провидения, по словам преп. Максима, состоит в объединении в Боге всех существ, созданных им[903], его первая и величайшая тайна — это Христос, крест Христа[904].

Иначе говоря, цель Провидения состоит не только в сохранении природы, но и в ее искуплении и обожествлении[905]. Таким образом, оно принимает три формы: συντηρητική, сохранительную; επιστρεπτική, приводящую к Богу; παιδευτική, воспитательную или наказывающую[906].

В терминах, которые напоминают о космической пневме стоиков, первые отцы говорят о роли Провидения. Климент Римский говорит о Боге, который «покрывает (έμπέριεχοντος) вселенную»[907]. Аристид видит Господа Бога нашего, который, хотя един, присутствует во всем[908].

В связи с идеей космического Провидения возникает вопрос: каков характер (непосредственный или косвенный) его отношения к предметам этого мира? Один вопрос возникает по поводу этого космического Провидения: занимается ли оно всеми вещами прямо или косвенно?[909] Св. Климент Александрийский пылко отстаивает универсальность Провидения, вплоть до мельчайших деталей, ничуть не настаивая на том, что Бог управляет всем сам. На грани видимого мира он помещает сонм посредников, блаженных ангельских легионов, иерархизированных, но объединенных единым Словом[910].

Это различение традиционно. Уже Афинагор различает непосредственное и опосредованное Провидение[911]. Эта идея заимствована из современной ему культуры[912]. Ангелы и демоны у отцов наделены тысячами функций. Тем не менее они выполняют космическую роль.