3. Абсурдность фаталистского решения, как если бы зло было бы предрешено. Иоанн Златоуст постоянно повторяет, что фатализм есть бесовское внушение, чтобы страждущего по вине лукавого отдалить от Бога[937].

4. «Бог не создал зла»[938]. Если происхождение зла искать не в сотворенных вещах, следует ли приписывать его Богу? Это искушение человека, который в своих страданиях обвиняет Создателя.

Все, что выходит из руки Божьей, говорит св. Василий в своей знаменитой проповеди, есть выражение благости Бога.

Προαίπεσις — источник зла

В рассказе о сотворении мира добродетель человека занимает особое место. В самом деле, отчасти это зависит от него самого. Бог поставил человека перед «древом познания добра и зла», оставив ему возможность выбрать послушание и наслаждение древом жизни или послушаться голоса соблазнителя^ обрекающего на смерть (Быт 2, 8. 17), — таково решительное испытание свободы, которое повторяется в жизни каждого человека.

«Итак, откуда происходит зло? — спрашивает Иоанн Златоуст.

— Спросите самих себя. Не очевидно ли, что оно есть результат вашей свободы и вашей воли (προαίρεσις). Несомненно, и никто не станет утверждать противное»[939]. Это в самом деле общее для всех ортодоксальных авторов учение. Выбирая зло, человек создает разрушающие его силы и катастрофы, которые осаждают мир: «Отсюда проистекают болезни в городах и среди народов, засуха в природе, неплодородие земли, исчезновение городов, землетрясения, наводнения, поражения войск, кораблекрушения…»[940].

Божественное Провидение в бедствиях

Постоянно возникает вопрос: какова роль Бога во всех несчастных случаях, которые столь часто потрясают жизнь человека? Златоуст использует глагол συγχωρέω. Кажется, что он тем самым сознательно подчеркивает согласие Бога, который позволяет и не препятствует[941]. Более того, против тех, кто возмущен странным бездействием Провидения, он отвечает со всей определенностью: божественная οικονομία бесконечно превосходит человеческий разум[942]. Уверенность в том, что Бог правит всем, составляет надежду христиан в злоключениях[943].

Можно обратиться к Сократу в поисках источника четкого различения физического и нравственного зла[944]. Во всяком случае, отцы много настаивают на этом принципе: физические бедствия не являются подлинными бедствиями, но, напротив, они суть орудие благости Бога[945]. Что сказать о нравственном зле, о грехе? Ориген не колеблясь отвечает Цельсию, что, даже если Бог не сотворил нравственного зла и даже если зло остается всегда злом, никакое несчастье не ускользает от его могущества: даже грех может стать полезным для мира и человека благодаря Божественному Провидению[946].

«Провиденциальные» грехи, разумеется, с трудом находят себе место в поучениях духовных писателей, и для умозрительных авторов они остаются совершенно непроницаемой тайной. Таким образом, все внимание концентрируется на доказательстве полезности физических бед, страданий и боли.

Полезность страданий для грешника

Отцы различают страдание грешников и страдание праведников, уточняя при этом, что это различие не является в полной мере адекватным[947].

Н. Бердяев считает, что «идея, согласно которой страдание есть наказание за грехи, есть идея экзотерическая»[948]. Однако она сообразуется с требованиями античности[949]. Отцам не чужда теория о дополняющих противоположностях (concordia discors): гармония мира достигается посредством несоразмерных элементов, которые образует единство, как звуки образуют мелодию[950]. Более того, они показывают превосходство целого над частью, которая должна быть пожертвована во имя целого (Ъопит universale — malum partiale)[951]. Этот bопит universale для Иоанна Златоуста состоит прежде всего в спасительном предупреждении, данном другим: «Наказание падает на наиболее преступных, а другие избавлены, чтобы они могли извлечь пользу из этого примера»[952].